Сама за все в ответе. Yana NeTa

ГЛАВА 1.
Конец сентября, бабье лето. Воскресный тихий день. В парке, под густой листвой еще не начавшего желтеть дерева, стоял высокий русоволосый мужчина. Своим внешним видом он не очень вписывался в окружающий пейзаж: в спортивной черной куртке с чуть накинутым на голову капюшоном, светлых джинсах и тяжелых ботинках с высокой шнуровкой. Среди гулявших семейных пар или мамочек с детьми, одетых легко, еще по-летнему, он выглядел чем-то инородным. И дело было даже не в том, что длине волос могли бы позавидовать все девушки – такой мужской прической уже никого не удивишь. Настораживал его взгляд, который пристально следил за всеми передвигавшимися по дорожкам людьми. Только никто не обращал на него внимания, не интересовался одиноким человеком, явно кого-то выискивающим. Иногда он переминался с ноги на ногу, словно разгонял застоявшуюся кровь, поглядывал на часы и снова замирал.
«Неужели я опять ошибся? Два года! Даже больше… Как сквозь землю провалилась. Все равно найду! Никуда не денешься от меня, милая… – даже мысленно сказанное слово вызвало оскал на лице. – Эти дети так на нее похожи! Но почему с ними гуляла другая женщина? Еще какой-то мужик к ней подходил. А ведь тогда на фото была она, эта… Правда, снимок сделан сбоку, и она смотрит на чертовы самолеты в день этого поганого города. Ну и дыра! Как здесь люди-то живут? Какой надо быть овцой, чтобы сбежать из столицы сюда! Все узнаю. Вот только надо дождаться, там и будет видно: она ли это».
Неподалеку послышались смешки и удивленные возгласы. Невольно повернув голову на шум, мужчина увидел тех самых девочек, идущих рядышком, в светлых коротких платьицах, со смешными тоненькими хвостиками на голове. Они держались за ручки. Поверх одежды на них были надеты странные конструкции, напомнившие наблюдателю шлейки для животных. Позади них шла молодая женщина, которая и вела малышей на поводках. Блузка из той же ткани, что и платья девочек, обычные джинсы, невзрачные балетки – все это говорило об ограниченных средствах этой маленькой семьи. Но у каждого человека забавная троица вызывала улыбку. Только не у мужчины под деревом.
«Она? Нет? Волосы очень длинные, другого цвета. Эта какая-то худая, облезлая… Неужели это она?»
Не выходя из своего укрытия, он позвал уже миновавшую его женщину с детьми:
– Рита!
Никакой реакции не последовало, словно она глухая: как шла, держась за поводок, так и продолжала идти в том же направлении, не вздрогнув, не повернув головы, не сбившись с шага.
– Марго! – послышался его голос чуть громче.
В этот момент одна из девочек остановилась и подняла руки, просясь к маме.
– Олечка, давай еще немного пройдем – вон до того домика, и там я тебя возьму. А Полечка сама пойдет, Да?
Маленькие сестренки переглянулись и, согласившись с предложением, потопали к указанному сооружению. Женщина поспешила за ними. Их преследователь не шевелился, замерев под деревом. То, что он услышал, не оставляло сомнений, что перед ним беглянка, пропавшая несколько лет назад. Тембр ее голоса стал немного ниже, мягче. Может, потому что она обращалась к своим детям? Именно это и затормозило его на несколько мгновений: никогда в той, прошлой жизни, ему не доводилось быть свидетелем такой нежности, обращенной не к нему. Он вышел на тропинку и медленно последовал за женской компанией. Они, тем временем, уже дошли до обещанной точки «свободы». Женщина наклонилась, снимая с малышей их шлевки, и убрала в сумку. Потом посадила Олю на руку, а другую, в которой была сумка, протянула Поле, чтобы она ухватилась за нее. И повернулась лицом к подошедшему очень близко человеку. Ее улыбка на лице и совершенно не узнающий взгляд, обращенный к нему, несколько убавили его уверенность. И все же он выдавил из себя то же имя:
– Рита?
Красивые брови чуть дернулись вверх, глаза моргнули несколько раз, прежде чем она спросила:
– Вы ко мне обращаетесь?
– Да, к тебе.
– Но… Вы обознались, – мягко сказала женщина, теряя улыбку. – Я не Рита.
– Да неужели? – уже нагло и уверенно прозвучал его вопрос. – Ну, тогда я мягкий плюшевый мишка.
Ее лицо совсем утратило доброе выражение. Она быстро посмотрела по сторонам, замечая, что неподалеку прогуливаются «собачники» со своими питомцами.
– Я вас не понимаю. Позвольте пройти.
– Марго, кончай комедию! – повысил он голос.
Сначала захныкала Оля, прижимаясь к матери, за ней сразу же повторила Поля. Женщина угрожающе сверкнула глазами и двинулась на него. Ростом ему по плечо, она все же смогла заставить попятиться странного мужчину.
– Я не знаю, о чем вы говорите.
Маленькая процессия прошмыгнула мимо него так быстро, что он ничего не успел возразить. Да и люди стали обращать на них внимание.
– Ладно… Еще увидимся, – кивая своим мыслям, тихо, но уверенно сказал длинноволосый мужчина.
Он постоял немного, обдумывая свои дальнейшие действия, и все же пошел в том направлении, что и «его Рита» с детьми. В кармане завибрировал телефон. Посмотрев на входящий вызов, презрительно усмехнулся, но ответил:
– Чего надо? Да, нашел. Она. Не твое дело. У тебя есть три дня, чтобы собрать свои шмотки и свалить из моей квартиры. Чего ты не поняла? Еще раз, для тупых: пошла вон, – возмущенный женский голос оглушил его настолько, что пришлось отодвинуть телефон от уха. – И что? Я женат, и ты об этом знала. Три месяца не дают тебе никаких прав. Ты никто. Я, честно говоря, даже не помню твоего имени. Ты и не поняла этого? Говорю же – тупая птичка, зайка, киска. Не запоминаю таких, как ты. Все, я сказал! Три дня! И не звони больше.
Мужчина выключил телефон и прибавил скорость, надеясь догнать ускользнувшую команду.
Женщина с детьми старалась изо всех сил идти, не спеша, хотя сердце толкало ноги перейти на бешеный бег. Но она не хотела пугать малышей, они и так устали и начали хныкать.
– Скоро придем домой, съедим вкусный обед и ляжем спать, – уговоры подействовали, и девочки притихли.
