Я очнулась от очарования сна, и ясно поняла – тот, кто стоит сейчас передо мной, перекинув через серебряную мёртвую руку плащ, не сон и не греза. Он настоящий – можно коснуться его лица, провести пальцами по острой линии скул, спускаясь к твердым, четко очерченным губам.
Можно поцеловать.
От этой мысли стало мерзко, к горлу подкатила тошнота удушливой волной страха. Неужели никогда это тело, что принадлежало прежде крестьянке Эвелин, не забудет боль и унижение той проклятой ночи, проведенной в объятиях рогатого демона?..
Дать испить Эвелин крови Кернунна? Может, тогда она сможет навсегда успокоиться?
Мне нужна была полная власть над этим телом, которое – я чувствовала это – уже подстраивается под мои желания и возможности. В отражении зеркала, висящего за спиной Туата, что все так же мраморной статуей стоял и молчал, я видела черноволосую бледную женщину с кроваво-красными губами, тонким носом, узким треугольным подбородком, острыми скулами и высоким лбом. Эвелин была другая – ее черты были мягкими, округлыми, на щеках играли ямочки, а в глазах зеленели густые тенистые леса благословенной Эрин. Сейчас же я видела в своем взгляде морок зимней ночи, холод осенней чащи, грозовую весеннюю тучу… тьму и губительную топь.
Смола и старое серебро – вот взгляд Морриган.
Часть меня еще была в том сне, той грезе, где я кружила над павшими на поле боя, где слышала крики раненых и вой мертвецов, души которых не желали уходить в Бездну… и я поняла, за что невзлюбили меня фоморы, за что их Великой Королеве достались презрение и страх – в той старой битве, где Нуада потерял руку, я заняла сторону их врагов.
Своих врагов.
Но я была справедлива – как война. Как небо и земля, пропитанная черной кровью.
И я знала, что нельзя выпускать тьму из Нижнего мира в Верхний.
Иначе она сожрет сама себя. Исчезнет все – не только человеческий род, но и оба двора – Благой и Неблагой – развеются пеплом от прогоревших костров Самхейна, лягут белым снегом Долгой Зимы, которая скует ледовым панцирем луга и вересковые пустоши волшебного мира.
Ничего не останется в этом месте, непригодном для жизни.
Почему же мои подданные были так слепы? Почему они и сейчас продолжают жаждать вечной тьмы?
…слабы и глупы.
Нужно признать это.
В том сне, который прервал Туата своим приходом, я видела – словно бы со стороны – как женщина в кожаных доспехах и длинном багровом плаще с лисьим подбоем идет к шатру повелителя Благих сидхе.
Плащ ее цвета запекшейся крови, цвета брусники во мху, цвета вереска, что растет на дальних холмах.
Ее волосы заплетены и убраны под меховой головной убор с оленьими рогами – ветвистыми, покрытыми бархатным пушком.
Ее сапоги с окованными серебром носками ломают стебли сухих, покрытых изморозью трав.
Ее глаза полны надежды и… любви?
Я все еще помнила, как ужаснулась, осознав это. Та Морриган, которой я когда-то была, любила Нуаду – именно поэтому она спасла его в той памятной битве, именно поэтому она встала на сторону Равновесия, предав своих подданных. Впрочем, богиня войны всегда была выше темных желаний фоморов. Она понимала, как опасно выпускать Неблагие грезы из Нижнего мира.
Но почему же довелось погибнуть ей – той, кто вошла перед битвой в шатер Нуады? Почему он не спас свою возлюбленную?
Эту тайну мне еще предстояло раскрыть.
И я боялась правды.
…В шатре стоял накрытый стол – запеченное на огне мясо кабана, любимые мной бобы, хмельной вересковый эль в высоком узком кубке из потемневшего от времени золота. И медовая янтарная горечь дарила безмятежный покой и счастье.
Пусть я смотрела на любовников в этом сне со стороны – незамеченная, неузнанная – но я ощущала все, что и моя предшественница. Та, кто прежде носила мое имя. Я ощущала жажду – страшную, необузданную. Мне хотелось касаться Нуады, целовать эти плотно сжатые губы, покорить его и обуздать его свет, чуть приглушив своей тьмой.
Мне хотелось выпить его до дна, как перед этим крепкий эль.
