Телохранитель. Дина Державина

- Глеб, милый! У меня для тебя сюрприз! Ты же помнишь про свой день рождения?! Я забронировала люкс в одном из лучших отелей Сочи. Мы целую неделю сможем быть вместе! Представляешь?! Только ты и я! И никаких преступлений, никаких неадекватных клиентов.
Женщина маняще улыбнулась и медленно погладила место рядом с собой, явно давая понять, насколько она соскучилась.
- Нинель! Я, кажется, просил - никаких дорогих подарков. Дари, как обычные нормальные женщины – носки, пену для бритья – не обижусь. Не хочу быть должным. И вообще, зачем я тебе нужен? Старый больной волк, в холодильнике мышь повесилась, в кошельке не хватит пиастров, чтобы удовлетворить твои запросы.
Как голодная пантера, Нина выгнулась и, отбросив одеяло, бесстыдно шагнула навстречу Глебу. Неотрывно глядя ему в глаза, игриво закусив нижнюю полную губку, она сдернула полотенце с его бедер и провела пальчиком по животу, дерзко вторгаясь в запретную зону.
- У тебя много других достоинств, - промурлыкала она, недвусмысленно намекая на главное, по ее мнению.
Глеб уже готов был капитулировать, но все же продолжал лихорадочно обдумывать пути отступления. Однако их не было, полчаса назад сам отрезал, сказав, что на работе полный штиль. Тело не возражало против присутствия Нины. Однако мозг трусливо подавал сигналы «SOS», напоминая, что не хлебом (в данном случае) не телом единым жив человек, а кроме того важна душа, ее свобода. А Нина, кажется, не на шутку решила взяться за процесс окольцовывания Штольцева, который считал себя вольной птицей и не хотел быть помеченным. Уехав на неделю под расслабляющее южное солнце, он сильно рисковал бы своей свободой. Нина, как многие женщины, считала, что брак укрепляет отношения. Может это и так, но Глеба все устраивало в том виде, в каком было. Без роковой записи в пресловутых актах гражданского состояния.
Нина прервала поток его нерадостных мыслей, игриво прижавшись обнаженной грудью к нему и проведя руками по его крепким, мускулистым бедрам.
Мужчина перестал сопротивляться чарам обольстительницы, захватил одной рукой ее затылок, второй жадно обнял за талию и медленно, по-хозяйски поцеловал, вовлекаясь в ее игру. «Решаем вопросы по мере их поступления», - решил он и, подняв на руки, понес женщину на кровать.
Но, видно, Штольцев предварительно принес подношение каким-то богам, так как его отчаянное нежелание лететь на отдых с Ниной было услышано. В другой раз телефонный звонок, прервавший приятный процесс, заставил бы его чертыхнуться. А сейчас это был шанс «отмазаться» : трусливо убежать по срочному делу и на досуге найти убедительную причину отказаться от поездки.
Звонил Рогозин.
- Штолянчик, Штолюшечка, Штоленька, Штолюнюсик!!! Глебушка! Рабом твоим буду. Требуй в оплату, что хочешь. Клянусь, никогда в жизни больше ни о чем не попрошу.
Такой явный перебор с уменьшительно-ласкательными формами фамилии ничего хорошего не сулил. Но Глеб готов был ринуться в пасть к крокодилу, только бы избежать неприятного разговора с Ниной. Поэтому на лице он изобразил крайнее недовольство, а в душе тихой волной поднималось ликование. Какова бы ни была причина звонка, ничто не могло омрачить дух свободы, который уже явственно ощущался в воздухе.
- Рогозин, и не проси, я улетаю с Ниной на отдых, - по возможности твердо, чтобы показать женщине честность его намерений и в то же время не отпугнуть спасителя. В общем, как убегающая от петуха курица: «Не слишком ли быстро я бегу?!»
Рогозин, с которым они были родней братьев, естественно, сделал вид, что не услышал отказа, и продолжил:
- Глебушка, ты же понимаешь, я никому не могу это дело поручить. Ты лучший. Нет, ты единственный, кто может справиться.
По мере того, как Рогозин занимался «предварительными ласками», стремясь умаслить друга, на лице Глеба проступало поочередно недовольство, огорчение, возмущение, за которыми опытный физиогномист легко увидел бы облегчение.
- Да, друг, ты мне, конечно, подложил свинью, но отказать тебе я не могу. О компенсации мы поговорим позднее.
Такое быстрое согласие озадачило Рогозина, который подумал, что друг явно не в себе и нужно будет проверить обратную связь. Убедиться, правильно ли тот его понял – ведь просьба была явно не по его профилю. На всякий случай он переспросил:
- Так ты точно согласился? – и, получив положительный ответ, успокоился.
- Нинель, теперь ты понимаешь, я совершенно неудобный…партнер? - Глеб чуть было не произнес – муж и тут же прикусил язык. – Мне нужно бежать.
Нина возмущенно вскинула подбородок и приготовилась к обвинительной тираде, но мужчина предупредительно закрыл ей рот поцелуем.
И тут, будто озарение на него снизошло, и язык сам выдал очевидный вывод, не считаясь с неприятными последствиями, которые были обеспечены его хозяину.
- Ты видишь, я не могу лететь с тобой, не могу жениться на тебе. Я уже женат!
Нина едва не задохнулась от возмущения и обиды. Глаза ее гневно сверкнули, и она размахнулась, чтобы влепить пощечину. Реакция Штольцева была безупречной – он перехватил ее руку и примирительно поцеловал тыльную сторону кисти. Затем предельно серьезно сказал:
- Я женат на работе и никогда ее не оставлю.
* * * * *
Примчавшись к Рогозину, Глеб уже засомневался в том, что хуже женитьбы ничего быть не может.
- Хлебушек, ничего от тебя не требуется архисложного. Всего - навсего обеспечить безопасность одной молодой особы. Богатая наследница серьезного бизнесмена и невеста его партнера. Он-то и есть заказчик. Правда, заказчик суровый, судя по замашкам. И если с ее головы хоть один волос упадет… , ну ты знаешь эту формулировку. Главное, там не только если волос, но и посягательства. Барин ревнивый очень.
- А почему ты решил, что я самый безопасный? Я же не евнух!
- Объясняю – почему ты. Ты не падок на пионерок, да и Нинель лишит тебя репродуктивных способностей, если вдруг чего.
– Вдруг чего - это чего?
Рогозин горестно вздохнул, возвел очи горЕ, подчеркивая свое расстройство от необходимости объяснять прописные истины.