Около входа в парк стоял знакомый мотоцикл. Глаза сами зажмурились, словно пытаясь отогнать увиденное. До дома оставалось минут десять ходьбы. Нервы, казалось, натянулись до состояния тетивы перед выстрелом, в горле дрожал пульс, страх полз под кожей, цепляясь за каждый миллиметр.
«Нет. Нет. Я справлюсь. Я смогу. Только бы добраться до телефона. Только бы не говорить с ним больше, не видеть! Ничего хорошего из этого не получится», – мысли кололи ее, заставляя не отключаться.
Она даже не оглядывалась, уверенная в том, что грохот заведенного мотоцикла сам подскажет, что его хозяин едет по пятам. Но за спиной была тишина. Женщине и в голову не приходило, что преследователь может пойти пешком. Что он и сделал, идя за ней по другой стороне улицы. Так ему стало точно известно, где живет беглянка. Осталось узнать номер квартиры. И ее семейное положение. Именно это и бесило больше всего:
«Ведь за два с лишним года она точно не сидела в одиночестве. Откуда-то же взялись эти заморыши. Я все узнаю! Трех дней мне вполне хватит. Дольше ждал. И все равно будет по-моему».
Уставшие девчонки беспрекословно поели и сразу же уснули, предоставив мамочке время разобраться с возникшими вопросами. Она достала из маленького навесного шкафчика в коридоре старый кнопочный сотовый и дрожащими пальцами, стараясь не наделать ошибок, написала сообщение:
«Ким, помоги! Он нашел меня. Думаю, пара дней у меня еще есть».
Нажала «отправить» и мгновенно успокоилась. Даже смогла погрызть сушку и запить ее молоком. На большее сил не хватило. Пристроившись рядом с девочками, начала уже дремать, когда допотопный телефон «булькнул» входящим сообщением:
«Котька, меня нет в стране. Но помощь уже рядом. Ничего не бойся. Жди. Дай пять!»
Повеяло теплом костра из далекого безоблачного детства и запахом печеной картошки…
– Вот ведь глупая, – прошептала себе под нос, дыша на холодные пальцы, – тут пора все нервы в кладовку спрятать, а я в воспоминания лезу. «Котька»… Эх, Ким, с твоей легкой руки Рита стала Катей. Да и скажу прямо – хорошо получилось! Похоже, даже вздремнуть не получится. Хоть одежду на завтра приготовлю.
Катя тихонько встала, подошла к кроваткам и улыбнулась, глядя на два своих счастья. Девочки, как всегда, спали лицом друг к другу. Ее маленькие «котята», которые любили ходить на поводке.
Она вздохнула и вышла из комнаты. Отдых закончился. Пора было готовиться к следующему дню и радоваться тишине, пока ее не разнесло на клочки взрывом из прошлого.
У нее был еще час времени, в течение которого девочки будут спать. Потом начнутся прятки-догонялки по квартире, поход в магазин, глажка-стирка, кормление, рисование в подаренных раскрасках, купание, укладывание спать, уборка после прошедшего дня… упала-уснула-утро. И так – каждый день. Счастье? Для нее – да. Катя давно привыкла к такому распорядку жизни, очень уставала, иногда хотелось плакать от бессилия, но она тут же вспоминала, что это был только ее выбор. Значит, ей и отвечать за все. И за всех.
Когда они отправились на вечернюю прогулку, а по совместительству в магазин, на улице едва смеркалось. Самым сложным был спуск по лестнице, потому что девочки хотели сами все преодолеть. Они пыхтели, вздыхали, но упорно шли, не давая маме помогать им. Пятиэтажный дом, в котором они жили, был старым, постройки середины прошлого века. Лифт – это что-то далекое, из будущего. Но Катя благодарила владельца этого жилья, который предоставил его безвозмездно. То есть, он сам оплачивал коммунальные услуги, она даже «платежек» не получала. Так ведь ее благодетель еще и оформил все по закону, и налоги платил за сдачу квартиры.
«Только остается каждый день молиться за твое здоровье, Ким, но я даже не знаю, какого ты вероисповедания. Может, ты вообще атеист? И что бы я без тебя делала? А ведь ОН все равно нашел меня».
Мысли неизменно возвращались к тому человеку, которого она видела днем. Была ли рада или напугана этой встречей? Даже самой себе не смогла бы честно ответить на этот вопрос. Но чего ей стоило сегодня не споткнуться, не упасть, не побежать, когда услышала свое «то» имя, произнесенное его голосом, этого не понять и не объяснить словами. На самом деле, Катя вздрогнула, и в глазах у нее потемнело. Только девочки, тянувшие ее вперед своими поводками, сгладили конвульсивную дрожь. Она быстро справилась с шоком, собралась и сделала вид, что ничего не слышала. Шла вперед, желая и боясь оглянуться. А когда все же увидела его, улыбкой так и свело губы: как и много лет назад, застыла, глядя на него. Но когда он заговорил, все очарование прошлого испарилось, зато вернулось ощущение опасности. И вины…
Вечером осень давала о себе знать прохладным ветерком и запахом увядающей листвы. Словно тихой поступью приближалось неизбежное замирание всего живого. В это время года почему-то особенно сильно чувствовалось женское одиночество. И настроение было немного печальным. Еще и самая близкая подруга переехала в другой район города: у нее началась новая страница жизни. Катя была за нее искренне рада, хотя и лишилась почти ежедневной молчаливой поддержки. А пускать кого-то еще в свою семью она не хотела.
– Все-таки мы выбрались на улицу, да? – сказала она вслух больше самой себе, чем своим малышкам.
Девочки вдруг остановились и насуплено смотрели куда-то вперед. Катя, даже не поднимая головы, ощутила, как по спине пробежал озноб. Так на нее всегда действовал его собственнический взгляд. Она наклонилась к дочкам, пристегнула их к поводкам, потому что в магазине это было крайне необходимо, и только потом посмотрела в том же направлении, что и дети: на выброшенном кем-то стуле сидел ее муж, Филипп.
«И как только его высочество снизошло до того, чтобы царственной попой осчастливить старую мебель? Это что-то за гранью моего понимания. Сколько он здесь сидит? Ведь в той же одежде. И пусть сидит. Я его знать не знаю – надо продолжать делать вид», – мысли галопом проскакали в голове, подсказывая ей сделать шаг.
– Оля-Поля? Вы чего замерли? Пошли скорее в магазин, купим вкусного печенья, – подтолкнула Катя дочек.
Потом посмотрела на пристально наблюдавшего за ними мужчину, нахмурилась, покачала головой, но ничего не сказала. Не полицию же ей вызывать. А вот позвонить кое-кому прямо при нем…
– Привет. Завтра – как договорились? Хорошо. У нас? Все нормально. Ага, пока.