Хотелось доказать ему, что смогу победить его, подчинить себе. И он покорно выполнял все, что требовала жаждущая любви Морриган, которая, казалось, была лишена этого чувства сотни и сотни лет.
Затаив дыхание, словно забыв, что это сон-воспоминание, я пыталась стать тенью, падающей на пушистый ворс ковра, стать воздухом, пропитанным запахом страсти - лилейно-тяжелый, он обволакивал меня густым облаком сбывшихся желаний. А на теле той, кем была я прежде, расцветали аметистовые ирисы поцелуев Нуады, и я удивилась – как могла эта кожа, бывшая столь крепкой в битвах, могущая выдержать удар меча или секиры… стать такой беззащитной в шатре Благого сидхе. Неужели Великая Королева оставила за порогом шатра свою силу и могущество?
Но как она могла так рисковать?
А если это была ловушка?..
Но судя по тому, что я помнила, не Нуада прервал нить моей жизни тогда, после памятной битвы с фоморами при Мортуре, ведь в памяти была еще сцена – я лечу на черных вороньих крыльях над павшими и выжившими, я камнем падаю на лицо однорукого и одноногого чудища – косматого и жуткого… и падает на промерзшую землю со звонким стуком его меч, а отсеченная выше локтя рука Нуады лежит рядом, и алая кровь его течет по ледовому насту, и повелитель Туата, хоть и ранен, перехватывает свой меч, добивая фомора.
С благодарностью смотрит в небеса – там я кружу, и горько, надсадно, тоскливо кричу, пытаясь своими чарами изменить исход битвы и запереть тьму в Нижнем мире.
…обозленные мои подданные еще отомстят мне. Чует мое сердце – отомстят.
Как часто буду видеть я сны о той битве Туата с кланом Фил Борг? Как часто буду отчаянно кричать и, защищая Нуаду, бить сильными стальными крыльями по уродливым лицам чудовищ?
Как часто буду во снах входить в роскошный шатер для того, чтобы броситься в объятия Нуады, у которого все еще целые руки, и он трепетно и нежно обнимает ими меня, увлекая на мягкие подушки пышного ложа, застеленного шкурами белых медведей…
Эрин, земля вереска, земля черных скал и холодных северных ветров, помнила мое прежнее воплощение, и он – тот, кто стоял сейчас в покоях старинного замка Тьмы… он тоже все помнил. И его улыбка не казалась мне больше оскалом дикого зверя, его глаза не были осколками горного льда, в них кипело море – ласковое, нежное, скрывающее под своей сине-зеленой гладью сказочный мир и дивные перламутровые ракушки… Не знаю, почему я вдруг подумала о море, но отчего-то захотелось сейчас оказаться на скалистом побережье, изрезанном остовами перевёрнутых рыбачьих лодок, что сохли на песке. Мне захотелось ходить босиком по плоским валунами, украшенным белой морской пеной, плетьми бурых водорослей и мелким ракушняком… хотелось ощущать холод камня и держать Нуаду за его серебряную руку, столь же ледяную в стылом воздухе, сколь и эти валуны.
Но я слишком мало помнила о себе прежней, чтобы позволить эти слабости.
Я пока не могла сбросить защиту. Не могла довериться повелителю Туата.
И улыбка моя погасла, как закатное солнце, и из глаз моих хлынула тьма – бесконечная, жуткая, равнодушная тьма, могущая штормовой волной снести Нуаду с ног, заставив вечность тонуть в бездне, наполненной болотной жижей и смрадом, идущим от мертвых тел… Но я заставила себя остановиться – как раз тогда, когда повелитель Туата упал, царапая горло, словно его охватила невидимая удавка.
Отдышался. Встал. Смотрит на меня… без злости или ярости. Удивительный. Я на его месте бросилась бы на того, кто посмел сотворить такое или… хотя бы покусился.
Глаза синие-синие. Колкие. Но отчего-то мне не страшно в них смотреть.
Я вижу там наше прошлое – тот день, когда явилась перед битвой на его ложе, вкусив сладость запретных ласк. И тело мое отозвалось на этот взгляд, меня будто что-то толкнуло в спину, и я едва не упала… он поймал меня, неловко обхватив за талию мертвой рукой. Холодная.