- Ты профессионал, к тому же морально – устойчивый. Тебя движениями бедер не увлечешь. А молодые могут губу раскатать, бдительность потерять, и не хочу думать, что будет…
- А от кого защищать – то нужно, так, чтобы я расклад сил представлял?
- От итальянской мафии.
- Да иди ты со своими шуточками!
- А я и не шучу. Брат, не до шуток. Я бы не стал подставлять тебя, но тут еще…, - Рогозин замялся, - личная просьба. С отцом барышни был знаком, когда он был еще адвокатом, я ему помог и забыл. А он не забыл. Когда моему отцу понадобились деньги на операцию, помнишь, ты уже дачу на продажу выставил – он узнал и выложил нужную сумму. Безвозмездно. Я бы сам взялся, но отдел не на кого бросить. Да, Глеб, если честно, ты же круче. Про тебя говорят, что ты пулю рукой ловишь. И дела есть на кого оставить. И тряхнешь стариной.
Штольцев усмехнулся, если друг прибегает к такой откровенной лести, значит, действительно, надо.
- И что эта юная леди натворила? Потратила деньги наркокартеля?
*****
Штольцев расплатился с таксистом и вошел в здание аэровокзала. Встречающих было не так много, поэтому особо мозолить глаза не хотелось. Однако и проблем меньше. Все на виду, сразу понятно, кто по какому делу. Подозрительных не было. Сейчас Рогозин пришлет портрет барышни, которую придется охранять от еще неизвестно чего. Какой-то тайны там наворотили.
Завибрировал телефон в кармане, сирену – чтоб служба охраны не скрутила как террориста – он предусмотрительно отключил. Глянув на экран, Глеб остолбенел: ну совсем Европа рехнулась! На него серьезно, по крайней мере, видно, что пытался/лась, смотрел/а? чисто рязанская физиономия. С русыми курчавыми волосами, пшеничными усами и носом картошкой.
«Неужели я вчера столько выпил?» - с головой вроде все в порядке, однако весь день в деталях, как он обычно легко мог сделать, сейчас вспомнить не удавалось. До прибытия рейса из Милана еще двадцать минут. Нужно найти кофе и поставить мозги на место.
Или Рогозин не ту фотку отправил, или… решил поиздеваться?!
- Сан Саныч! Ты что, сканируешь мои датчики терпения? Мало того, что втравил меня в эту авантюру, даже не дав времени осознать всю ее пакостную сторону, так ты еще и глумиться вздумал?! – прорычал Глеб в трубку и отключился.
Он мысленно схватился за голову, в которой непроизвольно филигранно выстроилась целая тирада из дословно непереводимых на другие языки образных выражений. Замыкало эту стройную цепочку название собаки женского пола. Причем, произнесенное про себя не один раз. Он понял, что вчера был реванш за Первое апреля! Они с незапамятных времен в этот день соревновались, кто круче. Затем изменили условия, и потерпевший имел право использовать свой «выстрел» в любое время. (Но по уговору – сверившись с рабочим графиком).
Глеб устроил фееричный розыгрыш. Накануне дня Икс поменял у Рогозина в телефоне свое имя на имя давнего их приятеля, журналиста Валеры Коржова. И с утра отправил смс-ку: «Сан Саныч! Я искренне надеюсь, что факт имеет какое-то другое объяснение, но Ваша жена зашла только что с мужчиной в номер 95, Вега - Измайлово». Рогозин позеленел, кровью глаза налились, и он ринулся в бой. Подозревать Наталью в измене – это было последнее, что он мог подумать. Но не верить Коржову тоже не мог. Загипнотизировали, угрожали, похитили?! Куча вопросов пыталась структурироваться в его голове. Глеб, с самым серьезным лицом, рисковал разрывом сосудов – так много ему приходилось прикладывать усилий, чтоб не выдать себя.
Видя, что Рогозин возбужден, как уголовное дело, Штольцев отобрал у него ключи от машины.
- Поедем вместе.
И когда разъяренный друг приготовился высаживать плечом дверь, Глеб, предварительно добытым у портье электронным ключом, открыл дверь.
Там ждал накрытый стол и Наталья в новом платье.
Естественно, прежде, чем Рогозин успел понять, что его честная жена оказалась в заговоре с противником, Глеб уже семимильными скачками несся прочь от греха подальше.
Вот и настал час расплаты. И такой тупой розыгрыш в ответ.
Он снова набрал номер и прорычал:
- Рогозин! По-моему был уговор шутить в пределах разумного! Я тебя убью!!!
- Пупок развяжется! Чего кипятишься?! Глебушка! Честное слово тебе и штаны с лампасами в придачу! И не думал глумиться! Это конспираторы прислали фото сопровождающего, а барышню они замаскировали так, чтоб и мама родная не узнала.
Глеб отключился. Можно теперь смело считать, что в ежегодном турнире розыгрышей он потерпел поражение. По факту это был автогол.
Эта мысль не прибавила ему радости на душе, как и осознание всех масштабов катастрофы. Ему предстояло находиться бок о бок с богатенькой, наверняка избалованной девицей практически месяц. Заказывать еду из ресторана, нанимать уборщицу, чтоб убиралась – и… сколько раз в день они привыкли мыться? Ведь ванная там одна! Выгуливать ее, чтоб кислородного голодания не приключилось. Штольцев, хорошо так разменяв четвертый десяток, только сейчас понял, что значит фразеологизм – голова идет кругом.
Он поймал себя на трусливой мысли, что это ему за Нину наказание. Не захотел жить на одной территории с привычной, в общем-то, достойной женщиной….Стоп. Или захотел и не помнит?!

- Господа интуристы,
- Давайте знакомиться. Штольцев. Глеб Платонович.
- Анна Викторовна, - представилась девушка и добавила, словно сомневаясь в правильности своих слов, - Градова.
- Антонио Скоробини, - на чистом русском произнес юноша.
Не успела бровь сыщика взлететь вверх от такой вычурности, как молодой человек поспешил прояснить ситуацию, однако соблюдая необходимую, по его мнению, долю церемонности.
- Я бипатрид. Мама у меня русская, вышла замуж за итальянца, и у меня двойное гражданство.
- Очень познавательная информация, но меня интересует на данный момент другое. - Глеб продолжил, обращаясь к девушке. – Кто вас так надоумил одеться? Верх – рокерша, низ – монашка, середина нет слов! Вы что, этот свитер у бомжей на распродаже купили?! Мы с вами не в поле кукурузном, чтоб ворон пугать.
