Эхо распада

Разбился мир на четырнадцать частей
И от тела вождя осталась лишь тень
Он разложился на горечь и едкую слизь
А нам твердят, что все зашибись
И все идет по плану

ГЛАВА 1

Безнадега. Если бы в энциклопедии требовалась иллюстрация к этому слову, можно было бы смело делать фотографию пейзажей вдоль ухабистой дороги, ведущей от окраин Центрального сектора на Север через мертвые земли. Хмурое небо, бурая сухая земля, уходящее в бесконечность полотно растрескавшегося асфальта, по которому шуршал шинами единственный рейсовый автобус. Пустота, тишина, разгоняемая лишь тарахтением старого двигателя, бледные лица немногочисленных пассажиров.
Путешествие в загробный мир, не иначе.
Я устало привалилась щекой к холодному стеклу. За окном проносились каменистые холмы с редкими, словно волосы старика, крючковатыми высохшими деревьями. Кое-где попадались брошенные дома, провожавшие автобус черными провалами окон. По бокам от дороги ржавели в кювете автомобили.
Говорят, время лечит. Но Выплеск, разорвавший некогда огромную страну на полтора десятка автономных секторов, прокатился по земле безжалостным смертоносным потоком, оставив после себя незаживающий след, заметный даже сейчас, спустя долгие шестнадцать лет. Ни травинки, ни листочка, ни насекомого, ни птицы, с высоты высматривающей добычу. Воздух ничем не пах. И даже реки, соединявшие сектора, не зарождали по берегам желанной жизни.
На мертвой земле были лишь ветер, пустые холмы, забытые города, ветшающие остатки цивилизации.
И люди, упрямо колесящие между секторами по полуразрушенным дорогам.
Люди и тараканы оставались всегда и везде.
Взгляд выхватил надпись, оптимистично украшавшую фасад заброшенной пятиэтажки рядом с пустой школой. «На севере всегда есть место подвигу, надо только быть…»
Окончание фраз было дописано позже чьей-то рукой прямо поверх заколоченных дверей подъезда.
«…подальше от этого места».
Я не сдержала усмешки. Иронично, ничего не скажешь. Вот только следовать совету я, увы, не собиралась.
Север, и до того не слишком-то густонаселенный, сильнее прочих территорий пострадал от Выплеска. Больше половины шахтерских городков и поселков превратились в руины, а уцелевшие жители перебрались в места, где еще теплилась хоть какая-то жизнь – с более мягким климатом и ярким солнцем.
Центру и Югу повезло больше. Их катастрофа затронула не так сильно – да и люди оказались не столь щепетильными в отношении суеверий, запрещавших занимать дома мертвецов. В конце концов, если кусок бесплодной земли выходит к морю, какая разница, растет ли на нем трава и виноград? Грех оставлять на произвол судьбы столь лакомое и перспективное место. А где есть человеческое упрямство, там рано или поздно появится и водопровод с электричеством, обеспечивая маломальский комфорт. Главное, чтобы нашлось жилье и работа. А виноград можно и на рынке купить у более удачливого соседа.
Я провела в Южном секторе большую часть своей жизни. Ничего из того, что было до Выплеска, я не помнила. Мама же не любила говорить о прошлом. Да и вообще говорить, если уж на то пошло. Даже то, что раньше мы жили в закрытом промышленном городе Северск-12 и убрались оттуда, когда все пошло наперекосяк, почти перед самым Выплеском, я узнала лишь из рассказов Олега, моего отчима, который заботился о нас обеих с того самого дня, как мы повстречали его на вокзале солнечного прибрежного города.
Когда-то все, как любил вспоминать Олег, было таким же солнечным, ярким и полным жизни, как уцелевшие территории вдоль морского побережья. Когда-то наша страна простиралась от океана до океана. Колосились поля, шумели леса, цвели сады. Люди покоряли землю и небо, мечтали о будущем. А потом...
Катастрофа. Энергия, вырвавшаяся из-под контроля. Миллионы погибших, сотни километров выжженной, мертвой земли. Привычный мир разлетелся в клочья, и людям осталось лишь выживать и приспосабливаться. Где-то получилось довольно быстро восстановить подобие привычной жизни. В других же местах…
Глядя на унылый серый пейзаж за окном, я особенно остро осознала, как нам повезло, что мама сумела вырвать нас из плена холода и ветра. Только сумасшедший по доброй воле мог жить в этих диких суровых краях. Только безумец мог стремиться сюда, откликаясь на неумолкающий, беспокойный зов севера.
Собственно, примерно так, только жестче и не стесняясь в выражениях, и сказал мне куратор нашего курса в школе милиции капитан Прахов, когда я заявила, куда хочу попасть по распределению.
– Дура ты, Сахарова, – припечатал он, для убедительности хлопнув по столу моей папкой. – Там тебе ловить нечего. А здесь, при должном старании, сможешь получить все, что хочешь. И повышение через годик-другой.
И дабы подкрепить свои слова чем-то более весомым, перегнулся через стол и накрыл ладонью мои пальцы.
Покровительственно так. С улыбкой, исключавшей всякую двусмысленность.
Руку я убрала не сразу, дав капитану пару секунд, чтобы насладиться властью над беспомощной сироткой, за которую и заступиться-то некому. А после кивнула на папку, где, как полагал Прахов, лежали документы о моем переводе в оперативную службу Северного сектора. ...