Она видела, как Фил поджал губы, отбросил волосы назад, но с места не тронулся. Маленькая компания направилась в сторону всем известного «Магнита» и полчаса точно выбирала печенье, а когда вернулась в свой двор, там уже никого не было. Катя спокойно выдохнула. Откуда ей было знать, что муж наблюдает за ней из темного окна подъезда.
Когда все трое начали свой сложный подъем, Фил уже стоял на лестничном марше между вторым и первым этажом. Не откладывая дела в долгий ящик, решил получить ответ еще на один вопрос: в какой квартире живет Рита? Ведь спрашивать соседей означало лишний раз привлекать к себе внимание. Кто знает, какие тут люди живут? Потому не шевелился, слушая, как пыхтят и что-то бормочут дети, карабкаясь по лестнице. До него долетали уговоры Риты понести их на ручках. Но в ответ она получала двойное:
– Неть!
Когда девичья команда добралась до первого этажа, он аккуратно перешел на следующую площадку, продолжая наблюдать за маленькими упрямыми скалолазами. Его это, скорее, раздражало, потому что затягивало время. Никакого умиления или улыбки не вызывало. Фила интересовала только женщина. Его женщина, которую он хотел вернуть.
«Давай, Марго, покажи мне, где ты живешь? И как ты нашла эту дыру, в которой пряталась, как мышка? Почему ты так изменилась? Сколько лет этим… детям? Судя по тому, что они ходят, наверное, больше года? Чьи они?»
В это время послышался звон ключей, что говорило о конце путешествия по лестнице. Фил осторожно выглянул и увидел, напротив какой квартиры остановилась компания. Девочки стояли перед дверью, мама закрывала их своей спиной. Наконец, раздался щелчок замка. Одного.
– Ну, вот мы и дома. Заходим, заходим. Оля-Поля, двигаем ножками. Так.
Он наблюдал в проем между этажами, как закрылась за ними дверь, потом услышал звук поворота ключа. Выждав еще пару минут, Фил спустился к нужной ему квартире и осмотрел ее.
«Вот ты и попалась, мышка-норушка… Замок один, «глазка» нет, камеры наблюдения тоже. Отлично. Мне просто повезло, что никто не появился в подъезде, пока я тут торчал. Похоже, здесь живут одни старики, а они и носа не высунут, даже если кого убивать будут. Это мне тоже на руку, – рассуждал он, спускаясь по лестнице. – Старая «хрущеба», двухкомнатная нора, окна выходят не во двор. Ясно. На мотоцикле не стоит тут разъезжать, слишком шумно и заметно. Поставлю его на стоянку, возьму машину попроще в аренду – так она не обратит внимания. Надо проследить утром, кто за ней приедет. Там посмотрим. Понаблюдаю, подумаю. Время у меня еще есть. Потом уж валить отсюда. Ну и дыра».
Мужчина вышел из подъезда, несколько раз повел плечами, ощущая, как вечерний осенний ветерок пробирается под одежду, и довольно потянулся. Он нашел свою беглянку, больше не отпустит от себя! Никуда она теперь не денется.
– Надо еще до этого идиотского парка дойти, забрать байк. Надеюсь, никто не тронул. И в гостиницу. Устал, ничего не ел весь день, сигареты кончились. Измотала ты меня, Марго. Как всегда.
Лежа на кровати в шикарном номере самого известного отеля этого города, Фил все равно был не доволен окружающей его нищетой. Его раздражало все: и цвет стен, и дизайн помещения, и запах постельного белья. К тому же чувствовал дискомфорт во всем теле, а сделать массаж… и все остальное было некому. Да и не хотелось никого, кроме нее, потому что Рита снова стала наваждением. Вот никак он не мог понять свою жену.
– Хотя, если вспомнить, откуда я ее вытащил, то можно представить, почему ей легко живется в такой глухомани. Да и то ее родной город ближе к Москве, чем этот.
Филипп расслабился, закрыл глаза и «придушил» подушкой свое изголодавшееся, жаждущее возбуждение. Сила воли и разум оказались сильнее проснувшегося желания и увели его в тот майский день, когда он впервые увидел Риту: она фотографировалась на Красной площади с подружками. Фил там просто прогуливался в ожидании какой-то очередной безымянной пассии. Но его взгляд остановился на необыкновенной девушке, и уже больше ни на кого другого смотреть не хотелось. Она была настолько невинна и нежна, что даже дышать в ее сторону казалось кощунством. Тем не менее, он сразу же опытным глазом определил цену дешевеньких вещичек, что были на ней: серая невзрачная футболка, джинсы и кроссовки с «барахолки» не тянули на стоимость его обычного завтрака. Но больше всего его поразили длинные густые волосы какого-то пшеничного оттенка. Никакой навороченной прически или новомодной стрижки – просто прямые, ровные, гладкие. Конечно, он не удержался и подошел, не обращая внимания на возгласы девчонок, что были с ней. Оказавшись рядом с девушкой, заглянув в ее светло-карие, чуть с зеленцой глаза, Фил понял, что стал ее рабом. И то, как она на него смотрела, сразу подсказало, что у него есть шанс заполучить любовь этого неземного создания. А потом и ее саму. Тогда Рите было двадцать лет, ему двадцать шесть.
Но на это у него ушло долгие два года: пришлось ждать, когда Рита закончит обучение в педагогическом институте, получит свой красный диплом и ответит ему «да» на предложение выйти замуж. Все это время он каждую неделю приезжал к ней в город. Полтора часа в пути после работы в пятницу и столько же вечером воскресенья. Но зато двое суток разговоров, объятий, поцелуев. Никакого секса: она не позволяла ему переступить черту, хотя сама дрожала от его прикосновений. И что ему оставалось делать пять дней в неделю без нее? Сколько их было, тех самых представительниц животного мира, чьи имена он забывал сразу же, а иногда и не спрашивал? Фил не считал это изменой. И был полностью уверен, что Рита догадывается о его похождениях. Все-таки за два года подружки уж точно задавали ей разные вопросы на эту тему.
