Точка невозврата. Юлия Рябинина

ГЛАВА 1
— Лика, ты куда собралась? — шипит парень, стоя в дверном проеме и наблюдая, как его молодая жена надевает босоножки на высоком каблуке.
Короткая юбка красного цвета задралась выше, чем позволяют правила приличия, оголяя бедро.
— Антон, ты меня достал, — она выпрямилась, посмотрела парню в глаза и тоном, в котором сквозил один лишь сарказм, проговорила: — Я тебе уже сто раз сказала, что у Ксюры сегодня день рождения, и я, видишь ли, приглашена. Так понятно?
Антон смотрел на жену и до сих пор не верил в то, что мог жениться на ней. Когда это его так переклинило, что эта искусственная кукла смогла ему понравиться? Конечно, в постели она еще та горячая штучка, без комплексов и предрассудков. Всегда податливая и безотказная, но в жизни оказалась просто пустышкой.
— Ты надолго? — решил он сменить тактику.
— Тоша, — ласково проговорила она, подойдя к нему вплотную, — давай без детского сада, я же не знаю, как пойдет. Ксюра — она же девушка разнообразная, ты и сам должен помнить. Мало ли, что она придумает.
— Я ее помню, да, ты права, — отозвался муж и мысленно добавил: — «Не раз ее трахал, пока ты, пьяная, валялась в соседней комнате», — но вслух сказал совершенно иное: — Ты не забывай, что в детской Димка и Лешка спят, и им нужна мама, а я, как видишь, совсем на тебя не похож.
Девушка скривила губы.
— Антон, — проскрежетала она, из ее губ его имя звучало отвратно, он это стал замечать в последнее время. — Я же сказала, без детского сада. Ну, что ты, не знаешь, как смесь навести или подгузник поменять?
— А завтра мне на работу, — перебил ее парень. — Кто с ними будет сидеть, если ты всю ночь будешь гулять?
— Я по дороге позвоню няне, она придет, тоже нашел проблему, — буркнула она себе под нос.
Это стало последней каплей. Антон молниеносно схватил девушку за шею и сжал чуть сильнее, чем это требовалась. Она затаилась и со страхом уставилась в его лицо.
— Слушай сюда, — проговорил он металлическим голосом. — Дети наши, и я не хочу, чтобы с ними сидела нянька, когда ты будешь с похмелуги завтра отходить. Сегодня ты идешь куда-либо в последний раз, так что повесились на славу, потому что с завтрашнего дня ты будешь посвящать все свое время пацанам, поняла?
Девушка хрипло выдохнула, но при этом кивнула головой. Антон отпустил шею. Отступил на шаг.
— Пошел ты, Троицкий, на х@й, — она отступила к выходу. — А еще раз так сделаешь, расскажу отцу, понял?
— Лика, заткнись и иди уже, — парень прислонился спиной к стене.
Лика потерла шею и взглянула в зеркало, в отражении увидела красные следы.
— Ты мудак, Антон, — она перевела на него взгляд, полный ненависти, — сука, нахрен я согласилась выйти за тебя! — голос Лики сорвался на крик.
Хорошо, что квартира была не панельная, и детская находилась далеко от входа.
— Лика, я тебе уже сказал, прикуси свой долбаный язык и вали уже, — спокойно проговорил парень.
Теперь уже она фурией подлетела к нему и, замахнувшись рукой, хотела дать Антону пощечину, но парень перехватил ее запястье и вывернул руку так, что оно хрустнуло. Лика вскрикнула.
— Это я сука? — прошипел он ей в ухо. — Это ты за меня замуж вышла?
Она махнула головой, и ее крашенные в рыжий цвет волосы рассыпались по плечам.
— Отпусти. Больно, — просипела она.
— Больно мне, Лика, когда я вижу, как ты плюешь на детей ради вот такой вечеринки. Если бы в тот день три года назад не залетела от меня, я бы к тебе и на пушечный выстрел не подошел. А теперь, — он перевел дыхание, — будь хорошей девочкой, иди, тусуйся и помни… — он усмехнулся, но как-то зло, не по-доброму. — Я чувствую себя крестной феей из золушки. И помни, деточка, — продолжил гаденьким голосом, — в двенадцать ноль-ноль твоя карета превратится в тыкву, а платье — в лохмотья, и сука-муж будет ждать тебя дома.
Он отпустил ее руку. Девушка дернулась и, взявшись за запястье, потерла его.
— Я ненавижу тебя, — прошипела она.
— Взаимно, — парировал парень.
Лика подхватила сумочку, достала из нее ярко-красную помаду. Показательно обвела ей губы и, вынув ключи, открыла дверь. Бросила последний взгляд на Антона.
— Мудак, — одними губами прошептала она.
Парень дернулся к двери, но жена ее быстро закрыла, и звук получился сильно громким. Антон издал смешок. Трогать он ее все равно не собирался. Об таких, как она, и руки пачкать не хочется. Проходя в кухню, услышал тихий плач в детской. Развернулся в сторону комнаты и, в два шага преодолев расстояние, открыл дверь.
Дима стоял в кроватке и сонно потирал глазки сжатым кулачком, тихонько всхлипывая. Лешка в соседней кроватке крепко спал.
Антон взял сына на руки.
— Ну, что ты, мой хороший? — он прижал его к себе и сел на диван, что стоял в детской. — Плохой сон приснился?
— Мама, хочу к маме, — прохныкал малыш.
Сердце в груди сжалось и забухало рваными ударами о грудную клетку. У Антона внутри творилась буря. Хотелось спуститься вниз, притащить эту суку обратно домой и заставить уделять детям должное внимание.
— Мама спит, малыш, — он уложил сына на руку. — Давай, я тебе сказку расскажу, или пойдем, нальем сока.
Малыш закивал головкой, и Антон, подойдя к кроватке и взяв пустую бутылочку, пошел на кухню.
Через полчаса он уложил спящего Диму в кроватку и, приглушив до минимума ночную лампу, вышел из детской. Усталость накапливалась с каждым днем и вот сегодня дала о себе знать выплеском агрессии на Лику. Ведь сам ей позволял гулять, никак не пресекая ее походы в ночные клубы. Всегда с пониманием относился к тому, что ей тоже нужно отдыхать от детей, ведь у них близнецы, а кроме няни им никто не помогал. Родителям Лики было некогда, а родителей Антона уже давно нет на этом свете. Тоска по матери и отцу опять пробралась в душу. Он подошел к холодильнику и плеснул себе минералки. Сел на стул.
