Альтернатива жизни

Показываю всем заинтересованным, что я всё же работала эти годы, читайте, увлекайтесь! Ирин КаХр
Когда болен ребёнок отчаявшиеся родители готовы абсолютно на всё,
лишь бы он выздоровел.
Но точно ли на всё?...
Пошёл третий час того, как Инна сидела в приёмной депутата, ожидая приглашения. Но входили-выходили люди, а секретарь так вообще стыдливо отводила взгляд от надеющихся глаз Инны, и все вместе они делали вид, что в упор не видят сидящей на крайнем стуле молодой женщины с двухлетним малышом на руках.
Это бы ранило, если Инну ещё что-то могло ранить. Но она знала, чего ждёт. Илюшка уморившись играть, дремал, привалившись к её плечу, и она старалась его не тревожить. Лишь время от времени заглядывала в лицо, чтобы убедиться, что он дышит. Собственно, она чувствовала его дыхание и грудью, просто видеть, убеждаться каждый раз своими глазами, что он жив, доставляло ей невероятную радость.
Руки чуть онемели от его веса, и ей приходилось также взглядом проверять, что она не выронила из бесчувственных пальцев кипу бумаг: направлений, анализов, диагнозов. Впрочем, диагноз там был только один, расписанный больше чем на трёх страницах, он легко умещался в двух словах "рак мозга".
Болезнь, которая никого не щадит и не выбирает, и ей совершенно наплевать кто стал её очередной жертвой. Если было иначе, разве она бы выбрала сынишку Инны?
Наверно, она снова задремала, иначе как могла пропустить окончание рабочего дня?
- Простите? - Тряся за плечо, к ней обращалась секретарша.
Инна встрепенулась, ощущая тяжесть в голове. В приёмной стояла одуряющая духота, которая только усилилась к вечеру.
- Да? Пора?
- Простите! Но Вадим Сергеевич уехал, и уже не вернётся, чтобы вас принять, так что ...может... пойдёте домой?
- Но он же… вы же... обещали! - на едином выдохе прошептала Инна, пытаясь подняться. Сбив с лысой головы сына бейсболку, едва не уронила его самого, и осела обратно. - Вы же обещали!
- Простите, но его вызвали неожиданно, и он уехал! Так что... вам лучше пойти домой, мы вам позвоним!
Инна опустила голову. Увидела упавшую кепку, наклонилась подобрать и рассыпала бумаги. Придавленный Илюшка захныкал. Женщина тут же распрямилась. А секретарша, снова пряча глаза, кинулась ей помогать. Собрав всё, она молча сунула их в пакет, что лежал на стуле рядом с Инной.
- Вам вызвать такси?
- Нет, - помотала головой молодая женщина, расправляя слинг, укладывая сына. В свои два года из-за болезни Илья не ходил. И она пришла сюда для того, чтобы просить помощи для его лечения. Но, её опять проигнорировали. То есть, нет. Прошлые разы ей очень подробно рассказали, как много людей в городе и области нуждаются в дорогостоящем лечении, деликатно намекая, что у тех людей есть шанс, которого нет у её смертельно больного сына. Никто не говорил это вслух. Но за всеми отказами, сожалениями Инна слышала это слишком чётко. Говорят, что мать верит в спасение ребёнка до последнего, и она верила, несмотря на то что «слышала». Лишь порой хотелось орать в голос, чтобы докричаться до всех неверящих. Но она давила это желание в горле. Не имело смысла.
- Я приду завтра!
- Завтра суббота, мы не работаем.
- Хорошо, я приду в понедельник. Вы запишите меня?
Инна даже не спрашивала, она настаивала. Но жёсткость женщины секретаршу не смутила, и она с неожиданным облегчением кивнула:
- Да, конечно, это отличная идея!