А еще он пытался понравиться ее угрюмым родителям, но так и не преуспел в этом. Вернее, они относились к нему с подозрением, не веря в то, что их наивная девочка могла заинтересовать столичного «хлыща». Сколько раз он слышал, как мать Риты шепотом воспитывала ее, что ничего хорошего не получится, что они слишком разные, что у него «девок там, наверное, миллион». Вспоминая все эти выражения, Фил и сейчас улыбался. Но Рита так его любила, что никого не слушала, лишь твердила матери в ответ: «Я сама за себя в ответе». Единственное, на чем настояли родители, чтобы брак был зарегистрирован официально в их городе. Филу было все равно, только скорее бы забрать свою любимую из этого болота. И сразу после вручения ей диплома они поженились. Уехали в Москву в тот же день, свадьбы не было ни тогда, ни позже, потому что оба не хотели никакого шумного праздника. Кроме документов и одежды, в которой Рита была одета, невеста не взяла ничего. А его не интересовало ее «приданое» – родители Фила обеспечили единственного сына всем необходимым для безбедной жизни и еще год назад перебрались на ПМЖ в Испанию. Отец оставил его представителем в собственной фирме, куда ежедневно, кроме выходных, Филипп являлся на работу и честно присутствовал с девяти до восемнадцати часов. Понимая, что когда-то родительская компания будет принадлежать ему, вникал во все тонкости, но не особо напрягался, потому что все же первым лицом являлся отец. Мать частенько сетовала, что вырастила эгоиста, но прощала сыну абсолютно всегда, хотя особых проблем он и не доставлял. К двадцати восьми годам Фил имел все, а теперь получил и любимую жену. Это было шесть лет назад.
Находясь один на один с самим собой в «затрапезном» номере провинциальной гостиницы, он смог все же расслабиться, потому что нашел свою пропажу. У него было очень много вопросов к Маргарите, на которые она обязательно даст ему ответ. А пока Фил вспоминал день за днем три с лишним года счастливой супружеской жизни. Ни разу за это время у него не появилось ни мысли, ни желания изменить жене. Он ее обожал, боготворил, и она отвечала ему тем же. С первой брачной ночи и до самой последней они были единым целым. Фил всему учил Риту, постепенно и не спеша, наслаждаясь каждым мгновением рядом с ней. Она оказалась нежной, мягкой и очень отзывчивой, не стеснялась, доверяла ему полностью и безоговорочно. Ему нравилось лепить ее под себя: как опытный мастер настраивает дорогой уникальный инструмент, так и он формировал ее удовольствие и наслаждение. Первый год совместной жизни не было пропущено ни одной ночи, а порой и утра, и дня без того, чтобы подарить друг другу обжигающую страсть.
Он удивлялся тому, как Рита чувствует его: даже на расстоянии, с какой бы стороны улицы или здания он к ней ни приближался, она всегда находила его взглядом в толпе. Как будто ловила сердцем излучаемую им любовь.
Поначалу Фил пытался ввести жену в свою компанию, но потом оставил эту затею: ее не принимали «девушки из высшего общества». Мужчинам-то было все равно, кого выбрал их товарищ, а вот дамочки кривили накачанные губы. Марго по этому поводу не переживала, потому что говорить с ними было не о чем, а трах-силикон-бабло ее не интересовали. Она как-то, без обид и капризов, предложила мужу сходить одному на такую встречу. Он был поражен этому и сказал тогда, что без нее ему там делать нечего, и тоже не пошел. Так, постепенно они совсем отвалились от его компании, по выходным гуляли, ездили на природу, ходили в кино и театры, просто лежали рядом на диване и читали одну на двоих книгу.
Фил не мог вспомнить, чтобы они хотя бы раз поссорились по-крупному. Не было такого в их трехлетней совместной жизни. Пока он находился на работе, Рита занималась тем, чем ей хотелось: могла готовить целый день, ходить на занятия по обучению шитью или вязанию, гулять, читать, спать – все, что душе угодно. Она, правда, одно время усиленно пыталась устроиться по специальности, и муж не возражал, но из этой затеи ничего не вышло, потому что в Москве учитель без опыта работы и связей никому не интересен. Просить Фила подключиться и помочь ей Рита не догадалась, а ему было лучше, чтобы она не работала: зачем эти нищенские рубли за тяжелый учительский труд, когда он всем обеспечивает свою маленькую семью. Так и осталась Маргарита домохозяйкой.
Пару раз она задавала вопрос, почему они предохраняются? Ведь ей к тому времени уже исполнилось двадцать пять, а ему тридцать один. Но Фил ответил, что они так мало еще пожили для себя, не во всех странах мира побывали, не все чудеса света видели, а с ребенком им точно этого не светит.
А потом… Сейчас он уже точно не помнил, но прошло еще несколько счастливых месяцев, прежде чем Рита оставила его. Он тогда торопился домой с букетом цветов в предвкушении вечера только вдвоем, но его встретила тишина, приготовленный ужин и записка на столе:
«Не ищи меня, я ушла от тебя. Не звони родителям, они все равно ничего не знают. Я виновата. Обманула тебя. Прости. Прощай».
Она не взяла ничего с собой, кроме документов. Все, что Филипп покупал ей, осталось в квартире. Даже обручальное кольцо.
Ночь давно вступила в свои права. Грустная луна заглянула в окно, чтобы увидеть, как разметались по подушке длинные русые волосы спавшего мужчины. Он обнимал подушку, иногда что-то шептал во сне, словно звал кого-то, вздрагивая, проверял время в телефоне и снова засыпал. Прошлое и настоящее перепуталось в его сознании, но Фил чувствовал даже во сне: она здесь, неподалеку. И скоро он получит ответы на все свои вопросы.
Утро понедельника для Кати всегда было тяжелым: дети после двух выходных дней не хотели рано вставать, собираться и идти в ясли. Но в последнее время нашлась уловка, которой пользовалась мамочка Оли-Поли.
– А кто за нами сегодня приедет? – наклоняясь к дочкам в кроватки, спросила она. – А кто хочет поехать на машине в ясли?
Копошение под одеялами усилилось, и светловолосые макушки медленно оторвались от подушек. Катя по очереди вынула девочек из кроваток, вздохнула и – день помчался по кругу.
Без двадцати семь в дверь тихонько постучали. Сестренки, уже одетые в спортивные костюмчики побежали в коридор, зазывая мамочку следовать за ними.
– Иду-иду! – сказала Катя, выпуская девочек в подъезд, где их уже встречал ее добродушный коллега по работе. – Привет, Денис. Бери девчонок, я дверь закрою. Слушай, я вас хочу сфотографировать, пока погода хорошая. У нас есть минутка?
– Есть. Успеем все. Что тут ехать-то? На машине семь минут. Да, бандитки?
Мужчина, приехавший за Катей, был чуть моложе ее, среднего роста и телосложения. Их знакомство и общение раньше ограничивалось только работой, а с недавнего времени Денис иногда оказывал помощь с машиной. Девочки уже не хотели садиться в коляску, а утром с ними в транспорте было сложно. Один раз услышав, как Катя тихо бормочет, что у нее нет сил бороться с двумя непослушными «котятами», он предложил их подвезти, да так и привык к этому.