Как-то все не так складывается, как он хотел. Вот уже два года прошло, как родились пацаны, а у них в семье все становится только хуже. Лика совсем перестала уделять внимание сыновьям, переложив всю заботу на нянек. Ей только клубы и подавай, а еще регулярные поездки на море, которые ей оплачивает отец. Сука. Не понимает, что этим только разрушает тот мирок, что Антон старается создать. А сегодня он вообще охерел, когда пришел домой и увидел подобие его жены. Размалеванная шлюха встретила его у порога со словами, что сегодня она идет на день рождения. Парень прошелся по квартире, все везде убрано — домработница постаралась, дети помыты и накормлены и даже уложены спать, но это тоже не ликина заслуга, потому как он точно знал, что с пацанами она одна не в силах справиться. По первой всегда ждала его с работы, и они вместе укладывали их спать. А теперь… что теперь? Дикая ненависть, что он сейчас увидел в ее глазах. Ну, с другой стороны, может, и правда он переборщил. Нужно было сначала поговорить о том, что ему не нравится, как мало Лика уделяет внимания детям. Завтра? А он начал предъявлять ей с порога.
Тряхнул головой. Как все сложно. Семейная жизнь — это работа для двоих, но пока парень чувствует, как только он старается, и по ходу эта игра только в одни ворота.

Утром Антона разбудил настойчивый звонок в дверь. Глянул на часы — восемь-ноль-ноль — и очумело завертел головой. Лики не было дома. Он натянул домашние штаны и зашагал к двери. Проходя детскую, услышал, как там уже вовсю улюлюкают дети.
Щелкнул замком и распахнул дверь.
— Доброе утро, Антон, — проговорила женщина и, подвинув парня, прошла внутрь.
— Здравствуйте, Людмила Викторовна.
Няня детей была женщиной немолодой. Лет пятьдесят, но выглядела презентабельно. Волосы всегда собраны в тугой узел на затылке, строгий костюм, неизменная белая рубашка, пиджак, а вот низ менялся с юбки на брюки и обратно. Она Антону всегда напоминала американских нянь.
— Лики нет, — вдруг потерялся парень перед натиском женщины и захлопнул за ее спиной дверь.
— Да вы не переживайте и не волнуйтесь, — няня прошла в ванную. — Она мне вчера звонила и предупредила, что задержится. Я все понимаю.
Выйдя из ванной, женщина тут же прислушалась.
— О, слышу, наши голубки проснулись, — она снова посмотрела на парня. — Вы не переживайте, одевайтесь на работу, я сейчас приготовлю завтрак, как раз с детьми и поедите.
Антон замер на месте, как громом пораженный, давно ему никто уже не предлагал позавтракать. С раннего утра и до вечера он торчит на работе, и это хорошо, если удается выбраться до того момента, как дети лягут спать. В основном он приходил, когда малыши уже сопели в кроватках и видели десятый сон, а Лика сидела в прихожей и ждала его, как сторожевая собака, чтобы сдать пост и пойти на прогулку. Вот к этому он точно уже привык, а вот к завтраку с утра…
— Антон, вы меня слышали? — голос няни вернул его в реальность.
— Ага, спасибо, — проговорил он, — только если вас это не затруднит.
— Нет, не затруднит, Антон.

Лика не появилась дома ни к вечеру, ни на следующий день. Антон уже хотел было звонить ее отцу, но, узнав от Людмилы Ивановны, что та с ней держит постоянную связь, понял, что с ней все в порядке. Но вот что она задумала, для него было пока загадкой.

ГЛАВА 2
Захожу в квартиру и с порога чувствую, как в воздухе витает слащавый запах Лики. Скидываю кроссовки. Прохожу на кухню. Лика сидит ко мне в пол-оборота.
Прохожу мимо, достаю минералку. В горле пересохло то ли от возмущения, то ли от предчувствия чего-то неизбежного. И это, скорее всего, потому, что Лика демонстративно медленно стягивает шелковый шарф — а я его сразу и не заметил — и кладет на стол. Я скольжу взглядом по ее шее и вижу отпечатки своих пальцев. Сука.
— Ну, вот, Тоша, ты и допрыгался, — хрипловатый голос нарушает тишину комнаты.
Я уставился на нее, не веря в то, что она говорит мне это.
— Я? — в недоумении смотрю на нее.
Красные губы кривит ухмылка. Она смотрит мне прямо в глаза.
— Ну, как видишь, ты, — проводит по шее рукой. — Завтра я подаю на развод.
В голову ударяет кровь и начинает гулко пульсировать в висках.
— Завтра уезжаю к родителям вместе с детьми, а тебя, — она постукивает длинным красным ногтем по столешнице, — я попрошу съехать с квартиры в течение месяца, который нам на раздумье и на примирение даст суд, — она встала со стула. — Я надеюсь, ты понимаешь, что жить с тобой я больше не намерена.
Я выпиваю минералку одним глотком. Давлюсь, но так хоть отвлекаюсь от того, что сейчас творится у меня внутри. А у меня там все переворачивается и сжимается в ледяной ком, сердце бухает так быстро, что кажется, еще пара таких ударов, и оно пробьет грудную клетку. А в голове уже установилось четкое понимание, что я теперь не смогу каждый день видеть своих пацанов. Твою мать! К горлу подкатила тошнота, и я чуть не блеванул той минералкой, что выпил, тут же, на пол, этой суке под ноги.
Она отвернула свое довольное лицо, видимо, радуясь произведенному эффекту. Не могу сдержаться, хватаю ее за руку.
— Стоять, — выдавливаю из себя.
Она не ожидала от меня каких-либо действий, потому что дергается, пытается вырваться, но я держу крепко.
— Если тронешь, — заикаясь, блеет она, как овца, — отец тебе башку разобьет, понял?
Но это меня не останавливает. Ее угрозы сейчас для меня — пустое место. Дергаю ее на себя, и она не удерживается на месте, припадает ко мне. Завожу ее руку ей за спину и прижимаю сильнее.
— Я сейчас не ослышался, как понимаю, — говорю ей в лицо, прямо в губы, — ты хочешь забрать пацанов и свалить? — сокращаю расстояние между нашими губами до минимума, и в нос ударяет запах мятной жвачки и перегара. Морщу нос. — Бухала?