Выйдя из-за здания, Инна остановилась. В какой-то момент потерявшись куда ей идти и что делать. С утра единственной мыслью было увидеться с депутатом, но, потратив целый день, она забылась. Лишь заурчавший желудок напомнил ей, она ничего не ела. Кормила Илюшку кашами из заготовленных бутылок, а сама пила лишь воду. Теперь хотелось есть. Несильно, но ощутимо.
- Они отказали вам?
Обернувшись на голос, Инна увидела рядом на ступеньках мужчину. Взъерошенного, в помятом пиджаке, с широкими меловыми кругами, как бывает у забывчивых профессоров сующих руки в карманы вместе с кусочком мела. А ещё он походил на соседа Инны по площадке. Гениального мастера ремонтника бытовой техники. Который за работой совершенно забывал о своём внешнем виде, а, судя по запаху, и мыться тоже.
Она могла бы пойти прочь, но мужчина ожидал её ответа.
- Вы о чём?
- Я вижу таких почти каждый день... Приходят попросить о помощи, а уходят опустошённые отказом...
- Мне не отказали, - прервала «профессора» Инна, - Я приду в понедельник!
- И они снова откажутся с вами встретиться! А вы ведь... хотите спасти сына? - Инна напрягалась, и отступила. И от странного человека и от его неприятных слов. Он заметил её панику. - Пожалуйста, не пугайтесь! Вот, вот моя визитка. Если вы, правда, хотите спасти сына, приходите! Я сейчас работаю над универсальным лекарством... Оно ещё только на стадии разработки...
- Мой сын не подопытная крыса!
- Я и не говорил этого, я лишь хочу помочь!
Дальше Инна слушать его не стала. Развернувшись, кинулась по ступенькам вниз.
Бежала до самой остановки, разбудив бегом сынишку. И тот поддержал её панику истеричным плачем. И им обоим пришлось успокаиваться сидя на скамейке под недовольно-жалеющими взглядами бабулек-торговок. Инна знала такие взгляды. Всегда когда Илюшка заходился в плаче, на неё смотрели так все. Осуждая и обвиняя, что она отвратительная мать, и не может успокоить собственного ребёнка.
Но к чёрту их осуждение!
Она почти не помнила, как добралась домой. В пустую малосемейку. Её оставил ей муж, уйдя год назад, как только узнал о диагнозе сына. Он решил, что не может положить свою жизнь на смертельно больного ребёнка. И тем более жена, родившая ему такого сына, ему вроде как тоже больше не требовалась.
Он ушёл. А она осталась с Илюшкой, и надеждой на его выздоровление. Любой ценой. Но о том, насколько высока эта цена, Инна старалась не думать.
Вот и сейчас, выбросила из головы всё не нужное, занявшись привычными делами. Раздела сына, искупала, покормила, уложила в кроватку. Убрала пакет с документами в секретер. Уже собралась идти на кухню, чтобы, наконец, поесть самой, и остановилась, увидев на ковре белый прямоугольничек. Оброненная визитка. «Профессор, д.м.н., доктор естественных наук - Жданов Владимир Георгиевич». И всё. Ни телефона, ни название института или ещё чего такого. И лишь на обратной стороне адрес, написанный от руки.
Женщина просидела на кухне весь вечер и ночь. Лишь иногда вставая чтобы поверить сына, но снова возвращаясь к кружке остывшего кофе и лаконичной визитке.
«Если вы, правда, хотите спасти сына, приходите! Я сейчас работаю над универсальным лекарством... Оно ещё только на стадии разработки...»
Мысли крутились вокруг того, что сказал странный мужчина, не отрываясь. Ведь и она сказала правду, её маленький сынишка не лабораторная мышь, нельзя позволить сумасшедшему учёному ставить на нём опыты. Но словосочетание «универсальное лекарство» звучало как-то гипнотически, почти волшебно, затягивающе.
Это сродни тому, что, натолкнувшись на рекламный буклет и разгадав кроссворд, начинаешь верить в близость получения заветного миллиона, загодя зная о лохотроне. Ведь внутри вдруг оживает червячок сомневающейся веры, а вдруг правда? Ну, вдруг, именно в этот раз, именно сейчас, именно для тебя случиться чудо?
