Новая история Золушки, или Разоблачить мачеху

ГЛАВА 41

Я чуть-чуть не успела к приходу Ильи: уже мешала с мелко нарезанным чесноком размолотые специи в деревянной миске, чтобы засыпать в суп этот последний штрих, как в дверь позвонили. И прямо с этой миской в руках я и выбежала в прихожую и локтем открыла дверь, потому что продукты не терпели металлических предметов — ложек, кастрюль и прочего - и руки у меня были перемазаны острой суповой заправкой.

Входя, Илья бросил: «Привет!», - но замер, едва переступив порог и втянув в себя запах. Словно заколдованный, повернулся и уставился на миску в моих руках. Брови удивлённо приподнялись, а рот растянулся в детской улыбке.

- Суп-фо? – спросил с недоверием.

Выхватил у меня деревянную посудинку и помчался на кухню. Я бросилась следом с криком:

- Илья!

Но, когда оказалась в кухне, он уже шуровал деревянной ложкой с длинным черенком – как только успел её найти? – в керамической кастрюльке. Я показательно тяжко вздохнула и шагнула к раковине, чтобы помыть руки. Илья же уже подносил к носу ложку с супом. Принюхался. Сощурился, блаженно улыбнулся, вытянутыми губами осторожно попробовал и довольно покачал головой.

- А! – причмокнул. И снова быстро, так же, как ворвался на кухню, схватил специальный деревянный половник, большую тарелку и налил себе горячего ароматного варева.

Суп-фо готовился из особого сорта фасоли, которая разваривалась мгновенно и сама по себе была ни чем не примечательной, пока в неё не добавляли специи. И вот когда добавляли... Тогда вкус и аромат становились умопомрачительными! Однако фасоль эта абсолютно не терпела соприкосновения с металлическими поверхностями, делаясь мертвенно синей и невкусной. А Илья, судя по всему, был не только ценителем супа, но и неплохо разбирался в приготовлении.

Не обращая на меня внимания, он уселся за стол и жадно принялся за еду, время от времени резко выдыхая своё: «А!» - и черпая ложкой по дну тарелки. В мгновение ока справился с порцией, подорвался и снова схватился за половник, выливая из кастрюли остатки супа. Я молча наблюдала эту картину, закусив губу и стараясь быть как можно незаметнее.

В этот раз Илья уселся за стол, не отводя торжественного взгляда от супа, ел медленнее, но и блаженство на лице проступало явственнее, а в какой-то момент произошло переполнение супной благодатью, и он даже стал выдавать информацию. О том, что ездил к деду домой и видел наработки, что там уже есть с чем работать, хотя технологов подключать нельзя – и так с ними на ножах, но сами материалы бомба, и выставку мы легко взорвём, вытолкнув «Волшебство» на новую орбиту и наверняка сорвав сделку по продаже.

Он говорил и ел, а я всё смотрела на него.

Илья всегда врывался ко мне для обсуждения наших планов как-то резко, внезапно, и всегда первым делом шел на кухню и шарил по кастрюлям, звенел крышками и хлопал дверцей холодильного шкафа. В самый первый раз я захлебнулась возмущением от такого бесцеремонного поведения, и в ту минуту, когда я наконец пришла в себя и уже могла говорить, даже рот открыла, чтобы выдать возмущенную тираду, он мимоходом обронил: «Слушай, вкусно!» Я выдохнула и промолчала: мне никто никогда не говорил такого. А это, оказывается, приятно.

Готовить я училась в кампусе на собственном опыте и чужих ошибках по статейкам из комма и по кулинарной книге, которую нашла в библиотеке высшей школы. Почитателей моего таланта или хотя бы комментаторов не было. Могла бы, наверное, Лара что-то сказать, но встречались мы с ней редко, а когда встречались, она со своей склонностью к полноте любые мои кулинарные опыты не одобряла как априори вредные и «растижопные».

В общежитии высшей школы мы иногда угощали друг друга чем-нибудь, и девочки, пробуя мои «шедевры», улыбались и благодарили. Но я догадывалась, что это всего лишь вежливость, и мои жалкие попытки что-то приготовить ни в какое сравнение не шли с тем, что готовили они по тайным семейным рецептам, передававшимся из поколения в поколение от матери к дочери, оберегались от посторонних глаз и, конечно, никогда ни в каких статейках не публиковались.

А тут вдруг: «Слушай, вкусно!» И то, что сказано это было удивлённо – не ожидал он! – и то, что между делом (значит, не соврал, не из вежливости, а действительно понравилось!) неожиданно легло мне на душу, толкнуло в сердце, заставило проглотить возмущенную реплику и замереть, присмотреться.

Илья ел аппетитно, так, что хотелось сесть рядом и так же, весело сверкая глазами и улыбаясь, активно жевать и довольно причмокивать, будто ты ужасно голоден и тебя угощают самым вкусным блюдом на свете, быть довольным, будто нет большего счастья, чем сидеть так, с вилкой или ложкой в руке, смаковать каждую частичку пищи и радоваться ей.

После того, самого первого раза я к его приходу старалась запастить едой. И каждый раз снова и снова наблюдала, как он сначала проводил ревизию кастрюль, затем накладывал себе еды, и побольше, подчистую сметал всё, попутно выкладывая свои новости или соображения, которые нужно было обсудить. Я смотрела, как он жуёт, как двигает челюстями, как плотно сжимает губы, чтобы не потерять ни крошки, как облюбовывает в тарелке следующий кусок, как кладёт его в рот, как щурится и улыбается, ощущая вкус. ...