«Мне ведь по пути», – просто сказал Денис.
Кате нравился его добрый веселый характер, к тому же она продолжала учиться не отказываться от помощи. И еще одна немаловажная деталь характеризовала молодого человека с положительной стороны: его не интересовала Катя, как женщина. Он просто хотел помочь по доброте душевной. Девушки у него не было, свободное время Денис проводил в тренажерном зале, стараясь накачать мускулатуру, поэтому переживаний по поводу того, что Катя с дочками мешает его личной жизни, не было.
Они вышли из подъезда все вместе, и только тогда она обратила внимание, что Денис и Оля-Поля одеты почти одинаково. Это вызвало у нее непроизвольную улыбку.
– Как ты умудрился выбрать такую же футболку?
– Так на одном рынке-то одеваемся, – простодушно ответил он. – Давай, фотографируй. Мы позируем.
Погода все еще радовала теплом и солнцем, видимо, бабье лето решило задержаться еще на недельку. Даже слабого ветерка не было. Казалось, что природа замерла… перед бурей. Катя вдруг почувствовала озноб, как когда-то давно, словно вернулась в прошлое: ощущение, что на нее смотрит Фил, крепло. Девочки, сидевшие на руках у Дениса, начали проявлять недовольство, а он улыбался в объектив, и все это на фоне ставшего родным подъезда. Почему Кате вдруг захотелось оставить на память это мгновение? Потому что где-то в глубине души она чувствовала скорые перемены, только не знала, какими они будут.
Сделав несколько снимков, она убрала телефон, взяла Олю на руки и пошла к машине, осторожно оглядывая двор. Но никого не заметила. Припаркованных машин было немного, все вокруг просматривалось. Никого. И Катя успокоилась, решив, что ей показалось. Девочки уже сидели в креслах и, как всегда, держались за руки. Несколько минут покоя их мамочке было обеспечено. Денис, не спеша, вырулил на дорогу. Через некоторое время за ними следом выехала темная машина с тонированными стеклами. За рулем был Филипп. Его крайне заинтересовала увиденная у подъезда сцена. В груди сердце громыхало так, что ему казалось, именно его стук и услышала Рита, когда начала озираться. Он сам не понимал, как удержался, чтобы не выскочить из машины и не навалять по шее этому «малахольному отцу».
– Какого черта? Что здесь происходит? Куда они так рано? Чуть не упустил. Если бы минутой позже выехал… Но ведь даже семи еще нет! – тихо возмущался Фил, продолжая ехать за ними.
А Катя обратила внимание на треск мотоцикла, что медленно ехал в соседнем ряду. Ожидая увидеть мужа на байке, она очень удивилась, когда поняла, что ошиблась: черноволосый короткостриженый мужчина угрюмо-уставшего вида был без шлема, в теплой одежде, и совсем не смотрел в их сторону. У нее отлегло от сердца. Мысли переключились на предстоящий рабочий день, когда впереди показался детский сад.
– Приехали. Выгружаемся! – скомандовал Денис.
Филипп наблюдал, как все четверо поспешили на территорию детского учреждения, и принялся ждать, когда Рита выйдет обратно. Но время шло, а ее не было.
– Может, она через другую дверь сбежала? В этих муравейниках столько выходов! Подожду еще, вдруг…
Слова застряли на языке: он увидел, как Рита, вышедшая на площадку, встретила молодую женщину с малышом, поздоровалась, улыбнулась, наклонилась к ребенку, что-то сказала ему, и тот помахал своей маме рукой. Потом повернулся к Рите и прижался к ее ногам. Глядя на все это, через прутья забора, Фил обомлел. Он не хотел верить своим глазам: она принимала одного за другим детей, общалась с родителями, улыбалась и выглядела абсолютно счастливой среди кучи совсем маленьких детей, которые прыгали, галдели, смеялись. Правда, эти были постарше ее девчонок. Филипп даже вылез из машины, чтобы удостовериться – Рита-воспитатель собиралась проводить с малышами зарядку.
– Она бросила меня ради этого? Чтобы вытирать сопли, менять горшки и жить впроголодь? Дурь какая-то! А этот несуразный мужик куда делся? Может, он тоже воспитатель? – уже с издевкой прозвучал его вопрос, обращенный самому себе. – О! Вот он! Охранник? В детском саду? Мир сошел с ума… Нет, надо забирать ее отсюда. Погуляла, поигралась, и хватит.
Рита, ставшая Катей, была искренне благодарна заведующей, которая когда-то выслушала ее, приняла беременную на работу… уборщицей. Приходилось работать на полторы, а то и две ставки, чтобы хоть как-то подготовиться к рождению малыша и создать финансовый запас. Первое время на новом месте она выходила из дома только по делу, потом закрывалась в квартире и думала, думала, думала. Катя пыталась осознать, как могло с ней такое случиться? Но в истерику или панику никогда не впадала, понимая, что от нее зависит здоровье будущего ребенка, да и ее тоже. Кто будет растить малыша, если с ней что-то случится?
Иногда ей казалось, что она, словно раненая волчица, заползла в укромное место, прячась от охотника, стремясь собрать силы и зализать свои раны. Раны на сердце, в исполосованной душе, в сознании. Как?
А ведь Ким просил ее не торопиться. Не послушала никого.
– Ким… – это имя всегда вызывало нежную улыбку на губах. – Он всегда смеялся, говоря, что из меня Марго, как из него балерина. Не нравилось ему, как меня зовут.
До встречи с ним Рита была обычной беззаботной девчонкой: посиделки в дворовой беседке, прятки, догонялки, классики-скакалки, печеная картошка в поле, за домом, и «страшилки», рассказанные шепотом в большой компании таких же перепачканных золой ребятишек. Вкус детства с запахом дымка, и безграничное счастье, когда все еще впереди. Взросление началось неожиданно.
Ей было четырнадцать, когда она впервые увидела парня «экзотической наружности» из соседнего двора. И это единственное мягкое выражение в его адрес из тех, что она слышала постоянно. Он был выше ста восьмидесяти ростом, вовсе не качок, даже слегка сутуловат. Черноволосый и кареглазый. Рите он казался загадочным и недосягаемым, как кинозвезда. Его семья приехала на несколько лет для службы по контракту, на одно из предприятий их городка. Это была не первая командировка корейских специалистов, поэтому Ким вполне хорошо говорил по-русски. До этого он учился заочно в каком-то университете, но перевелся в местный политехнический на очное отделение. Ему было двадцать. Рита влюбилась – первое необыкновенное чувство, о котором она поведала своей подружке, а та благополучно разнесла секрет всей дворовой компании. Информация дошла и до Кима. Он уже сам обратил внимание, как на него смотрит молоденькая девчушка: не мигая, широко открытыми глазами, в которых плескался восторг. Рита, по наивности своей, маме тоже рассказала, что ей нравится взрослый мальчик из соседнего двора. Когда мать увидела этого «мальчика», ей стало дурно:
– Рита! Ты смерти моей хочешь, что ли? Он же, мягко говоря, совсем не такой, как мы!