Она опускает глаза, но я второй рукой поднимаю ее подбородок и заставляю смотреть на меня.
— Отстань, — шепчет она, но я ей не даю продолжить, впиваюсь в ее губы поцелуем, жестким, безжалостным.
Терзаю губы до тех пор, пока она не начинает стонать и прижиматься ко мне. Тварь, ведь зависит от меня, а начинает крутить хвостом. Отстраняюсь от нее и с брезгливостью отталкиваю от себя. Лика, тяжело дыша, отходит к столу.
— Ненавижу тебя. Ублюдок, — по ее щекам потекли слезы. — Из-за тебя и…
Она не договаривает, наверное, увидев на моем лице звериный оскал, потому что в этот момент я жду продолжения, заранее зная, что она хочет сказать про мальчишек, но она молчит. Ее грудь часто вздымается. Она все-таки выходит из кухни и сбегает в спальню, при этом щелкая замком.
Я тут же опускаюсь на холодный пол и зажимаю руками голову. Теряюсь в прострации. Бля, что делать, что делать? Как остановить это безумие? Как?
Поднимаюсь рывком и иду в спальню к детям. Мальчишки сладко спят, посапывая во сне. Склоняюсь к Димке и целую его в пухлую щечку, потом к Лешке. Закрываю глаза и втягиваю полные легкие детского запаха. На глазах выступает влага. Тут же стираю ее ладонью. Они — самое родное, что у меня есть на этом свете, и завтра эта бездушная кукла хочет у меня их забрать.
Выхожу из спальни и, прикрыв дверь, набираю телефон Сереги. Трубку почти сразу поднимают.
— Да, Антох, — слышу я знакомый голос.
— Серег, нужна помощь, — без лишних слов сообщаю ему.
— Давай.
Захожу в кухню и закрываю дверь.
— Кукла хочет подать на развод и забрать детей.
Минутное молчание в трубке подтвердило мои опасения.
— Ну, на данном этапе ты ничего не сможешь сделать, Тох. Тем более, если Петрович подключит своих адвокатов, тогда вообще без вариантов.
— Я понял, — отключаю телефон.
Он спустя секунду вибрирует в руке. Серега. Поднимаю трубку.
— Да ты не расстраивайся, Антох, — говорит он быстро, словно видит мое состояние.
— Я понял, Серег. Давай. Завтра созвонимся.
— Ага, пока, — он отключился.

Утро не принесло облегчения. Сколько часов я проспал, не могу даже представить, потому что долго не мог заснуть. Спал сегодня в гостиной. Спальню, где вчера закрылась Лика, обошел стороной. Даже вещи не забрал, спал в халате. Разлепил глаза с трудом, но нужно вставать. Обязанности призывают к ответственности. Прислушиваюсь. Тишина. Встаю с дивана и, пересекая комнату, выхожу в коридор. Тихие звуки детских голосов доносятся из спальни. Подхожу к двери и распахиваю ее до середины.
— Доброе утро, Антон, — Людмила Викторовна сидит в кресле и натягивает на мальчишек одежду.
— Доброе, — я снова в недоумении. — А… а где Лика?
Женщина опускает глаза и начинает копошиться в детской одежде, пытаясь скрыть неловкость, хотя в ее возрасте это странно.
— Она ушла, — вымолвила няня, но я понял, что она что-то недоговаривает.
— Куда? — перешел я в наступление, хотя зачем спрашиваю, ведь она вчера дала ясно понять, куда пойдет сегодня утром. — Хорошо, — сказал скорее себе, чем няне, — я ушел на работу.
Развернулся и направился к двери.
— Лика сказала, что я свободна на месяц.
Ее слова, будто холодный утренний душ, вылились на меня.
— Я просто к вам так привыкла, к мальчикам. Вы собираетесь уволить меня?
— Нет, Людмила Викторовна, даже не думайте об этом, — я перевел дыхание. — Просто Лика с детьми переезжает к родителям на месяц, а потом вернется обратно.
Я замолчал, раздумывая над тем, стоит ли говорить про развод няне.
— Лика решила развестись со мной, — все же решился признаться.
— Не может быть, — одними губами проговорила женщина.

Я широкими шагами преодолел лестничный пролет, что вел к зданию суда. Серега позвонил с утра и посоветовал непременно быть рядом с Ликой, когда та будет подавать заявление на развод. Я хотя и не понимал до конца важности этого момента, но Сереге доверял полностью.
Стеклянные двери распахнулись, и мне навстречу вывалилась толпа студентов. Я попытался протиснуться среди них и даже не заметил, как налетел на девчонку. Тихое «ой», и она летит на каменный пол. Не успеваю подхватить ее и вижу, как, ударившись о керамогранит, девчонка морщится от боли.
— Извини, — присаживаюсь на колени и помогаю собрать разлетевшиеся в разные стороны бумажные листы.
Застываю на месте, когда она поднимает на меня глаза. Серебристо-серые с загнутыми длинными ресницами, огромные озера, в которых можно утонуть, и ярко-рыжая вьющаяся прядь, выбившаяся из прически и ниспадающая по щеке. Она пытается заправить ее, а я не могу оторвать от нее взгляд. Блуждаю им по ее лицу, выискивая изъяны, и не нахожу.
— Надо быть поосторожнее, — произносит она хрипловатым низким голосом.
— Извини, — снова повторяю я.
Девчонка опускает глаза и, поднявшись, смотрит на сбитые коленки. Я протягиваю ей собранные бумаги и тоже опускаю взгляд на ее ноги. Фух, а они ничего. Худенькие ножки обтянуты тонким капроном, юбка карандаш чуть выше положенной ей длины оголяет острые коленки, сейчас сбитые до крови. Она протягивает руки за бумагами, а я чуть задерживаю стопку в своих руках. Девочка вопросительно изгибает аккуратную бровь.
— Давай отвезу тебя в больницу, кровь все-таки, а там зеленка есть, — вот это выдал.
— Спасибо, конечно, но не думаю, что эти раны требуют врачебного вмешательства.
— Вика, ты скоро? — за спиной раздался мужской голос, и это резануло не только слух, но и прошлось вибрацией по нервам.