Девушка вспыхнула, но мгновенно взяла себя в руки:
- Вам, кажется, деньги платят за мою безопасность. И вы не Эвелина Хромченко, а я не на программе «Снимите это немедленно», поэтому замечания в таком тоне я считаю элементарным проявлением невоспитанности.
Тут Штольцев уже собирался ответить этой итальянской барыньке соответственно ситуации, но все же погасил свой костер злословия.
Он осознавал, что ведет себя, как мент, переполненный чувством превосходства по отношению к гражданским. И в последнее время часто ловил себя на мысли, что род деятельности все-таки начинает накладывать свой отпечаток.
То, что он так ненавидел в бывших коллегах, сейчас раздражающе липло к нему. Хотя, может, некой развязностью многие прикрывали ранимую душу и под маской бравады прятали боль от одиночества, загнанности в рамки дурацких приказов типа «стой там, иди сюда», необходимости выражаться на протокольном эсперанто, порой забывая человеческий. « Телесные повреждения получены по месту жительства на помойке», «Со слов освидетельствуемой, при падении ударилась головой о землю. Заключение: ушиб мягких тканей левой ягодицы», «Он был задеpжан за то, что идя по улице, нецензуpно удивлялся шиpине впеpеди идущей женщины…» и тому подобные перлы.
Перейдя в частный сыск, Штольцев, наконец, избавился от необходимости писать ерунду и еще от огромной массы других прелестей. И мог уже вздохнуть свободно. Всех своих подчиненных приучил вести себя предельно корректно. Он выдохнул. Сосчитал до десяти. И нейтральным голосом ответил.
- Моя задача – обеспечивать вашу безопасность. Ваша задача – не привлекать к себе внимание. У вас есть обычные вещи? Просто джинсы, просто свитер или водолазка. Очки можете оставить. Если нет, пойдем сейчас купим.
- У меня есть, только достаньте мой чемодан, - сдержанно ответила девушка.
Штольцев скрипнул зубами. Начались трудовые будни… Чемодан подай, потом чего-нибудь принеси.
После того, как нужные вещи были найдены, Глеб скомандовал:
- Выходим. Вы, Анна Викторовна, в дамскую комнату.Мы ждем вас в кафе.
Анна молча кивнула.
Глеб не успел выпить и чашечку бодрящего напитка, как взор его выхватил из толпы что-то нереальное. Мимо витрин…манекенов… фотографий актрис…Голос Барыкина вдруг ни с того ни с сего зазвучал в голове, будто из динамиков… незнакомка …
Девушка, словно прекрасное видение, не шла, а, кажется, скользила по сверкающему полу. Она была похожа…Прочно теперь засевшая мелодия старого хита не давала возможности дооформить мысль. Невероятная грация, легкость поражали воображение. И только когда она направилась к их столику, Штольцев чуть не хлопнул себя по лбу. Это ж его подопечная, сбросив с себя хламиды, явила миру точеную фигурку. Голубые джинсы обтягивали стройные ноги, а черная водолазка подчеркивала тонкую талию. Под унылой косынкой скрывались роскошные волосы, забранные в высокий хвост. И хотя, точно следуя указаниям Штольцева, она оставила в качестве маскировки очки, они не могли спрятать нежную красоту лица. Метаморфоза была столь неожиданной, что старый сыщик, по его собственному выражению, едва не раскрыл рот.
Гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя.
* * * * *
Проехав примерно около трех часов по довольно пустынному шоссе, он притормозил на обочине. Нужно было размяться и передохнуть. Убедившись, что их остановка никого не заинтересовала, он скомандовал, вынимая ключ зажигания:
- Выходите. Техническая остановка. Девочки направо, мальчики налево. У вас три минуты.
Глеб перешел дорогу, на ходу вытаскивая сигарету из пачки. Надо же! С таким трудом завоеванное достижение коту под хвост!
Вернувшись к машине, он посмотрел на часы. Отпущенные три минуты уже утекли, прихватив за собой еще две. Штольцев обеспокоенно шагнул в сторону лесополосы. Сердце тревожно забилось. Засада в лице мафии здесь не могла присутствовать по определению. Машин, стоявших у обочины, не было, между ближайшими населенными пунктами семьдесят километров. Так что даже для маньяков это расстояние великовато. В посадке явно не водятся дикие звери. Не мог же он пойти вместе с ней!
Вглядываясь между деревьями, он уже вынашивал планы жестоких репрессивных мероприятий.
- Анна Викторовна! Анна!
Ответом была леденящая душу тишина…
- Анна Викторовна! – уже не сдерживаясь, ринулся он на поиски.
Едва не теряя голову от беспокойства, он метался между деревьями и кустами. Затем подумал, что может зря он углубился и вернулся к началу посадки. Отойдя чуть в сторону, он выдохнул: пропажа сидела под деревом, поджав одну ногу под себя, а другую вытянув.
- Анна Викторовна! Вы вообще в своем уме? Вы чего тут расселись? Хотите, чтоб я из вас потом муравейник вытряхивал?
Девушка повернула к нему голову. Правый уголок нижней губы был закушен до побеления, в глазах застыли боль и отчаяние. Однако в целом выражение лица не потеряло упрямства.
Непроизвольно она спрятала руку за спину.
- Вы что там, поганку прячете, надеетесь незаметно мне в суп подложить? Не выйдет! Вставайте немедленно!
Он уже собрался рывком поднять ее за руки, как понял, что она от него по-детски пыталась скрыть: предплечье разодрано было в кровь.
- Вставайте, в машине я обработаю вашу рану, - произнес Глеб намеренно сурово, без излишних сантиментов. Он повернулся и шагнул по направлению к дороге. Хотя в душе колыхнулось сочувствие. Ну, глупенькая! Поранилась и наверняка думала, он будет орать и, как ребенок, спряталась от наказания.
Шагнуть – то шагнул, однако краем глаза все-таки посмотрел, как выполняется его команда.
Анна неловко, с выражением страдания на лице, встала. Но былая грация и легкость куда-то исчезли. Она практически ковыляла, едва ступая на правую ногу.
Резко обернувшись, Штольцев еще успел поймать на лице девушки гримасу боли, которая тут же исчезла, сменившись бесстрастным выражением.
- Что у вас с ногой? - он подозрительно уставился на Анну, которая не торопилась с ответом. – Вы что, глухая? А, черт, как я сразу не понял? Вы из психушки сбежали, куда вас по решению суда поместили!
Слезы злости и боли уже готовы были пролиться из глаз девушки, но, судя по всему, она была крепким орешком.