– Он очень красивый! – с придыханием прошептала дочь.
– Ты слепая? Может, надо зрение проверить? Да с ними никто почти не общается! Они сами по себе. Да и парень-то взрослый. О чем ты вообще думаешь?
– А что с ними не так? – искренне недоумевала Рита. – Родители у него приветливые, спокойные, воспитанные. И Ким тоже.
– Ким? Это имя? Надо же так назвать! У них и фамилия Ким.
– Так он Ким Ким? – мечтательно улыбнулась она. – Здорово! Ким-Ким. Как колокольчик звенит.
– Рита, – строго сказала мать, – не смей и думать о нем. Хотя, наверняка, он на тебя и не посмотрит. Зачем ему проблемы?
И мама оказалась права: парень не обращал внимания на малолетку. Но как-то раз – в очередной раз – идя по улице, он услышал оскорбительные смешки компании девушек в свой адрес. Ким-то знал, почему это происходит: он отверг их всех. Но Рита, которая оказалась рядом, не догадывалась о взрослых играх и бросилась на защиту корейца. Она пристыдила девчонок, которые были лет на пять старше, и дело грозило перерасти в потасовку, но Ким вернулся, молча взял Риту за руку и под изумленные возгласы увел с собой. Она чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете. Правда, недолго – до первой скамейки. Они сели рядом, и Ким тихо и спокойно объяснил ей, что ничего между ними не может быть в силу возраста, разного менталитета, его незаинтересованности в отношениях вообще. Да и семья его кочует постоянно, а через несколько лет вообще вернется в Корею. Поэтому он мог предложить ей только дружбу, верную и преданную. Ким сказал честно, что поражен смелостью Риты и ее добрым сердцем. Она напомнила ему маленького пушистого котенка, готового броситься в драку с большими котами. Только что не шипела, но когти уже выпустила. Тогда он и прозвал ее полушутливо котькой.
Назвать дружбой их общение можно было с очень большой натяжкой. Она по-прежнему испытывала влюбленность, он это видел и старался не ранить девочку. Скорее, аккуратно оберегал на расстоянии, чтобы ее никто не обидел. Как будто предчувствовал, что ее открытому искреннему сердцу могут сделать больно, погасить искрящийся добротой взгляд. Через пять лет, уезжая, Ким оставил ей недорогой телефончик с большим оплаченным счетом и сказал, что Рита всегда может попросить его о помощи или просто сообщить новость. Она написала ему только через три года: «Я выхожу замуж». Ким-Ким сразу же приехал: он очень хотел посмотреть на того мужчину, которого выбрала девушка. Не стал говорить о том, что слышал разное о ее будущем муже, только решил предупредить, чтобы не спешила. Но все было напрасно: Рита лишь смеялась, рассказывая, как мать удивляется ее вкусу.
– Говорит – один был корейцем, другой патлатый, то есть с длинными волосами. Ругает меня!
– А может, она права? – задумчиво спросил Ким.
– Нет! Что ты? Фил любит меня! А я его.
– Я рад за тебя. Хочу, чтобы ты была счастлива… Я пополню тебе счет, на всякий случай. И не возражай! Мало ли что. Хоть изредка напишешь мне, как у тебя все хорошо.
Так и было в течение нескольких лет, пока он не получил сообщение: «ПОМОГИ».
К тому времени Ким уже не ждал плохих новостей, а потому оказался совсем не готов к такому призыву. Он постарался приехать, как можно быстрее, но на это ушло больше недели. Они встретились днем в каком-то кафе, в центре Москвы. Рита сидела в самом углу помещения и смотрела в окно.
– Ты выглядишь чудесно, – подходя к ней, с улыбкой сказал Ким. – Вроде и повзрослела, а вроде и та же маленькая девчонка. Как ты живешь, чем занимаешься? Только не волнуйся, расскажи мне все, что посчитаешь нужным. Лезть в душу я не собираюсь.
– А ты стал еще красивее, – Ким засмеялся при этих словах, откинув голову назад. – Что я такого сказала?
– Ты единственная, кто считает меня красивым.
– Они все слепцы! Ты очень красивый.
– Хорошо, пусть будет так. Что же случилось с тобой, котька? Или ты соскучилась по моей физиономии?
– Сейчас расскажу. Но ты прав, я соскучилась. И поделиться… этим мне больше не с кем.
Рита смотрела ему в глаза, а Ким видел, что она где-то далеко. Из ее слов, как из кусочков мозаики, начала собираться жизнь обычной девчонки, нашедшей своего принца и потерявшей его. Речь была ровной, без эмоций. Казалось, что для нее уже все решено. Только вот, что решено? Он внимательно слушал, надеясь помочь и вернуть блеск ее глазам.
Поначалу все было хорошо. О такой жизни могла бы мечтать каждая, а Рита и не мечтала, она ее просто получила за свою безграничную любовь к Филу, и он отвечал ей тем же. Несколько лет пролетели, как в сказке. Первым «желтым листочком», упавшим с дерева любви, стал вопрос о детях, заданный мужу. Фил тогда отшутился желанием путешествовать, увидеть мир, подарить еще больше впечатлений своей любимой женщине. Рита пробовала снова и снова поговорить на эту тему, но безуспешно. Ей казалось, что он вообще пропускает эти вопросы мимо ушей. Запомнился случай, когда они гуляли в парке, а чей-то малыш выбежал перед ними за своим мячиком, споткнулся и упал. Он свез колени, ладошки и уже собирался зареветь, но Рита присела перед ним на корточки, отвлекла, успокоила, пока его мамочка мчалась к ним, напоминая курицу, потерявшую цыпленка. Она неслась, вздымая пыль столбом. Очень благодарила Риту, которая возилась с малышом. У Фила не дрогнул ни один мускул на лице, словно ничего и не произошло. Он вообще хотел обойти упавшего ребенка. Пока с малышом занималась его жена, он делался все более хмурым, а потом и вовсе скривил губы, глядя, как женщина вытирает нос своему чаду. Рита тогда спросила, не жалко ли ему ребенка?