Поворачиваю голову. Передо мной стоит детина по метр восемьдесят. Весь, что называется, прокачанный. Бицепсы натянули рукава футболки до максимума. Черные волосы в хаотичном беспорядке, длинная челка падает на лоб. Голубые холодные глаза скользнули по мне лишь потому, что я оказался на его пути. Пухлые губы поджались, когда он пробежался взглядом по девушке.
— Ты что, упала, что ли?
Щеки девушки тронул румянец.
— Ага, — кивнула она и сделала шаг по направлению к парню.
— Ну, ты и растяпа, — проговорил он. Развернулся к девушке спиной и зашагал на выход.
Она посеменила за ним, громко цокая каблучками по полу. Странная парочка. Пронаблюдав всю эту картину, что длилась считанные минуты, я пошел искать кабинет, в котором могла бы оказаться Лика.

Жена сидела ко мне спиной в кабинете, куда меня направил охранник здания суда. Вот эти люди знают все. Хотя, что там знать. У них целая мониторная комната. И в наличии камеры во всех кабинетах.
На звук открывшейся двери Лика обернулась, и на ее лице застыло изумленное выражение.
— Зачем пришел? — проговорила она.
— Привет, — подхожу к ней ближе, а внутри все переворачивается от злости, в каждую нервную клетку, что сейчас на взводе, будто медленно вводят острые иглы, заставляя пульсировать, сопротивляться обстоятельствам. Со всей силы сжимаю кулаки от безысходности и осознания того, что исправить это не в моих силах. — Ты обдуманно приняла решение? — сквозь зубы цежу вопрос. — Обратной дороги не будет.
Зачем угрожаю ей? Вижу ведь, что в этих мастерски накрашенных и подведенных толстой стрелкой карих глазах нет и намека на неуверенность.
— Если ты будешь разговаривать со мной в таком ключе… — она замолчала.
И где только таких слов-то набралась, интересно? Никак папаша постарался.
— Со мной будешь общаться только через адвоката, я уже приняла решение, и… — она не договорила, потому что я подошел ближе и рывком повернул ее к себе.
Она крутанулась на стуле и тут же вскочила с него.
— Еще один синяк, и я тебя засажу, — шипит она мне в лицо. — Отец сказал, что еще поговорит с тобой при личной встрече.
Рука сама по себе тянется к ее локтю, и я хватаю ее крепко.
— Не дам видеться с детьми, — выплевывает она мне в лицо.
Тварь, знает, чем зацепить. Еле разжимаю пальцы. Они, словно закаменевшие, не хотят отпускать ее локоть. Медленно разворачиваюсь и делаю шаг в сторону двери. Все-таки зря я пришел.
— Сегодня я приеду домой, — говорю через плечо и выхожу за дверь, не оборачиваясь.
Сажусь в машину и давлю на газ. Не могу выбросить из головы картину пустующей квартиры, того, как прихожу домой и не вижу мальчишек, не обнимаю и не кормлю их кашей по выходным. Я начинаю копать, проигрывать все то, что еще не случилось, и на душе становится хреново.
Я, конечно же, понимал, что с Ликой у нас все катится по наклонной и сводится на «нет» наша семейная жизнь, но как-то даже не задумывался над тем, что дойдет дело до развода, что у нее вообще в голове появятся такие мысли. Видимо без тещи не обошлось. Она всегда относилась к нашему браку скептически, говорила, что по залету навряд ли получится крепкий союз. Но это мы знали и без нее. Особой любви у нас с Ликой и не было. И не кричали мы на каждом углу об этом. Случайность и порванный гандон были тому виной, а потом еще оказалось, что Лике нельзя делать аборт. Тем более, первая беременность, и если сделать аборт, то она потом вообще не сможет забеременеть.
Мне, как джентльмену, пришлось тогда жениться на ней. Отца с матерью уже на тот момент не было, и это меня тоже, скорее всего, заставило сделать этот шаг. Поскольку на женитьбе никто не настаивал, на ней настоял я. А потом, через девять месяцев, родились пацаны. Вот тогда я и понял, что значит быть отцом, что значит качать на руках маленьких человечков и чувствовать себя центром их вселенной, потому что они полностью зависят от тебя, потому что спустя несколько месяцев Лика бросила их кормить и начала шляться по клубам, а я заменял ее. Не спал ночами, когда у детей были колики, и спасало одно – няня Людмила Викторовна, которая готова была помочь не только днем, но и ночью. Своих детей у нее не было, зато она нашла нас. Бл@ть, ну почему в жизни так много несправедливости?
Заехал домой. Квартира оказалась пустой, видимо, Людмила Викторовна ушла с мальчишками гулять. Но так даже лучше, прощание хуже всего. Я достал спортивную сумку, покидал туда вещи первой необходимости. Зашел в детскую. Игрушки раскиданы по полу, я поднял первую попавшуюся и сунул в карман. Глаза защипала соленая влага и пеленой застелила взгляд. Зло смахиваю непрошенные слезы. Ненавижу. Ненавижу эту тварь, а еще придется и с тестем пообщаться.
На работу прихожу с опозданием на два часа. Прямиком иду в кабинет.
— Антон Романович, — голос секретарши заставляет замереть на месте. — Владимир Петрович просил вас зайти к нему.
Киваю в ответ.
— С вами все в порядке? — слышу голос девушки себе в спину и, ничего не говоря, закрываю дверь, приваливаясь к ней спиной с обратной стороны.
Вот и настал час икс. Рубинин Владимир Петрович, гендиректор одного из крупнейших холдингов на российском рынке химических удобрений, еще и по совместительству является моим тестем. Понятно, что сейчас начнет промывку мозгов своему нерадивому зятю, а за этим, возможно, последует увольнение. Ведь я обидел его единственную дочь, и не важно, что она не является идеальной матерью, и не важно, что интернет пестрит ее непристойными фото. В то время как я впахиваю здесь по двадцать пять часов в сутки. И поэтому еще удивляюсь, как до сих пор жив и успеваю иногда видеть детей. Конечно же, Петрович меня щадит, дает поблажки: вот и отдельный кабинет у меня, и занимаю я в этой корпорации не последнее место, а являюсь директором отдела сбыта.