- Я не психичка! Просто вы ясно дали понять, что слышать меня не желаете. И я обещала, что буду выполнять ваши требования, - ноздри ее раздувались, частое дыхание и слегка покрасневшая кожа без слов говорили о крайней степени ее волнения.
Штольцеву стало немного стыдно, поэтому он не сразу нашел нужные слова.
- Что у вас с ногой? - на этот раз в вопросе прозвучала примирительная интонация.
- Не знаю, я просто упала.
- Анна Викторовна! – предостерегающе чуть не зарычал Глеб. – Может, заранее огласите список своих недугов, чтобы я знал, к чему быть готовым. Что у вас голова кружится или ноги заплетаются? Эпилепсия, что ли?
- Я хотела пройти по бревнышку, а там мох скользкий оказался, я спрыгнула, но нога попала в ямку, прикрытую листьями.
- А вот без бревнышка, что, совсем никак нельзя было обойтись? – снисходительно, пряча сочувственную улыбку, опять укорил Глеб.
- А вот без издевательств, что, совсем нельзя никак обойтись? – в тон ему парировала Анна.
- Садитесь уже, гляну вашу конечность, - слегка пристыженный Глеб сделал вид, что не заметил ответной колкости.
Поддерживая ее за руку, он помог ей устроиться возле дерева. Присев на корточки, Штольцев взялся за лодыжку девушки. Аккуратно повернул влево, вправо.
- Сами пошевелить можете?
Анна утвердительно кивнула.
- Надо бы, конечно, сделать рентген, но, я думаю, что здесь вывих. Мне приходилось сталкиваться с такими вещами. Доверяете мне свою ногу?
- А у меня есть выбор? Я понимаю, что лучше не светиться в больнице, они ведь должны будут историю заводить и все такое. Если сможете, давайте лучше вы.
- Тогда терпите. На счет три. Раз. Два. Три. – Штольцев, как заправский костоправ, сильно и аккуратно дернул за ступню, внутренне сжавшись в ожидании крика. Однако Анна не издала ни звука, лишь в глазах колыхнулся отсвет боли.
Глеб поразился стойкости этой хрупкой живой статуэтки. Но, не желая показывать свои эмоции, молча подхватил ее на руки.
- Держите меня за шею, - словно инструкцию по эксплуатации ездового механизма, бесстрастно озвучил он оптимальный способ транспортировки.
Аккуратно перешагивая через ветки, он с замиранием сердца чувствовал на своей шее нежные руки. И от этого ощущения вся его суровость и бесстрастность уже готовы были позорно капитулировать, уступив место какому-то юношескому восторгу.
Усадив Анну боком на пассажирское кресло, Глеб достал аптечку. Хорошо, что он был законопослушным водителем, у которого там было все, что нужно. Был и эластичный бинт, которым новоявленный эскулап аккуратно зафиксировал пострадавший голеностоп девушки. Расцарапанная рука тоже получила довольно квалифицированную помощь, сопровождаемую нравоучительным бубнежем лекаря.
Штольцев не смог отказать себе в удовольствии повоспитывать строптивую пионерку, которая волей какой-то ма…фии оказалась под его крылом. Вся суть его речи сводилась к одному: «Ну как можно такой взрослой девушке вести себя подобным образом; не хватало, чтобы еще бы коленки разбила; смело в детский сад можно отправить, очевидно, соображалки не намного больше, чем у малышей». Эти фразы, переконструируемые на ходу и повторенные несколько раз, уже не задевали Анну, отчего-то ей на душе было весело. И хорошо, что боль давала о себе знать, иначе она рисковала навлечь на себя новую волну гнева. Внутренним чутьем она поняла, что ее телохранитель вовсе не заносчивый и нудный сыщик, а очень сложный, непонятный, но такой правильный и ответственный. И хороший. И эта мысль едва не прямо-таки просилась вылиться улыбкой. Но его лучше не злить.
А Штольцев вдруг понял, что ему нравится быть занудой, поучать и сурово «качать права». Эта мысль его так озадачила, что он едва не ущипнул себя. Ни орать на подчиненных, ни устраивать долгоиграющие разносы он не любил. Достаточно было одного взгляда, чтобы все всё поняли. А тут… Тут он чувствовал ответственность за это строптивое, с железной выдержкой воздушное создание. Которое хотелось оберегать не по долгу службы, а просто так…Да, было от чего озадачиться.
Завершив работу, Штольцев, как художник, удовлетворенно посмотрел на девушку.
- Все! Готово!
- Я вам очень благодарна, - она подняла глаза, и их взгляды переплелись. Яркая зелень и глубокая синева, аквамарин и бирюза, словно воды двух морей схлестнулись, чтобы обнять друг друга и растворить прочерченные рукой неизвестного картографа границы. На мгновение они замерли, будто впервые увидев друг друга. Этот безмолвный диалог разрушил какую-то преграду и оба задались вопросом: «Как сделать шаг назад и вернуться к их колючему, но понятному формату общения?»
Опомнившись, сделали вид, что ничего не случилось, и, усевшись в автомобиль, продолжили путь.

* * * * *
Вдруг небо словно раскололось от грохота. Деревья закачались, будто почтительно кланялись неведомой, грозной силе, которая мгновенно затянула все вокруг траурным полотнищем. И эта сила готовилась обрушиться на беззащитный лес, на все живое, что попалось ему на глаза.
Давно забытое чувство страха закралось в душу Штольцеву. С ним рядом самое ценное, самое дорогое, что есть на Земле. И в машине, посреди леса для него не самое безопасное место.
И словно в подтверждение его опасений, черноту разорвала ослепительная молния. Начинался настоящий ураган. Только Глеб подумал, что необходимо развернуться назад, иначе дорогу размоет, и тогда они застрянут надолго, как с оглушительным треском рухнула прямо на дорогу огромная сосна. Обратный путь отрезан. Значит, только вперед! Должна же дорога куда – то вести?!
И действительно, через несколько минут в отсветах молний он увидел впереди постройки. Однако радость не успела снять тревогу, потому что еще одно, теперь упавшее впереди, дерево образовало капкан. Ждать, что следующий, сраженный ураганом исполин прихлопнет машину, как букашку, было неразумно.
Искренне надеясь, что в избушке могут находиться только добрые люди, он достал пистолет из бардачка, схватил плед, валявшийся на заднем сиденье, вытащил ключ зажигания и, обежав машину, открыл пассажирскую дверь.