– Нет, – резко ответил Фил, – а чего его жалеть? Кто не падал? Поорет и успокоится. Не стоит оно того.
Если раньше она не обращала внимания на его отношение к малышам, то теперь у нее появился «пунктик»: Рита следила, запоминала, делала выводы.
Как-то она простыла во время новогодних каникул и пару раз забыла принять противозачаточные таблетки. Муж напомнил ей об этом. Сделав последнюю попытку поговорить с ним о будущем их семьи и не получив никакой надежды, Рита приняла самостоятельное решение не принимать больше препараты. А вдруг и вовсе не получится иметь детей? Тогда и смысла не будет воевать. Филиппа она любила и не бросила бы его из-за бездетности. И потом, она надеялась, что он изменит свое отношение к детям, если ей удастся забеременеть. Это же будут его дети, а не чьи-то чужие. Надеялась.
Пока не услышала телефонный разговор мужа с его матерью. Это было в начале лета, в субботу утром. Фил обычно рано вставал, занимался на тренажерах, готовил завтрак для жены, будил ее нежными поцелуями. Только в тот день Рита проснулась от подкатившей тошноты, причину которой она уже знала: беременность, шесть-восемь недель. Ей очень хотелось поделиться этой необыкновенной новостью с мужем, но она никак не находила удачного момента.
Сев на кровати, дождалась, пока не станет легче, и только потом осторожно пошла по коридору, потому что ее слегка штормило. Откуда-то, будто издалека, сквозь звон в ушах, доносился голос Филиппа:
– Все хорошо, мам. Да, мы счастливы. По работе? Я отправил отчет папе вчера вечером. Думаю, он будет доволен. Подожди, поставлю на громкую, а то я на «дорожке».
Рита привалилась к стене, пытаясь отогнать головокружение, а разговор между матерью и сыном продолжился:
– Где твоя жена?
– Рита спит еще. Рано же. Мы сегодня идем в «Большой». Она любит ходить в театры.
– Филипп, а вы не думали о детях? Все-таки и ей уже двадцать пять, и тебе тридцать один.
– Не начинай старую песню. Ты же знаешь – никаких детей. Я их терпеть не могу! Ненавижу просто.
– Но у Риты может быть другое мнение. Ты спрашивал ее? Она знает о твоем отношении к этому вопросу?
– Зачем? Ей ни к чему лишние волнения. Нам не нужны эти вечно орущие, вонючие заср**цы.
– Филипп! Как тебе не стыдно! Ты же сам был ребенком!
– Был. Наверное. Не помню. И не хочу этого знать. Вы с отцом хотели подарить мне братика или сестренку. Что-то не решились?
– Конечно! Ты вполне серьезно и осознанно в свои двенадцать лет заявил, что выкинешь его на помойку. Эгоист! Только о себе всегда думаешь! – возмущение и тоска в голосе матери были явными.
Послышался довольный смех Фила, а Рита, словно окаменела, стоя в коридоре, забыв про тошноту и головокружение.
– А все-таки, сын, скажи мне, – никак не унималась женщина, выводя Филиппа из себя, – вдруг случится внеплановая беременность? Мы с отцом хотим внука. Мы бы забрали малыша к себе, он бы вам не мешал.
– Прекрати! – грубый ответ заставил Риту вздрогнуть. – Никаких детей! Сколько можно говорить одно и то же? Повторяю для забывчивых: Рита любит меня больше жизни. Я привязал ее к себе такими узлами, что она никого вокруг не видит. Мы единое целое, и нам никто лишний не нужен. Моя жена должна, и будет любить только меня. А я люблю только ее. Все ясно?
– Сыночек… А вдруг? Ну, пожалуйста.
– Если произойдет осечка, я вытрясу из нее этот мусор! – как выстрел, прозвучал ответ.
– Господи! Что ты говоришь? А если будет поздно? Не уследишь срок. Это же опасно для здоровья Риты!
В голосе матери слышалось волнение и слезы, но Фил не обращал на это внимания, ему были безразличны чужие эмоции:
– Мать, ты становишься слишком навязчивой. Или тебе надо провериться: память стала подводить. Говорим об одном и том же. Если вдруг, каким-то образом, что совершенно невозможно при такой обороне, Рита залетит, тогда он, как бы, «умрет» в роддоме. И уж потом, может быть, перекину тебе, если выживет. Фууу.
Рита не стала больше слушать этот кошмар. Она тихо вернулась в спальню и замерла под одеялом. В голове стучали молоточки:
«Бред. Бред. Бред. Этого не может быть. Это не он говорил… Он. Он. Он».
Пережив потрясение, даже не поняла, потеряла ли сознание, или крепко уснула. Ей привиделось что-то, похожее на старый мультфильм про Снежную королеву: когда Герда выбежала за ворота домика старушки-волшебницы и оглянулась по сторонам, то увидела, что лето уже прошло, наступила поздняя осень. Холодный ветер пронизывал насквозь, рвал с нее одежду, забирался под кожу. А позади нее было сияющее солнце и самые красивые цветы мира, но все это оказалось обманом, мертвой картинкой, домиком страшного монстра. А впереди? Что там?
Фил еле-еле разбудил ее.
– Ты не заболела? – беспокоился он, прикладывая ладонь ко лбу. – Вроде не горячая. Может, врача вызвать?
– Нет! – мгновенно приходя в себя, воскликнула Рита. – Просто долго спала. Надо было раньше меня разбудить. И мы же в театр собирались. Нет-нет, все нормально. Я встаю.
Она очень старалась не показать ему своего ужаса от услышанного, делала все, как обычно, и Фил ничего не заметил. А в понедельник она сразу позвала единственного человека, который когда-то предложил ей помощь, словно предвидел будущее.
– Вот так, Ким, – грустно закончила она свой рассказ.
– Дааа. Не знаю, что тебе сказать. Мне столько же лет, сколько твоему мужу, и я тоже не стремлюсь к детям. Но чтоб вот так. Ладно. Чем я могу тебе помочь?
– Увези меня отсюда. Спрячь! Я хочу родить этого ребенка!
Рита была так эмоциональна, что на них стали обращать внимание посетители кафе.
– Тихо, тихо. Успокойся. Дай подумать.
Теперь Ким смотрел в окно, а она ждала своей участи. Наконец он вздохнул и повернулся к ней.
– Ты не изменишь своего решения? Не пожалеешь, что сбежала от мужа? Ведь ты же любишь его?
– Нет. Нет. Да.
– Ясно. Мне нужно два дня. Я все подготовлю. Есть у меня одно местечко. И верные люди, которые помогут сделать фальшивые, но качественные документы.