Я прошел за стол и, кинув в угол сумку, сел. Достал телефон и зашел в интернет. Нашел нужную страницу и открыл фото в «ВК». Ксюра. Ее день рождения отметили они на славу. Лика отличилась. Отвращение заполнило все внутри. Девушка лежала на диване, раскинув ноги, а об ее промежность терся полуголый стриптизер. Ксюра сидела рядом, ее взгляд похотливой шлюшки был направлен на парня, а рука застыла на голой мужской заднице.
Гнев и непонимание горячей лавой прокатились по нервам. Пальцы подрагивали, когда нажимал следующий кадр, на котором были похожие позы, только вот теперь руки Лики с огненно-красными длинными ногтями впивались в ягодицы стриптизера. Я нашел их случайно, даже не намереваясь в чем-то уличить потаскушку, это все всплыло само собой. Резко откидываю айфон в сторону и встаю с кресла, оно с грохотом бахается об стену. Выхожу из кабинета и направляюсь к лифту. Пошли нахрен эти гребаные буржуи, сидят в своих клетках под небесами и взирают на все и всех свысока. Нажимаю кнопку лифта, семьдесят шестой этаж. Лифт бесшумно закрывает двери и так же бесшумно скользит ввысь.

ГЛАВА 3
— Виктория, ну что же ты такая сегодня неповоротливая-то, а? — Никита сидит за рулем и смотрит, как я пытаюсь залезть в его спортивную машину. — Мне кажется, ты сегодня похожа на неуклюжего бегемота.
Я не смотрю на него, пытаюсь приловчиться, как бы поудобнее закинуть ногу, и не удерживаюсь, падаю на пассажирское сидение, при этом ломая шпильку на новеньких туфлях.
— Ну, ты посмотри на нее, — у Никиты в руках баночка пепси, он от неожиданности моего кульбита опрокидывает ее, и темное пятно расплывается на его белой футболке и светлых джинсах. — Если ты не можешь ходить в нормальной одежде и одеваться, как девчонка, тогда лучше не экспериментируй, — кидает он мне обидные слова и вместо того, чтобы помочь, достает влажные салфетки и начинает оттирать пятна пепси с одежды.
«Придурок», — проговариваю про себя.
— Нет, ну ты вообще нескладуха, Вика, ну как так можно? — не унимается парень, продолжает обзываться. — Первый раз оделась нормально и вот тебе раз, корова на коньках.
Надоело. Снимаю туфли, забираю папку с документами, разрываю немного разрез этой гребаной юбки и встаю босой на асфальт. Спасибо, погода позволяет.
— Ты что? Куда собралась? — обратив, наконец-то, на меня внимание, спрашивает парень. — Ты что, обижаться собралась? — он выгибает бровь. — Брось ломаться, Вик, я же ничего особенного не сказал. Давай, садись обратно в машину и поехали, нас уже все ждут.
Пока он говорил свой монолог, я уже успела отойти от машины на несколько метров.
— Пошел ты, Никита, — говорю и, поворачиваясь на месте, выхожу на тротуар.
Сволочь, из-за чего он завелся? Пожалел свою футболку или штаны? И чем он так понравился маме? Ведь внутри пустышка, повернутая на шмотках, дорогих игрушках и деньгах папочки. Да, внешне Никита очень крут. Высокий загорелый шатен с прокачанной бицухой, от которой все девчонки курса писаются кипятком, но повезло связаться с ним только мне. За что такая напасть? Обреченно вздыхаю. Конечно, мама не даст согласия на расставание с ним и будет всеми правдами и неправдами убеждать, что это лучшая партия для меня.
— Ну, Вика, ну, извини.
О, неужели, сам царь Никита снизошел до извинения?
«Что за «ну, Вика», — хотелось спросить у него, — запряг, что ли?».
Но я молча продолжала шлепать босыми ступнями по асфальту, наслаждаясь теплом, что отдавала дорога. Вот до сих пор не могу понять, для чего я ему нужна. Вроде и внешность у меня неброская. Не считая, конечно, ярко-рыжей копны, которой так любит восхищаться парень. Ну, да, еще необычный цвет глаз. Природа наградила меня двумя отличительными особенностями. Серебристо-серые. Я даже иногда сама засматривалась в зеркало, наблюдая, как играет цвет радужки в зависимости от настроения.
— Вика, давай уже, садись. У меня плохое настроение просто, и не смог сдержаться, но на тебя тоже не сержусь.
Вот это номер. Я смотрю на него с изумлением.
— Никита, — останавливаюсь я посреди тротуара, — ты вообще охренел?
— С чего бы это? — отвечает вопросом на вопрос парень. — Это же ты виновата в том, что я облился. Ты хоть можешь представить, сколько стоит эта вот футболка? — он берет край и оттягивает, тем самым ненароком демонстрируя свой пресс с восьмью кубиками.
Тьфу, позер.
— Это ты виновата в том, что свалилась на пол и разодрала колени, — он смотрит на мои ноги, а я и забыла, что у меня подраны колготки, — и ты будешь виновата в том, что мы опоздаем в кафе.
Я, я и снова я, конечно, а кто же еще. Он за год, пока мы с ним встречаемся, столько раз назвал виновной меня во все его косяках, что я уже и вправду в это поверила.
— Никита, — недослушиваю его претензии, — иди нахрен.
Ускоряю шаг, не дожидаясь того, когда мне в спину польются опять обвинения, а может, и еще что похуже. Впереди вижу спасительную арку во двор многоэтажки. Ныряю туда и вовремя, потому как машина с юзом проносится мимо, и оттуда слышу нелесные словечки, видимо, в мою сторону.
Да пошел он, мудак. Достал. Сажусь на ближайшую лавочку и лезу в сумочку, чтобы найти телефон. Пусто. Не могу поверить, вываливаю содержимое сумочки на колени. Телефона нет. Открываю папку. С надеждой перекладываю бумажки. Пусто. Вот черт, что же делать? Ни один телефон я не помню наизусть. Где же я его могла потерять? Мне этот телефон подарили на день рождения, ему всего-то месяц. Че-е-е-ерт, отец теперь будет орать, как оголтелый. А когда я представила, что к нему еще и присоединится мама, меня пробрала дрожь. Я ссыпала все обратно в сумку. Вот сегодня действительно не мой день.
Да, черт. Что же я и правда сегодня такая растяпа? Сразу встряла по всем пунктам. Поругалась с парнем — раз. Порвала юбку и сломала каблук — два. И самое главное, потеряла телефон — три.