- Аня! Бежим, пока нас ураган не превратил в консервы в машине! – он помог девушке выбраться и, накрыв пледом, потащил за собой.
Несмотря на лето, тучи низвергали на землю чуть ли не ледяные потоки воды, разбавленной небольшими градинами. Поэтому, когда они добежали до козырька дома, на них не было ни одной сухой нитки.
Толкнув дверь, Глеб убедился, что своим присутствием они никого не обременят, а бушующая непогода гарантированно избавит их от чьих - либо визитов.
Окинув беглым взором скромное убежище какого – нибудь лесника, заметил печь. Похожа немного на чудо - печку из сказок, но видимо осовремененная. В отверстие нельзя было въехать на лопате, как Баба Яга засовывала Иванушку или еще там кого. Но сзади была лежанка, очевидно прогреваемая.
Это было очень кстати. Казалось, они принесли всю непогоду с собой в дом.
- Ну вот, Анна Викторовна! Мы теперь, как Водяные, за которыми тянутся мокрые следы.
Анна улыбнулась одними глазами – зубами она выбивала морзянку.
- Дддди-рол, - почти удалось ей выговорить.
- Что? – испугался Глеб.
- Свежо здесь. Морозная свежесть.
И смех, и грех. Анна похожа была на мокрого цыпленка – беззащитного. Растерянного и беспомощного.
Согреть объятиями, как ему того хотелось было нельзя – сам мокрый и холодный.
- Потерпи, сейчас я растоплю эту душегрейку, и все будет в порядке, - пытался подбодрить Штольцев, однако он сам ощущал, что бодрости от этого не прибавилось.
При самом хорошем раскладе – это минимум полчаса. За полчаса и воспаление легких можно заработать.
- Анна Викторовна! Мы тут взрослые люди, и хоть я обещал не нарушать границы дозволенного, но вынужден требовать, чтоб ты разделась.
Изумленно распахнувшиеся глаза девушки дали понять ему, что нужно быть точней в формулировках.
- Потерпи немного. Есть печь, думаю, найдутся и дрова, и мы высушим одежду и не заболеем. Но на это нужно время. Рядом с домом есть сеновал. Я тебя туда не отправлю, не переживай. Я притащу сюда хоть всю копну, и заверну тебя. Оно сохраняет тепло внутри. Поэтому раздевайся, я обещаю не смотреть. Только придется потерпеть – оно колется.
- Это ничто, по сравнению с тем, как колются лезвия в пуантах.
Глеб быстренько принес огромную охапку сухой травы и закинул на лежанку.
- Устраивайся, я сейчас еще сверху прикрою.
Анна послушно влезла на печь, и пока Штольцев ходил за еще одной партией импровизированного одеяла, она разделась до белья и села, как воробышек, прижав коленки к груди.
Глеб забросил на нее еще одну охапку сена, действительно хранившего внутри себя энергию солнца, затем, оглядев результаты своей работы, не смог сдержать улыбку – такое комичное зрелище она представляла.
Оставив на себе только плавки, он принялся усиленно вспоминать – что там писали в детских книжках про эти самые печки. Наверно, как с костром – сложить колодцем, запихнуть внутрь бумагу и поджечь. Хорошо, что не бросил курить. Иначе без зажигалки пришлось бы трением огонь добывать.
Пригодилось и сено – и вскоре по поленьям стали разбегаться веселые огоньки. Повесив плед сверху, Глеб перевел дух.
- Аня! Ты там согрелась?
- Да! – послышался бодренький голосок.
- Ну и чудно. Я сейчас еще одежду разложу, и она быстро высохнет. Вон плед уже почти высох. Еще немного, и я накрою еще и им.
Однако события приняли совсем другой ход.

Едва Глеб присел на корточки перед печкой, как послышался испуганный визг.
- А-а-а-а-а-!- завопила Анна, вместе с копной сваливаясь на пол. Мужчина бросился на выручку. Он разгреб кучу и вытащил девушку, как хрусталь из посылки.
Прижав ее к себе, он начал успокаивающе гладить ее по волосам, по спине, обирая с нее травинки.
- Что случилось, моя хорошая?
- Там..там.. О Боже, Глеб Платоныч! Там мышь и она по мне походила!!!
Штольцев облегченно рассмеялся.
- Ну, ты меня и напугала! А еще больше этого несчастного грызуна.
- Этот грызун меня чуть не укусил!!!
- Успокойся, придется поступить неблагородно и выгнать хозяев из дома. Временно. Пока мы здесь. Что же у тебя так сердечко стучит?! Я думал, ты стойкий оловянный солдатик, а ты маленькая трусиха!
Поглаживая обнаженную спину девушки, он пропустил момент, когда его затопила безграничная нежность. Он еще крепче прижал к себе Анну и заскользил губами по нежной шее. Ключица. Снова шея. Легкие поцелуи согревали девушку и призваны были успокоить, но успокоили, вернее, усыпили только его хваленую бдительность. Он опомнился только тогда, когда понял, что его рука уже дерзко ласкает упругую грудь. Он задохнулся. Растерялся. Что он делает? Она обидится! Или еще больше обидится, если он остановится? Горло пересохло. Его бросило в жар. Никогда в жизни так не хотелось обладать женщиной. Едва ли не до судорог. И никогда в жизни он не был в такой растерянности. Данное себе и Анне слово не претендовать на нечто большее, чем друг, словно оживший капкан, пыталось схватить его за руку. Но он мужчина, в конце концов. И мужчину делают мужчиной поступки, а не слова. И забросив куда подальше все сомнения, он умело освободил ее белья, уже твердо зная, каким будет ответ.
Анна, закрыв глаза, потянулась к нему губами. Глеб, одной рукой подхватив ее под попу, другой сдернул плед и невероятным образом, одним движением, бросил его на лежанку поверх сена.
Можно было бы сказать, что мир перестал существовать для них, но это было не так. Безумно лаская девушку, он вдруг со всей ясностью понял, что Судьба дала ему еще один шанс завоевать ее.
И сейчас в нем боролись два страстных желания. Одно – всецело завладеть девушкой, прочувствовать ее каждой клеточкой, каждым нервом. Потерять разум от ее манящего тела, от ее запаха, от сладостного единения.
Другое – забыть о себе, подчиниться только одной цели - заставить ее потерять разум. Зацеловать, заставить стонать, изгибаться в томлении, трепетать и рваться навстречу ему, его горячим губам, жаждущим рукам и нескромным ласкам. Заставить забыть обо всем. Обо всех. И в первую очередь о Кирилле.