Подлое, гадкое чувство мешающее жить, или наоборот, убеждающее, что жить дальше стоит.
Инна уснула, когда кухню залил солнечный свет, и проснулась по первому плачу сына. День возилась с ним, гуляла, спала с ним, вечером снова искупала, уложила спать, и легла сама.
В этот раз сон пришёл сразу, от усталости она словно провалилась в тёмную яму. И она даже ей снилась. Узкая, квадратная, настолько глубокая, что со дна едва виделись земляные бугры по краям. Давящая безнадёгой и ужасом, безысходностью. Инна тянула руки, скребла пальцами по сухим стенам, и, цепляясь за торчащие комья земли и корни, задыхалась от сыплющейся в рот, нос и глаза песчаной пыли, но никак не могла выбраться.
А потом пошёл дождь. Сначала мелкая морось, похожая на птичьи плевки, но с каждой следующей минутой усиливаясь, капли набухали водой, били по лицу и краям ямы, размывая землю и стягивая её вниз грязевыми потоками, стремительно затапливая молодую женщину. Сбивая с ног, утягивая на дно, скрывая с головой, топя в грязной воде, заливаясь в раскрытый в крике рот...
***
- Но обычно обследование делают только сыну, - слабо возмутилась Инна предложению мужчины лечь на передвижную кушетку машины, походившей одновременно на ренгентаппарат и томограф одновременно.
- Это новейшее оборудование, - повторил доктор, подталкивая её к автоматическому мутанту, - Впрочем, если вы передумали...
- Нет, нет, я согласна, - заторопилась женщина, в миг больше испугавшись остаться без обещанного лекарства для сына, чем странного доктора.
Уложила Илюшку, легла рядом, замерла. Мужчина в той же дёрганной манере обошёл агрегат по кругу и лишь потом начал закреплять Инну и малыша эластичными ремнями. Закончив, несколько раз проверил их натяжение, и вручную подтолкнул панель, с лежащими на неё, к жерлу загудевшего агрегата.
Инна выдохнул, и насколько позволяли ремни, ещё притиснула к себе спящего от обезболивающих Илюшку. Некстати вспомнилось, что давно они не спали так близко. Из-за боязни женщины задавить больного сына во сне...
- Послушайте, - торопливо заговорил вдруг мужчина, придерживая панель от заезда внутрь. - Вы должны знать, что это не аппарат для диагностики, это своего рода машина времени. И я отправлю вас в будущее, - закрыв рот Инны ладонью, мужчина оборвал её крик ещё на вздохе, - Я уверен, что там, в будущем, научились лечить все болезни... Вы ведь тоже в это верите, иначе бы не продолжали искать лекарство для сына, любое, лишь бы действующее. Я вам его предлагаю. Ну, то есть ни его само, а хорошую, чёткую возможность его найти. Машина перенесётся в будущее вместе с вами, автономного питания хватит часов на шесть. Ремни отцепятся автоматически, до возвращения у вас будет время найти врача или лекарство...
- Но зачем мне тащить сына? Пусть он останется здесь, с вами... Он же ещё маленький...
- Ни я, ни вы не можете предположить, в каком виде будет лекарство. Вдруг вы не сможете принести его как таблетку или как ампулу для инъекций? Надежнее, если сын будет там с вами. Так что давайте, встретимся, через шесть часов, И надеюсь, у вас... - мужчина сделала значительную паузу, - У нас всё получится.
Подтолкнутая сильной рукой панель заехала в тёмную трубу звякнув, зафиксировалась.
Наверно, кричать уже бесполезно, Инна же согласилась. Но всё-таки было страшно. Пусть не за себя, за сына. Хотела спасти его от смерти, а возможно обрекла на смерть куда более мучительную, чем от рака мозга. Или страшнее этого ничего быть уже не может?