«Ты сегодня превзошла сама себя, — ехидничал внутренний голос. — Вляпалась, так уж вляпалась».
Я стукнула кулаком по лавочке. Взяла целую туфлю в руки. Попыталась сломать второй каблук, но ничего не получалось. Почему? Ведь в кино у актрисы это очень легко вышло. С досадой бросила туфлю на землю. Так, Вика, успокойся. Нужно просто зайти в магазин и купить новую обувь, вот и все. На карточке есть немного денег. Отец каждую неделю переводит небольшую сумму на карманные расходы, а еще и мама помогает, так что у меня подкопилось там деньжат. Вот где они и пригодятся. Посидев еще немного на лавочке, я решительно встала и направилась к другому выходу из двора.
У арки на меня чуть не налетел велосипедист, но я вовремя отскочила в сторону. Дыхание сбилось. Вот это да. Это все неспроста. Со мной впервые такое. Прохожие оглядывались на меня, и что самое смешное, некоторые даже сторонились. Я хмыкнула про себя.
А ведь я просто иду босиком и в порванных колготках. Мало ли, что со мной случилось. Может, на меня напали и обокрали. А может, попытались изнасиловать. Или сбила машина, а водитель скрылся с места преступления. Абсолютное равнодушие людей поражало. Я задумалась над тем, как бы я себя повела. На этот вопрос я не смогла себе ответить. Просто шла вдоль домов по тротуарной плитке, выискивая глазами подходящий магазин. Но, как назло, ни одного не было. Я даже притопнула ногой.
— Вам помочь? — знакомый голос раздался из-за спины.
Я резко поворачиваюсь на пятках и морщусь от боли. Поднимаю глаза. Передо мною стоит парень из суда.
— Да я даже не знаю, чем, — говорю неуверенно.
— Я могу подсказать, — насмешливым взглядом окидывает он меня, а я свожу недовольно брови. — Например, подвезти до дома, как минимум, а еще, возможно, ты захочешь, чтобы я вернул тебе телефон.
Он изогнул бровь, а его переход на «ты» даже не вызвал во мне никакого отторжения.
— Так телефон у тебя? — в груди тут же затрепетало птахой облегчение.
— Да, ты его, по ходу, выронила с бумажками, — объяснил он. — Так что, пойдем?
Я немного помялась для приличия, все-таки садиться в машину к незнакомому парню не входит в мои правила, но тут полнейшее исключение.
— Угу, — киваю и семеню за ним.
— А почему босиком? — он оглянулся через плечо. — Хотя можешь не отвечать, и сам вижу. Я думал, тебя парень подвезет, ну, тот, качок.
— Он…
Что же ему сказать? Хотя, по сути, я и говорить-то ему ничего не должна.
— Он… Мы с ним поругались, — выпалила собеседнику в спину.
— Ясно. Ну, ничего, бывает.
Мы подошли к тонированному черному джипу.
— Залезешь? — он кивнул на юбку. — Или помочь?
Вот как? Как? Посторонний, совсем незнакомый человек предлагает помощь, в то время как мой парень веселится сейчас с друзьями, бросив меня одну, и только и знает, что сыпать свои обвинения в мой адрес, акцентируя внимание на моей неуклюжести. Мне даже теперь казалось, что она у меня развилась на подсознательном уровне на фоне постоянного недовольства Никиты.
— Так что, справишься? — вопрос парня вырвал меня из задумчивости.
— Ага, да, конечно.
Боже, что я растерялась-то? Подтянула юбку выше, оголяя колени, и теперь разорванный разрез позволял даже задрать ее до середины бедра. Нога на порог, и вот я уже на пассажирском сидении.
— Антон, — проговорил парень.
— А? — уставилась я на него.
— Меня зовут Антон, — повторил он.
— Вика, — на автомате ответила я.
Надо успокоиться, что-то я так разнервничалась, что все слова вылетают из головы прежде, чем сознание пытается их обработать.
— Да, я помню, Вика, — с усмешкой произнес он.
— И что же тут смешного? — не понравилось мне его ухмылка.
— Да нет, я вспомнил, что Виктория означает победу, а у тебя как-то сегодня совсем не сложилось, видимо.
Я опустила взгляд, рассматривая разодранные колготки.
— Да, бывает, но со мной сегодня первый раз такое, — в моем голосе послышались оправдательные нотки.
«Заткнись, заткнись! — кричал внутренний голос. — Зачем ему нужны твои оправдания, он посторонний парень, который…»
А может, стоит и поговорить, ведь навряд ли мы еще увидимся.
— Это все Никита, — начала я.
Антон посмотрел на меня искоса.
— Мне кажется, что он развил во мне комплекс неполноценности, — вот, наконец-то я призналась сама себе.
— Тогда зачем ты с ним встречаешься? — задал ожидаемый вопрос парень.
— Зачем? — я подняла бровь. — Ну, во-первых, он нравится моим родителям, во-вторых, первый парень на курсе, — начала я перечислять видимые достоинства «жениха».
— А еще он, видимо, хороший мудак, если бросил свою девушку в таком состоянии, — Антон перебил все желание продолжать разговор про Никиту.
— Да, именно так, — подтвердила я его подозрения. — У нас сегодня был последний экзамен, и мы с друзьями собирались отметить его в кафе. Ну, а потом я налетела на тебя.
При этих словах Антон полез в карман и достал телефон, протянув мне.
— Спасибо, — я забрала аппарат и сунула в сумку.
— А знаешь, что?
Я посмотрела на парня.
— Предлагаю отметить твой выпускной и мой развод пикником.
— Развод? — переспросила я. — Ты вроде не такой уж и взрослый, чтобы разводиться, — не удержалась от замечания.
— Скажем так, — он подмигнул мне, — у каждого есть скелеты в шкафу, — он это сказал таким тоном, что по спине побежали мурашки. — Ну, так как насчет пикника?
Скелеты в шкафу меня поставили в тупик. И стало не совсем уютно находиться в машине рядом с парнем, который разводится. С другой стороны, мало ли, какие в жизни бывают неурядицы.
— Ну, с такими коленками я вряд ли буду чувствовать себя уютно даже в самой захолустной кафешке, — слабый довод, чтобы отказаться.
— Так я и не говорю про кафе. Можно съездить в Царицыно.
У меня как отлегло от души. Этот парк я очень люблю, мы там часто гуляем с девчонками.