И выпустив на волю всю свою страсть, он всецело подчинился этому второму желанию – завладеть ее телом, ее душой, ее мыслями.
Его ласки были настойчивы, нескромны; желание покорить девушку, найти ее самые чувствительные, сокровенные точки, о которых будет знать только он, подчинило себе всю его суть.
Словно играя на самом совершенном музыкальном инструменте, он чутко реагировал на малейший отклик. Вызывая сладостный вздох или страстный стон, он закреплял остроту момента жадным поцелуем, словно создавая прочные якоря, способные удержать ее возле себя.
Анна смущенно попыталась запротестовать в ответ на его откровенные ласки, однако он мягко, но уверенно обхватил одной рукой ее запястья и, поцеловав их, завел за голову, полностью получив власть над ее телом. Он был настойчив и требователен, осознавая, что от его губ и рук сейчас зависит все...
Глаза девушки закрылись в истоме, она выгибалась, уже не противясь его напору, полностью отдавшись страсти.
- Ты моя! – вкладывал он в каждый поцелуй.
И когда услышал «Да » в ответ, отпустил ее руки.
Доведенная смелыми ласками почти до изнеможения, Анна уже не могла сдерживаться. Едва Глеб накрыл своим телом, она подалась ему навстречу, сгорая от безумного желания всецело принадлежать этому мужчине.
Тела слились, превратив миф об одном целом в реальность. Они, безусловно, были созданы друг для друга. Одно на двоих дыхание, сердцебиение и тончайшее чувствование другого.
Анна вздрогнула, изогнулась и застонала. Глеб успокаивающе, нежно прошелся по ее коже, стискивая зубы от переполнявшего его желания. Как безумно ему хотелось сейчас взорваться миллионами крошечных спецагентов, каждый из которых мог навсегда привязать к нему Анну. Соблазн был так велик, что он едва не зарычал. Но у него нет права лишать ее выбора – она сказала, что не будет рожать. Неимоверным усилием воли он заставил себя сдержаться.
Теперь можно быть нежным. Он стал медленно, сантиметр за сантиметром оглаживать счастливо улыбавшуюся с закрытыми глазами девушку. Легонько коснувшись внутренней стороны ее бедер, он вздрогнул. Рукой почувствовал неладное.
- Аня,- изумленно вскрикнул он. – Я, что, у тебя первый мужчина?
- Единственный,- едва слышно, как выдох, прошептала она, благодарно поцеловав его в шею.
Ошеломленный мужчина не мог найти слов. Он вел себя, как прожженный соблазнитель. Смущал ее своим напором, властно подавляя ее, теперь понятную, стеснительность. Самец! …Как он мог не понять, что она невинна?! Разве такой должна быть первая близость у девушки?! Предельная нежность, осторожность. А он.. Понятно, он не услышал ее боли, ее вскрика, потому что в момент проникновения жадно впивался в податливые губы, стараясь заполонить собой всю ее, покоряя, полностью слиться.
- Прости меня, я не должен был…,- он хотел что-то сказать в свое оправдание.
- За что? Я счастлива.
- Анечка, я надеюсь, теперь для нас это все меняет.
- Для меня - да, для нас – нет.
Глеб на несколько мгновений онемел. Сосчитав несколько вдохов - выдохов, он приглушенно сказал:
- Аня, давай поговорим!
- Глеб Платоныч! Так обычно начинаются разговоры, которые ни к чему хорошему не приводят.
- Может уже не нужно мне «выкать»? Или ты хочешь подчеркнуть разницу в возрасте? В этом все дело? Да?
- Вовсе нет, просто я так привыкла, - Анна растерялась. Раздосадованный, Штольцев резко подскочил, больно стукнувшись о нависавшую балку. Ноздри его раздувались, сердце выпрыгивало. Дурак! А чего он хотел? Хотел…
На эту ночь он возлагал большие надежды. Точно в замедленной съемке ему представился хрустальный замок мечты, в который безжалостно въезжает мощный трактор действительности. Осколки сыплятся на землю, образуя бесформенную груду. Такой же бесформенной, никому грудой ненужного хлама виделась Глебу его душа. Как смириться? Не сразу он подавил глубокую обиду, и поэтому она отчетливо прозвучала в его голосе.
- Мне нужно выйти, - глухо сказал он.
Завернув девушку в плед, Глеб подошел к печке, подбросил несколько поленьев и вышел на улицу.
Курить хотелось так, что сводило челюсти. В машине еще оставались сигареты. Одеваться не имело смысла, ливень хлестал по-прежнему, грозя повторить Вселенский потоп.
Он шел, не разбирая дороги. Мелкие, глубокие лужи, сломанные и брошенные на землю ветки – он ничего не замечал. Как не замечал и того, что его тело, только что пылавшее жаром, снова заледенело.
Его безотказно работающий мозг не мог найти ответа на простой вопрос: «Почему снова нет?»
Чем их близость стала для нее? Это было ее сознательное решение. «Последняя интрижка перед свадьбой или желание иметь опыт?» - язвительно подумал он. Но язвительность была направлена скорей на себя самого – он тут же устыдился за свои мысли. Душой он понимал, что Анна не такая.
Голова разбухла от неразрешимых вопросов.
От лежавшей на приборной доске пачки сигарет он ожидал обезболивающего эффекта. До отказа наполняя горячим дымом легкие, Штольцев словно надеялся, что они оплавятся, стекут на сердце или где там еще находится душа, и закроют доступ всему тревожащему.
Накурившись до одури, он зашел в дом. Все вернулось на круги своя. Хотя нет. Все-таки их отношения словно по спирали движутся. Взгляды горячее близости, поцелуй, ради которого полжизни отдашь. Теперь они стали близки. И снова проклятое статус кво.
Она не давала слова. У нее своя жизнь. А он обещал быть другом, защитником. Выдохнув обиду, он снова влез на лежанку, где обиженным калачиком свернулась Анна.
Щемящая нежность к ней и гнев к себе снова крутанули его на 180 градусов. Оставить девочку после того, что было! Ну, подлец! Определенно, с ней он вообще теряет ум, жизненные ориентиры. Анна, словно мощнейший магнит, сбивает с курса его компас, заставляя стрелку безумно вертеться, категорически отказываясь дать правильное направление.
Развернув ее, он аккуратно посадил к себе на колени. Поцеловав милый носик, хранивший остатки соленой влаги, Глеб покаянно сказал:
- Прости меня. Я с тобой теряю голову.