***
Сознание вернулось со щелчками замков. Щёлк, щёлк, щёлк и Инна открыла глаза.
Приглушённый свет от лампы, закрытой плафоном, запылённым и загаженным мухами. Постепенно она рассмотрела и серый пластиковый купол над собой. И лишь после вспомнила, где она.
Она?
Они! Рука успокоительно ныла от тяжести лежащего на ней сына. Притиснув Илью к себе на мгновение, Инна поднялась. Пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться о низкий потолок. В видимой части комнаты царило запустение и разруха. Как и во всей квартире.
В какой-то мере это радовало. Оказаться где-нибудь в заброшенном складе, под землёй, или того хуже - под водой, перспектива не из приятных.А так. Она жива, не замурована в бетоне или чём-либо ещё, и может идти искать лекарство сына для мирно спящего под большой дозой обезболивающего и снотворного.
Инна заторопилась выйти.
Лифт не работал, пришлось спускаться пешком.
Подъезд выглядел не менее страшно и неприятно, чем заброшенная квартира. Горы мусора, заляпанные грязью, бурыми разводами стены и лестницы, и вонь. Резкая, въедливая, гадостная до рвоты. Причём молодая женщина даже и не представляла, что может вонять так отвратительно. Хотя бы, потому что обычный бытовой мусор возле разломанных жерл мусоропроводов и человеческие экскременты выглядели слишком застарелыми и давно разложившимися.
На улице дышалось легче. Хотя не было чище. Оглядываясь, Инна ощущала всё возраставшую тревогу. Вокруг царило всё тоже запустение. Словно мало того, что люди перестали за собой убирать, к чести сказать они частенько делали так и в прошлом, но и дворники, говорят бытовым языком, забили на свои профессиональные обязанности.
Но больший ужас вызывала... тишина. Сколько не смотрела женщина по сторонам, она не видела ни единой живой души. В пустой заброшенный двор длинная закруглённая многоэтажка подслеповато смотрела половиной грязных и разбитых окон. Не было старушек на скамейках возле подъездов, в песочнице не играли дети, а по засыпанным листьями и мусором дорожкам не ходили мамочки с колясками.
И не только.
На крышах вентиляционных домиков не грелись на майском солнышке кошки, их не гоняли собаки, а меж зазеленевших ветвей, готовившихся к цветению каштанов, не летали даже вороны. Лишь по безразличному ко всему небу лениво плыли рванные белые облака.
Инне потребовалось минут двадцать, чтобы пройдя двор, выйти на дорожку его огибавшую, а по ней выйти на парковый проспект, что вёл к центральной дороге.
По сравнению с дикой пустотой двора здесь было куда оживлённее.
Ходили люди, ездили машины и автобусы. Но никакого Над остановкой перекрикивая всё работал огромный рекламный баннер, рассказывая о преимуществах новой линейки телефонов, машинах представительского класса, и об одежде из последней коллекции.
Но никого кроме Инны это не интересовало. Не обращая внимания на рекламируемый ширпортреб народ спешил по делам. Дорогу, не реагируя на едущие автомобили перебежал мужчина в строгом костюме, а мимо Инны в сторону домов проплыла модельного вида блондинка с сумкой ноутбука под мышкой, и не отрывая от уха мобильного.
И так практически все. Сколько Инна не оглядывалась вокруг, она так и не увидела праздношатающихся или кого-то выглядевшего менее занятым чем остальные. Такое будущее походило на социальную утопию, когда человечество осознало важность труда и движения, и перестало тратить время впустую. С одним только «но».
Впрочем, даже не «но», скорее чем-то типа троеточия, которое автор ставит в тексте не зная, что ещё написать, и оставляя идею на откуп фантазии читателя. Так и тут. Было во всех этих людях что-то странное, что-то что чувствовалось издалека, но чётко не осознавалось.
«Выглядеть великолепно двадцать четыре часа в сутки вам поможет наш спрей-лак, оттенок «Живой розовый»... - услышала Инна и оглянулась на экран. - «Серые, карие, глаза цвета морской волны... Компания Эри. Мы поможем вам сохранить прижизненный имидж или изменим вас до неузнаваемости».