— Согласна, — ответила я. — Только при условии, что заедем домой, и я переоденусь.
— Тогда мы к ночи туда не попадем, — нахмурился Антон.
— Ты, прав, — согласно кивнула я.
— Но нам все равно заезжать за едой, значит, заедем в супермаркет, а там точно есть магазинчики с одеждой. Скажешь свой размер обуви и одежды, я тебе куплю, — парень тут же нашел решение проблемы.
А мои щеки мгновенно вспыхнули. Мне, во-первых, еще ни разу в жизни парень не покупал одежду, а во-вторых, господи, да мы ведем себя так, будто знакомы целую вечность.
— Ну, что ты опять молчишь? — уголки его губ поползли вверх. — Это все ерунда, но так мы хотя бы не будем ехать в парк вечность.
Я снова согласно кивнула. А внутри разливалось непонятное чувство тревоги. Или это было что-то необъяснимое, ускользающее от моего внимания, и именно поэтому я это списала на тревогу.
В Царицыно мы добрались ближе к пяти. Спортивный костюм и кроссовки, что Антон принес мне, идеально подошли. Переодевалась я на заднем сидении.
— Тебе идет, — Антон оценивающе осмотрел меня, а я опять залилась румянцем.
— Спасибо, — поблагодарила за комплемент.
— Может, к озеру? — спросил парень.
— Ага, давай, — я достала плед, а Антон взял корзину.
Я посмотрела на него и не удержалась, засмеялась вслух.
— Что? — брови парня взметнулись вверх.
— Да есть ощущение какого-то дежавю, — сквозь смех проговорила я. — Мне кажется, мы знакомы с тобой целую вечность, а ты, — я ткнула в него пальцем, — похож на заядлого семьянина с этой корзинкой. И вот, — вручила ему плед.
А в это время настроение Антона резко скатилось на нет. С губ сползла озорная улыбка, а между бровями залегла неглубокая складка.
— Извини, — я прикусила язык. — Пойдем? — теперь я потянула его за собой.
Сигнализация пикнула, закрывая двери машины, и мы пошли по зеленому коротко скошенному газону к озеру.

ГЛАВА 4
Опустошение. Внутри будто все залили черным цветом, и теперь, куда и на что бы я ни смотрел, все окрасилось в черно-белые тона. Лишь первые несколько дней приходили воспоминания о рыжей девчонке в ярко-голубом спортивном костюме, который купил в первом попавшемся магазине спортивной одежды, но и она потом исчезла из моей головы.
Тесть у меня, конечно, оказался «золотым человеком», я его недооценил.
{— Здравствуй, зятек! — заявил он мне с порога. — Присаживайся.
Я молча сел в кресло. Поза расслаблена. Мне нечего скрывать, и уличить меня не в чем.
— Жаль, конечно, что все у вас так сложилось с Анжеликой, — свел он густые брови. — Но лучше развестись сейчас, чем мучить себя всю жизнь.
О, да, хоть в этом мы сходимся.
— С работы увольнять я тебя не буду.
Я удивленно приподнял бровь.
— Хоть Лика и просила, но знаешь, в мире бизнеса нет места личным разборкам, а ты зарекомендовал себя с хорошей стороны, — он посмотрел мне в глаза. — Я, как ты мог заметить, не разбрасываюсь ценными кадрами.
Да, в этом я с ним поспорить не мог, Петрович всегда поощрял инициативных и вперед идущих спецов своего дела, подстегивая их стремление нехилой такой премией.
— Согласен, — решил вставить свое слово.
— Да мне и самому будет спокойнее знать, что ты не будешь уклоняться от уплаты алиментов и не посадишь своих детей мне на шею, а будешь платежеспособным отцом.}
После этих слов я, как только вышел из кабинета гендиректора, сразу же направился в отдел кадров и написал заявление.
Полмесяца провел в бреду. Хорошо, хотя бы за квартиру заплатил на несколько месяцев вперед, и с этим не приходилось еще париться.
Днем я пропадал в поисках работы, а ночью… Про ночи не хотелось вспоминать совсем. Кошмары снились постоянно. И во всех итог был один: я просыпался в холодной испарине с осознанием того, что жизнь — это боль, но лучше испытывать эту боль, нежели быть одиноким.
Петрович звонил сам пару раз. И оба эти раза мне пришлось ему популярно объяснять, почему я не буду у него больше работать. Видимо, мужик понял и отстал. Больше не лез ко мне, но только почему-то от этого не становилось лучше.
С сыновьями посчастливилось увидеться только два раза за это время, и то спасибо теще. Она сама позвонила в выходные и сказала, что мальчишки скучают, и неплохо бы навестить их. Я был только за, но не знал, как подступиться. Лика не брала телефон, а с Петровичем общаться и вовсе не хотелось, а вот теще позвонить не догадался, да и не ладили мы с ней особо. Она все считала, что я не подхожу ее Анжелочке ни по характеру, ни по социальному уровню. А тут раз — и позвонила сама.
Я встретил их на площадке. Пакет вкусностей, которые любят пацаны, отдал женщине, а мальчишкам вручил по большому игрушечному грузовику. Потискав мелких, я все-таки нехотя отпустил их играть в песочницу.
— Примирения, значит, не будет? — то ли спросила, то ли утвердила теща, я так и не понял.
Посмотрел на нее.
— Ну, это ваша дочь ушла, — напомнил ей.
— Но не просто же так? — ответила она.
— Я не хочу вдаваться в подробности, Инесса Павловна, — я встал с лавочки, но женщина взяла меня за руку и потянула обратно.
— Антон, — начала она, — я же вижу, как ты любишь детей, да и им без тебя плохо. Попробуй помириться с Ликой, — она смотрела на меня глазами, полными надежды.
— Я попробую, — не стал пререкаться с женщиной. На это не было моральных сил.
— Спасибо, — тихо ответила она.

Лике звонил после этого пару раз, потому что тоска по мальчишкам занимала все свободное пространство в груди. Я даже готов был простить ей все те похождения на вечеринки. Но она так и не взяла трубку. Мне казалось, я превратился в тень. Спасибо пацанам, не давали мне сдуться совсем. В начале третьей недели без «семьи» мне наконец-то удалось найти работу. И главное, по профилю. Меня туда взяли без вопросов про «когда-где работал до этого». Испытательный срок сократили с одного месяца до двух недель. Конечно же, я ведь «ценный кадр», в голове, да и не только, куча информации, и главное — наработанная клиентура. Я ломаться долго не стал. Обговорили зарплату, подписали договор, и я впрягся в работу. День у меня заканчивался глубокой ночью, и ее катастрофически не хватало на сон. Но меня все устраивало, потому что с полной загруженностью даже кошмары перестали сниться.