- Вы мокрый и холодный, - нежно ответила она, проводя пальчиком по его груди.
- Ну, я же сказал, что я теряю голову. Я совершенно забыл, что только что с улицы. Просто очень хотелось тебя усадить на коленки, как маленькую. Ты таким бубликом расстроенным свернулась, что у меня сердце заныло. Аня, я не понимаю, почему у нас так все сложно? Чертовы качели! То я тебя обижаю, то взрываюсь сам, потом становится стыдно.
- Глеб Платоныч!
- Ну, может все-таки не нужно подчеркивать мой возраст? – снова насупился Штольцев.
Анна улыбнулась и, несмотря на темноту, будто включила маленькую лампочку в сердце сурового сыщика. Только что он готов был его в шашлык зажарить сигаретами, а сейчас там стало уютно и светло. Нежными, порхающими поцелуями она прошлась по его шее. Они не вызывали желание, а заставили снова отпустить все вопросы, принять все как данность и наслаждаться тем, что дано на Здесь и Сейчас.
- Причем возраст? Я просто чувствую себя в безопасности, и …мне хочется, чтоб вы меня опекали, выговаривали за какую-нибудь ерунду, воспитывали. До сих пор я жила как в интернате. У меня вся жизнь была распределена чуть не на год вперед. Все было решено, но не мной. И я даже не задумывалась, нравится мне это или нет. Я была живой куклой. Ни эмоций, ни теплоты. А с вами мне нравится. И мое «Вы» этому свидетельство.
Если бы он хотел научиться плакать, то сейчас было самое подходящее для этого время. Как под лучами солнца твердый, холодный брикет мороженого превращается в счастливую, мягко расползающуюся массу, так и Глеб от этих слов едва не расчувствовался. Комок встрял в горле и помешал сказать что – нибудь соответствующее моменту.
Он позавидовал ильфо-петровской Эллочке – людоедке по причине наличия у нее в активном словаре целых тридцати слов. К нему же в голову не приходило ни одно. Он прижал голову девушки к груди и стал осторожно целовать ее высыхающие волосы.
Ему представилось, что все великие ораторы всех времен собрались здесь и укоризненно смотрят на него.
Убаюканная его объятиями, Анна задремала – сказывались усталость, переизбыток эмоций и успокаивающий стук сердца, которое билось теперь только для нее.
Глеб аккуратно положил девушку, и всю ночь не сомкнул глаз, обнимая ее и перебирая пальцами роскошные локоны.

*****
Вдохновенно возя тряпкой по полу, Анна потеряла счет времени. Глеб придет, а она ничем его не накормит? Вчерашние салаты были съедены, курочка тоже. Но ведь они собираются в магазин! Там можно и перекусить. Но дальше - обязательно будет домашняя еда. А пока кофе и бутерброды. Интересно, а что понимал Глеб под словами после обеда? Двенадцать, час, два … Анна нерешительно потянулась к телефону, но тут же отдернула руку. Нет, она не наседка, которая через каждые полчаса трезвонит, мешая своему мужчине работать. Три, четыре…Девушка, грустно вздохнув, вспомнила, что сама ничего не ела. И только успела выпить кофе, раздался звонок. Ну, наконец-то! Анна, почти порхая, полетела в прихожую.
- Я так соскучилась! – воскликнула она, распахивая дверь.
- Давно мне красотки такого не говорили! Приятно! – нагло лыбясь, произнес лысый тип, втиснувшийся в квартиру. За ним еще двое.
- Это я не вам, вы кто такие и по какому праву сюда ввалились?- строго, как ей показалось, ответила девушка. На самом же деле она еле выдавила из себя эти слова. Сердце сжалось в предчувствии беды.
- По праву сюзерена, - осклабился, очевидно, вожак.
Взяв себя в руки, Анна все же нашла силы повторить еще раз, уже более уверенно.
- Выйдите вон!!! Я позову на помощь!
- Зови, детка! – по-хозяйски разрешил незваный гость.
- Да вы знаете, кто мой муж?! - мысль о том, что с минуты на минуту появится Глеб и избавит квартиру от этого нашествия, придавала ей силы.
- Конечно, знаю!- последовал ответ. – Твой муж, как ты изволила выразиться – связанное по рукам и ногам тело. И только от тебя зависит, будет ли оно живым или бездыханным.
Анна от страха за любимого едва не потеряла сознание.
- Вы все врете! Убирайтесь, - в отчаянии вскрикнула она, - он сильный и с любым справится в два счета.
Лысый откровенно потешался.
- Ага, ты еще как в садике скажи – а у меня есть старший брат, и он всех вас побьет.
Девушка в страхе отступила. Что с Глебом? Слезы уже были тут как тут, но Анна изо всех сил впилась ногтями в ладони. Она не имеет права быть слабой. Если ее мужчина в беде, она сделает все, чтобы его освободить. Решительно вздернув подбородок, она посмотрела прямо в глаза лысому.
- Я заплачу выкуп. У меня счет большой в банке, недвижимость в Италии. Я все отдам.
- Как скучно…. Не все, детка, решается деньгами. У клиента, который заказал твоего муженька, бабок не меньше, там еще люди решили присоединиться к шоу. Так что без вариантов. Торг не уместен, - слова лысого вызвали одобрительное ржание у его сопровождающих.
Едва держась, чтоб не закричать от захлестнувшего возмущения пополам со страхом, Анна намеренно тихо спросила:
- Что я должна сделать?
Лысый снисходительно поправил:
- Не сделать, а делать! Андестен?! Делать – это не раз, и не два, а все время. Пока идет игра. А потом - видно будет. Но делать ты будешь все, что велят. Потому что твое нет – это нет жизни у твоего сокола.
Анна, дрожа от ненависти к этому иезуиту, переспросила, акцентируя каждое слово:
- Что… я …должна делать?
- Да ничего страшного или того, что тебе не по силам. Будешь каждый день ублажать своим телом всю бригаду, - с этими словами он протянул руку и больно схватил девушку за грудь.
Недолго думая, Анна врезала ему между ног. Несмотря на долгое отсутствие тренировок, ее мышцы не утратили силу, и лысый скрючился пополам от боли. Лицо, на котором каждый из пороков оставил свой автограф, было искажено болью и ненавистью.
- Ах ты ж, сучка!!! – размахнувшись, ударил девушку по лицу, и когда она отлетела к стене, в ярости хотел наброситься на нее с кулаками. Однако боль была сильна, и это дало шанс его приспешникам оттащить от девушки.
- Э, Лысый, сказали ж не бить?! – урезонивали его.
