Байки духа проклятого леса. В Велесову ночь

Юлия Ковальчук
В Велесову ночь

«Не ходи в проклятый лес в Велесову ночь, когда Сварог три двери миров открывает! Стирает бог грани, выпуская в явь души умерших, да нечисть с нежитью всякую».

Захворала у Игната-мельника уже не молодая мать, да так сильно, что дышать не могла и отхаркивалась кровью. Кашель душил бедную женщину и не давал покоя ни днем, ни ночью. Забыл Игнат, что такое сон вот уже как целый месяц, а ведь хотел в хату невесту привести, Марьянку — дочку самого главы хутора — селение пусть и не большое, но славившееся своими хлеборобными местами, да полями, что прилегали к окраине дремучего леса. В последнее время влюбленные почти не виделись. Ну, как влюбленные: до Марьянки Игнат любил самую прекрасную девицу на свете – Иринку, правда, та пропала без вести в проклятом лесу две весны назад прямо на Русалочьей неделе. Многие молодухи старались понравиться Игнату — бравому мельнику, что был статен и хорош собой. Его черные волосы напоминали воронье крыло, а очи — два больших темных омута, в которых была не прочь утонуть любая девка хутора.
После утраты любимой Игнат горевал недолго, а после сам не заметил, как с дочерью главы хутора завел тесную дружбу. А теперь некогда было молодому человеку любовь крутить, когда на мельнице полно работы, а дома матушка больная лежит. Марьяна, конечно, сильно обижалась на Игната, да грозилась выйти за другого, однако молодого человека это, кажется, совсем перестало волновать. Что обращать внимания на капризы девки, когда матери все хуже становится? Местные лекари да знахарки тоже ничего поделать не могли. Их заговоры с отварами и настоями мало чем помогали, поэтому оставалась у мельника последняя надежда на сильнейшую ведьму из соседней деревни. Правда, стара она была настолько, что, кажись, скорее шагнет в мир мертвых, нежели через порог хаты больной. Однако бабка Акулина, невзирая на дряхлость тела и дрожащие руки, крепко держала свой посох, который и служил ей хорошей опорой. Она медленно вошла в небогатый дом, сделанный из глины и соломы, прошла, постукивая своей палкой по деревянному полу и вскоре оказалась перед захворавшей, что лежала на запачканной кровью подушке и была темнее тучи. Лишь тусклый свет от огарка свечи немного освещал лицо женщины и ее жилище. Игнат тут же поставил деревянный табурет, на который аккуратно опустилась бабка Акулина. Знахарке одного взгляда хватило, чтобы определить хворь:
— Кровавую чахотку подложили!
— Как это? — переспросил Игнат. — Кому понадобилось?
— Этого не скажу, скоро сам все узнаешь, — прокряхтела старая, наморщив сгорбленный нос, на котором красовалась огромная бородавка.
— И что же теперь делать? Ты ведь сможешь помочь? — в надежде пролепетал мельник.
— Смогу, ежели ты не струсишь и достанешь мне мертвое сердце самой мавки! — со скрипом прогоготала ведьма так, что у Игната по спине пронесся жуткий холодок. — Али побоишься в проклятый лес идти? — хитро прищурилась старая, блеснув бесцветными глазами. — Сегодня ночь Велесова. Именно в эту ночь лесные мавки водят осенний хоровод на костях мертвецов, — пуще прежнего заржала бабка Акулина, словно кляча, во весь свой беззубый рот. Обычно лесные мавки танцуют весной, чтобы послать урожай на поля, но в Велесову ночь они особенно кровожадны, потому что на зиму прячутся в замерзших прудах. — Воротишься на рассвете – твоей матери жить, а ежели нет — смерть обоим!
Громко вздохнул молодой человек, да делать было нечего. Раз говорила бабка Акулина, что только так поможет умирающей матери, значит, страх свой нужно подальше гнать.
— Я не трус, а матушка самое дорогое, что осталось у меня после смерти отца!
— Вот и ладно, ежели к рассвету не вернешься, буду считать, что сгинул ты в проклятом лесу, — съехидничала ведьма.
Бросил Игнат последний взгляд на мать, показалась она ему еще хуже, чем прежде — гляди, к рассвету переступит грань между миром живых и миром мертвых, и вышел из хаты. Перед тем схватил горсть чеснока и положил в карман стеганого тулупа; во втором нащупал мешочек с заговоренной солью. Зашел в дровник, прихватил топор и в плотных сумерках, спустившихся на хутор, отправился прямиком к проклятому лесу. А пока шел, то видел, как в каждом доме на окнах загоралась свеча, служившая маяком, для путников-душ, что единожды, на переломе времен года, выходили из дверей мертвого мира и возвращались в Явь навестить своих родных. В эту ночь незнакомцев даже за калитку двора не приглашали, ведь под человеческим обликом могла скрываться любая нечисть. Да и сами жители хутора со двора ни ногой. Игнату было не до нечисти, когда впереди ждала встреча с самой лесной мавкой, что славилась своей злой сущностью и при виде молодого мужика еще больше зверела. А ежели этих тварей не одна, а несколько — то назад из проклятого леса не вернуться. Сжал Игнат крепче топор, ускорился.

Вот уже за полями показались черные верхушки елей. Они острыми макушками пронзали темное небо, на котором медленно вверх ползла полная луна. Манящая своей мистической красотой и немного пугающая.