Один раз только пришлось выбиться из графика, съездить подписать документы на развод. Лика была в тот день «неотразима». Темно-синее платье-футляр, неброский макияж и почему-то ярко-красные губы. И те же неизменные длинные красные ногти. Высокий каблук и платиновые волосы, длинными локонами рассыпанные по плечам, но для меня она осталась той же Ликой, что была месяц назад. Я вскользь глянул на нее. Обсудили лишь тот момент, по каким дням я смогу навещать детей, и я без раздумий поставил подпись на бланке.
— Я так и знала, — прошептала она и тоже поставила свою подпись.
— Не понял? — опешил я.
— Мог бы хоть попытаться сохранить семью.
Я уставился на нее, не понимая, что она имеет в виду.
— Что смотришь, как баран на новые ворота? Цветы трудно было купить? — она развернулась и пошла к выходу, а мне ничего не оставалось, как пойти за ней.
— Ты думаешь, если ты позвонил мне три… — он замолчала, — нет, четыре раза, то я должна кинуться обратно туда, где мне совсем не рады?
Я стоял и тупо хлопал глазами, понимая, что она сейчас права, и что я действительно мог проявить инициативу, но видимо, я уже и не хотел, чтобы она возвращалась, потому что…
— Вот теперь я понимаю, что на самом деле ты не хотел, чтобы я возвращалась, — она будто прочитала мои мысли и зло скривила губы. — А мать пыталась убедить меня в другом.
— Ты хорошо выглядишь, — решил я сделать комплемент бывшей жене.
— Пошел ты, Троицкий, нахер, и больше мне не звони. И хочу, чтобы ты знал, — Лика перевела дыхание, — если бы ты сегодня принес цветы и попросил прощения… Ну… может, еще золотой браслет с брюликом… Но теперь это не важно, понял? Я бы тебя простила, а так… — она осмотрела всего меня, — а так — нет. Поэтому теперь я свободная женщина. Чао.
Послала мне воздушный поцелуй и, развернувшись, направилась к двухдверному поршу такого же ядовито-красного цвета, как и ее ногти.
«Тварь».
Я со злостью черканул носком туфли об асфальт.
«Сука».
Меня захлестнула ярость. Неужели так трудно было поднять трубку? Я сверлил ненавидящим взглядом ее спину. А Лика шла, покачивая бедрами, и даже ни разу не споткнулась. Пусть это и было сейчас малодушно с моей стороны, но я хотел всей душой, чтобы у нее сломалась эта гребаная шпилька, и она трахнулась об этот гребаный асфальт башкой и впала в кому. Злорадство разъедало душу, стоило представить это. До последнего стоял и смотрел ей вслед, до того момента, как она села в порш и, помахав мне оттуда рукой, укатила со стоянки.
«Тварь».
Я сплюнул вслед удаляющейся машине.

Настойчивый звонок телефона разбудил меня среди ночи. Твою мать, почему именно сегодня? Я, как назло, именно сегодня проторчал на работе допоздна и только — взглянул на часы, три ноль-ноль — час назад лег спать. Глаза не хотели открываться. Телефон замолчал, и я, с облегчением вздохнув, перевернулся на другой бок. Но повторный звонок не позволил провалиться в сон, взорвав тишину громким рингтоном. Бля. Нащупал телефон, смотрю на экран. Лика. Внутри почему-то все замерло в ожидании. Нажимаю «принять вызов».
— Антон, Антон, — всхлипы в трубке, и сердце пропустило удар. — Мальчики, они… — новый всхлип, — они…
— Лика, что случилось? — надрывным голосом проговорил я.
— Я не знаю, Антон, им вдруг стало плохо… начали задыхаться, и мы сразу в больницу-у-у-у… — с разрывами в словах кое-как выговорила бывшая.
— В какой ты больнице? — я уже стоял в дверях и натягивал кроссовки. Сердце в груди отбивало чечетку, а горло перехватывал ледяной страх.
— В центральной. Пока в приемной, — просипела она севшим голосом.
— Я скоро буду, — коротко ответил я и отключился.
Когда выехал, облегченный выдох вырвался из груди — дороги почти пустые, доеду быстро. Нажал на газ.

— Лика! — я окликнул бывшую.
Она стояла, привалившись плечом к крашеной стене. Рядом в креслах сидели Петрович и Инесса Павловна. На мой голос обернулись все, но то, что я прочел в их глазах, мне совсем не понравилось. Страх и неизвестность — вот, что сейчас просачивалось в мое сердце.
Лика сделала шаг на встречу.
— Антон, — она схватила меня за локоть, — врач спрашивал, были ли какие-нибудь наследственные заболевания по линиям обоих родителей, — ее пытливый взгляд пытался найти на моем лице ответ.
— Ты о чем? — не понял я.
— Лика, — Инесса Павловна вмешалась в наш разговор, подошла к нам, — иди, посиди и успокойся.
Лика глянула на меня, но, не увидев моих глазах, видимо, поддержки, села рядом с Петровичем.
— Доктор интересовался наследственными заболеваниями. В твоей семье были какие-нибудь заболевания? Наследственные, — проговорила она с паузой. Видимо, чтобы до меня дошло.
И до меня дошло, но сказать толком я ничего не мог, потому что не знал, или не помнил. Как объяснить то, что смерть родителей провела толстую черту в моей жизни, разделив ее на до и после трагедии? И то, что было до, в буквальном смысле стерлось из моей памяти напрочь, оставив лишь образы в сердце.
— Я не знаю даже, — проговорил я.
Женщина глубоко вздохнула и вернулась к семье, а я так и остался стоять посреди больничного коридора. Чужой. Я понял, что всегда был чужаком в этой семье.
— Тогда будем ждать диагноза, — вздохнул Петрович, даже не взглянув в мою сторону.
Ну, что же, так, значит так. Я прошел к стоящему в противоположной от меня стороне кофейному аппарату и, закинув мелочь, нажал на «Латте».