- Ничего, гримироваться меньше надо будет, - зло сплюнув на пол, огрызнулся тот. - Когда все закончится, я все равно ее достану.
А Анна, с расширенными от ужаса глазами, буквально оцепенела. Перед внутренним взором пронеслась вся ее жизнь. Она умрет. Несомненно. То, что ей, что ей уготовано, пережить невозможно. Если даже и физически она останется жива, то психически вряд ли. Мозг, не в силах справиться с потрясением, просто отомрет. А Глебу она такая будет не нужна.
Анна, сцепив зубы, решила бороться. Ради Глеба, ради Харитона. Только она может что-то изменить. А пока – выиграть время!
- Одевайся! – вырвал ее из плена горьких мыслей напавший на нее мерзавец.
- Я никуда не пойду, сейчас придет наш друг, полковник полиции Рогозин, и упечет вас всех за решетку. Мы договаривались о встрече, - ободренная боевым настроем кота, девушка решительно поднялась и уставилась, не мигая, на обидчика.
Все трое дружно заржали.
- Тогда мы сейчас уйдем, а ты будешь потом искать и умолять, чтоб тебя оприходовали, - издеваясь, произнес один из них. – Хотя если тебе хочется быть молодой вдовой, то конечно, мы пошли, - и он развернулся, демонстрируя готовность выполнить обещанное.
- Почему я должна вам верить?
- Я хочу поговорить с тем, кто затеял эту мерзкую игру! – Анна решительно вскинула подбородок.
- Поговоришь, поговоришь…, - пообещал лысый. – Сама пойдешь, или пинка ждать будешь?
- Не смей ко мне прикасаться! – Анна резко отстранилась и пошла вперед.
В машине ей не стали завязывать глаза, и это не добавляло никаких позитивных мыслей. Девушка сидела так напряженно прямо, будто к спине приклеили линейку. Каждый километр приближал ее к тому ужасному, избежать которого пока не было способа. Единственная хрупкая надежда на то, что ее состояние окажется более привлекательным, чем гнусное развлечение.
Анна не заметила, как они остановились возле парка.
- Выходи! – коротко скомандовал лысый.
Анна выбралась из машины, ноги едва не подгибались от страха. Неужели сейчас?!
Они молча шли некоторое время, пока не попали в зону благоустройства. Вокруг было много рабочих из бывших братских республик, которые укладывали плитку. Здесь же валялись бордюры, готовые стать границей дорожки, бензопилы, мини-тракторы сновали туда-сюда.
Неужели об этой бригаде они говорили?! Анне не хватало воздуха, она готова была упасть в обморок. Однако сюда они приехали не за этим. Они подошли к странному устройству, типа мясорубки, только с горизонтально расположенным жерлом, которое перемалывала все то, что было вырублено. Крупные ветки, поросль, нетолстые стволы вырубленных деревьев рабочие совали прямо в эту адскую глотку, которая с визгом втягивала их в себя, на выходе выдавая фонтан мелкой щепы.
Анна понимала, что это позволяет быстро убрать мусор и, очевидно, сделать основу для удобрений или еще чего. Но ей отчего-то ледяной ужас сковал ее тело.
- Что, нравится? А представь, что вместо дерева туда суют ноги твоего муженька?! И на выходе неидентифицируемый фарш… Можно, конечно, на мясокомбинат сдать. Но мы гуманные - сделаем это возле реки. И все смоется водой. Теперь поняла, что его ждет, если ты откажешься?!

Анну едва не вырвало. Она побледнела и упала бы в обморок, но сильней аммиака на нее подействовал телефонный звонок, предательски раздавшийся из ее кармана. Последняя ниточка, связывавшая с миром, сейчас оборвется.
- Ну, ответь, нехорошо заставлять людей волноваться. Но ты ж понимаешь, что должна сказать?
Анна обреченно достала телефон: «Кирилл»
- Да, Кирилл, - Анне потребовалось запредельное усилие воли, чтобы голос звучал ровно.
- Аня, Анечка, где ты?! Ты совершила опрометчивый поступок. Ну, зачем ты сбежала из клиники? Ты же знаешь о своей проблеме?! Климат Италии для тебя идеален. А в Москве полгода зима. Тебе будет тяжело привыкать. Я поклялся Виктору Ивановичу оберегать тебя, и, получается, я клятвопреступник. Девочка моя, ты же обещала папе меня слушаться во всем! Я сейчас за тобой приеду. Ты же у господина Штольцева остановилась? – голос Кирилла звучал заботливо, убаюкивающе. Сердце Анны забилось сильнее. Да, Кирилл занимался всеми вопросами – от найма прислуги до ведения дел фирмы. Он решал все. Одно слово – и он заберет ее от этих недочеловеков, спасет ей жизнь и разум. Как же ей хотелось жить! Рисовать портреты. Прогуливаться по набережной. Вернуться к прежней беззаботной жизни. Жизни, где все происходило словно по волшебству, без ее участия. Да, именно по волшебству. А волшебство в сказке, то есть нереальности. И вкус жизни, саму жизнь она узнала только с Глебом. Он вся Вселенная. Ее мужчина, настоящий, пробудивший ее от кукольного существования, теперь в смертельной опасности. Душа Анны разрывалась на части. Сердце леденело от мысли, что ей предстоит пережить, и ей хотелось истерично закричать: «Да, да, Кирилл!!!
Забери меня отсюда!» Но это значило погубить любимого человека. Не оставить шансов. А так тлел огонек надежды на то, что его найдут друзья раньше, чем она погибнет. Или ей удастся как-то пообещать свое наследство в обмен на их жизни. И словно подписывая себе смертный приговор, Анна твердо ответила:
- Нет, Кирилл! У меня все хорошо. Никуда меня не нужно забирать.
Она хотела нажать отбой, чтобы желание жить не пересилило ее решения, однако оборвать нить спасения было непросто. И можно протянуть время. Ее конвоиры не останавливали.
- Я не хочу тебя огорчать, ведь ты к нему привязалась, иначе я бы уже в порошок его стер. Он не считается с твоим здоровьем, твоим благом! Или ты ему ничего не рассказывала?!
Анна закрыла глаза. Слезы непроизвольно потекли по щекам.
- Хорошая моя! - неслось из трубки.
Она отключила связь и, резко размахнувшись, зашвырнула телефон в еще не облагороженные дебри. Наверно, последний поступок в жизни, который зависел от ее воли…
- Ну вот, детка, ты и открыла портал в ад! Поехали!