Но та, живая, украшенная золотым перстнем с янтарем, задержалась на моем плече, с которого сползла туника. Прикосновение обожгло. И было приятным.
Камень, в котором застыл солнечный свет, переплетясь с медовыми цветами, желтовато-белыми, покрывающими склоны холмов по весне… он показался мне знакомым.
Нуада поймал мой встревоженный взгляд.
- Тебе знаком этот перстень? – спросил он, повернув ладонь ко мне тыльной стороной, чтобы я могла рассмотреть янтарь поближе.
- Я прежде видела его, - подтвердила я.
Отстранилась не без сожаления – его объятия были приятны. И провела указательным пальцем по камню. Он оказался удивительным – теплым, словно нагрелся от руки, которая его носила. И когда я вела по янтарю – распускались в его глубине дивные золотые узоры, вспыхивали сверкающие искры. Камень пел, раскрываясь мне навстречу.
- Я могу вернуть его… - тихий голос Нуады заставил меня вздрогнуть.
Дернулась, убрав руки от янтаря и для верности спрятав их в складках своей чуть примятой после сна туники.
- Он… принадлежал мне? – тихо спросила, а сердце забилось с удвоенной силой.
Кажется, я начинаю что-то чувствовать к этому сидхе! Нельзя… нельзя таять под его огненными взглядами – по крайней мере, до тех пор, пока не отомщу за Эвелин и не вспомню, почему погибла в своем прежнем воплощении.
- Ты подарила мне его в Самхейн, когда мы встретились в мире людей… в одной старой гиблой чаще… нас свел тогда вместе дикий гон, что длился бесконечно долгий миг. Нас свел волчий вой и та ночь, когда все врата распахиваются навстречу волшебству…
- И навстречу Бездне! – резко одернула я Нуаду.
- Каждый видит то, что хочет увидеть… тот год был первым, когда мой народ летел призрачной кавалькадой по черному небу Эрин. Мы прибыли из-за моря, нас звали смертные, чтобы мы защитили их…
- От меня?..
- От твоих чудовищ… не о тебя.
Я отошла от Нуады, приблизилась к высокому стрельчатому окну, открывавшему вид на скалистые уступы, окутанные белесой дымкой тумана. Стая черных птиц пролетела мимо, и ветер бросил на стекло мелкую ледяную крупу. Смогу ли я сейчас удержать этих чудищ под контролем?.. Смогу ли остаться справедливой? Или война обернется к людям своим жутким кошмарным ликом, обезображенным жаждой крови?
Яростным и непрощающим. Устрашающим мертвым ликом.
- Я не помню многого, - наконец, тихо сказала я. – Поэтому мне сложно ответить, нужно ли мне это кольцо.
Он понял правильно, я была уверена.
Не о кольце я говорила.
- Скажи, ты позволишь помочь тебе? – Нуада осторожно подошел ко мне, я ощутила его горячее дыхание на шее, когда он осторожно отвел от нее мои волосы, и они шелковистой волной скользнули по плечам.
- Не трогай меня…
Он повиновался. Отошел.
А я повернулась, озаренная внезапной идеей.
- Ты дашь мне свой плащ? Всего на час… А взамен… взамен я разрешу тебе невидимым остаться на балу Имболка!
- Узнаю прежнюю Морриган! – раскатисто расхохотался он, протягивая мне волшебную вещь.
- Ты настолько мне доверяешь, что не боишься остаться без защиты? – прищурилась я, коснувшись его мертвой руки, пока брала плащ. – А если я приведу стражу? Если я брошу тебя в подземелье?..
- Тогда я буду твоим пленником! - он выдержал мой пронзительный взгляд.
- Ты смелый… - восхищенно прошептала я, набрасывая плащ.
- Иначе я не был бы Королем!
Пока я закалывала волосы, чтобы они не мешали мне в этой странной прогулке по собственному замку, то ощущала спиной горячий взгляд Нуады, ласкающий, оглаживающий плечи и линию бедер. И тело мое отзывалось на этот взгляд, дрожало, словно в предвкушении… я уколола себя шпилькой, чтобы избавиться от этого постыдного чувства, и поспешно бросилась прочь из комнаты, набросив на голову капюшон волшебного плаща.
Сейчас я попытаюсь узнать, что думают мои подданные на самом деле.
И кто здесь мой враг.