Если бы кто-то спросил Риту: «Помнишь ли ты тот день, когда уходила от мужа?», она смогла бы только слабо кивнуть головой, потому что спазм всегда перехватывал горло. Все врезалось в память с момента сладкого пробуждения от жарких поцелуев Филиппа ранним утром – до онемения от полного одиночества в чужой квартире ночью.
Как только Фил ушел на работу, она взяла спортивную сумку, с которой переехала из родного города и изредка ходила на занятия йогой. Сложила туда свои старенькие вещи, документы, зубную щетку. Сняла с себя все украшения, подаренные мужем, в том числе и обручальное кольцо, надела маленькие сережки из прошлой жизни и присела на кровать – перед дорогой. Потом написала записку, оставила рядом с ней ключ от квартиры, постояла на пороге, собираясь с силами, и вышла. В холле первого этажа с ней поздоровался консьерж, сделав отметку в журнале об уходе жильца такой-то квартиры, проводил ее взглядом до стеклянных дверей и потом наблюдал, как она ожидала такси. Разве мог он знать, что за рулем черной неброской машины был вовсе не таксист.
– Привет, Катя, – серьезно сказал Рите Ким, чем вызвал недоуменный взгляд, и положил ей на колени паспорт. – Получи документ и привыкай к новому имени. Мне-то легко: не велика разница между Катей и котькой. А если серьезно, то я не специально. Это случайное совпадение.
Она понимала, что его шутки были направлены на поднятие настроения. Старалась изо всех сил, но слезы сами капали из глаз. Ким припарковал машину на выезде из Москвы и посмотрел на нее.
– Послушай меня, пожалуйста. Кем дальше быть: Ритой или Катей, выбирать только тебе. Я не хочу чувствовать себя похитителем или разрушителем семьи. Твои слезы. Как мне их понимать? Поворачивать назад?
– Нет, Ким. Прости. Это эмоции. Я успокоюсь. Поехали вперед, назад дороги нет. Я – Катя.
Он не стал переспрашивать. В пути они были шесть часов. Ким гнал на предельно допустимой скорости, и хорошо, что дорога это позволяла. Несколько раз он обращался к ней, используя новое имя, словно помогал привыкнуть. Она реагировала нормально, как будто всю жизнь была Катей.
– Город, куда мы едем, промышленный, более шестисот тысяч населения. Он мал по сравнению с Москвой, но больше твоего родного купеческого городка.
– Так и не можешь забыть ограниченность некоторых людей из прошлой жизни?
– Давно привык, не обращаю внимания на это. Слушай дальше. У меня мало времени. Квартира принадлежит мне – лет пятнадцать или двадцать назад мои родители работали на самом внушительном предприятии этого города. Как отец умудрился получить там жилье, не знаю. Теперь оно мое. Так, на всякий случай. Иногда там останавливается мой друг на несколько дней, у него есть ключ. Но это бывает не часто: раз в год, а то и реже. Я предупрежу его. Как приедем, я схожу в жилконтору, отнесу договор аренды. Он уже составлен на твое имя. Плачу за все я. Не буду менять схему, уже все налажено. Вечером уеду. Мне надо вернуть машину, и пора возвращаться домой. Дела. На первое время, пока не найдешь работу, я тебе оставлю деньги.
– Нет, Ким! – возмутилась Катя. – Я должна все сама…
– Успеешь еще «сама, сама». Не спорь. Диплом на новое имя пришлю позже. Все сразу не успел. А ты, значит, осваивайся, привыкай. Если что-то нужно, пиши на тот же номер, что я тебе оставил. Теперь уж можешь со своего нового телефона, который купим в городе. Старую симку надо выкинуть. Или просто вынуть. Если не хочешь, чтобы он тебя нашел.
– Не хочу.
Так началась новая жизнь Риты Стариковой, ставшей по воле судьбы, которая решила подшутить, Катей Новиковой.
Одна… Сама за себя и за не родившегося малыша. Мысли о нем толкали ее вперед. За время жизни с Филиппом она отвыкла от общения с людьми, он закрывал собой весь мир. Теперь ей приходилось учиться всему заново. И искать работу. Поразмыслив, она решила, что лучше детского сада ей места не найти: ведь придется ребенка сразу в ясли отдавать, и находиться с ним рядом было бы хорошо. Потому пересмотрела все объявления и нашла то, что ей нужно. Заведующая, не задавая лишних вопросов, сделала свои выводы. У Кати на руке остался светлый след от кольца, а в паспорте отметки о замужестве не было.
«Значит, свадьба расстроилась, а ребеночек уже «сделан». Наверное, мужик не захотел жениться. Сволочь! А она теперь одна должна мыкаться. И ведь не соврала, сразу сказала, что беременная. Пусть работает. Сначала уборщицей, а там – посмотрим».
И она работала, наблюдала, помогала, замещала. Заведующая не раз благодарила того, кто привел к порогу ее детского сада такую «светлую, добрую душеньку», как она называла Катю про себя. И относилась к ней по-матерински. Со своей мамой Катя поговорила на следующий день после переезда. Сказала, что ушла от мужа, жить будет одна. И звонить редко. Что у нее все хорошо. И главное: не надо сообщать Филиппу, что она звонила родителям. Он не должен ничего знать о своей жене. Мать была в шоке, но держалась спокойно, не упрекала, но и не приветствовала такой самостоятельности дочери. И, конечно, обещала ничего не говорить зятю.
Привыкнув немного к новому месту, освоившись на работе, Катя познакомилась с соседями, среди которых почти не было молодежи. Лишь в соседнем подъезде жила тридцатилетняя вдова Наташа с дочкой. Вот она и стала настоящей опорой: когда узнала о беременности новой жительницы их дома, сразу же предложила кроватку своей девочки, принесла полное приданое для будущего малыша. Да много, чего сделала для Кати. А как только стало известно, что будет двойня девчонок, тут уж и коляску нашла по знакомым, и вторую кроватку, и обещала купить новые вещички для выписки из роддома. Все это при том, что сама Наташа жила на одну небольшую зарплату и пособие по потере кормильца. Но она знала, как тяжело будет Кате, и помогала, чем могла.
Первого января на свет появились две прекрасные девчушки, Оля и Поля.
Прижимая к себе дочерей, Катя вспоминала, через что ей пришлось пройти, чтобы сейчас быть самой счастливой женщиной на свете. Искренние чистые слезы любви к своим детям блестели бриллиантами на ресницах, а мамочка с улыбкой на губах целовала светловолосые макушки.