Пытаясь осознать услышанное Инна задумалась и налетела на женщину, похожую на стареющую примадонну. От столкновения Илюшка заворочался, но не проснулся. Но ворчание сына напомнило Инне, зачем она здесь оказалась.
- Простите, - вернулась она к женщине, с которой столкнулась. Благо та остановилась и внимательно смотрела на молодую мать и малыша. - Я приезжая, не подскажите как найти больницу или аптеку?
- Больницу? - не смотря на очень удивлённый тон нарисованные брови пожилой собеседницы даже не дрогнули.- А что вам нужно в боль...нице?
- Врач, я хотела бы найти врача... мой ребёнок болен...
- Ребёнок?
«Я всё время терял ногу, это было крайне неудобно. Проблемы с тем чтобы добраться до работы, или на встречу с друзьями. И тогда сосед посоветовал мне клей Кореба. Теперь я всегда в сборе, и готов двигаться в любой момент».
Инна слышала вопрос женщины, но привычный вроде бы текст рекламы заставил её оглянутся на экран. В данный момент там уже не показывали ни клей, и проблемы с потерянной ногой. Улыбаясь зрителям с рекламного поля на молодую женщину смотрел неистовый шатен в возрасте. В сером свитере и брюках, в укороченном клетчатом пиджаке, в небольших докторских очёчках, с элегантной тростью.
- Вы сказали ваш... ребёнок... болен?
Повторила вопрос стареющая примадонна, привлекая внимание Инны интонациями, которыми выделила слова «ребёнок» и «болен».
- Да, он очень болен, и нам нужна помощь. - разговор выглядел странно и молодая женщина решила попробовать перефразировать вопрос, чувствуя что её не совсем понимают.
- Помощь... - медленно проговорила прима, вроде как задумываясь. А потом указала рукой вниз по улице. - Вам туда, не промахнётесь, там всегда открыта дверь.
***
- Можно? – спросила Инна, осторожно заглядывая в приоткрытую дверь.
Прима не ошиблась. На торговой улице среди... не разрушенных, а скорее заброшенных магазинчиков нормально открытая дверь имелась только одна. Остальных либо не имелось в принципе, либо они едва висели на петлях, либо они прятались за корявыми щитами из досок. Из-за этого широкий проспект выглядел однобоко оживлённым. Ведь люди спешащие по делам на запустение и заброшенность внимания обращались не больше чем на рекламный экран. Привычность к разрухе пугала, и Инна с облегчением заторопилась зайти, едва поняла что добралась до места.
Раньше здесь походу размещалась аптека. На пустых, с разбитыми стёклами витринах, ещё виднелись остатки бумажных рекламок. И хотя женщина не узнавала названий, думалось, что это всё-таки именно лекарства.
Но на полках вместо привычных тюбиков и коробочек с препаратами лежали… свечи разного цвета, толщины и длины, пучки травы и веточек с листьями, горки мумифицированных насекомых, ящериц, крыс и летучих мышей. Последние лежали друг на друге как листы старой бумаги, высушенные и с расправленными во всю длину крыльями.
На прилавке, где в прошлом мог стоять кассовый аппарат или платёжный терминал по краям стояло несколько больших банок, наполненных отвратительного вида жёлтой жидкостью. В одной из банок даже что-то плавало. Ну, в смысле, лежало, как заспиртованная лягушка в школьной лаборатории. Только, на лягушку это совсем не походило. Скорее на… саламандру?
- Простите, здесь кто-нибудь есть? – прижимая к себе сына, Инна оглядывалась вокруг, не представляя, как может выглядеть врач, работающий в таком месте. Или же слишком хорошо представляя, и понимая, что он может быть кем угодно, но только не светилом медицины. Той продвинутой, какую надеялся застать в будущем профессор Жданов. И вообще думалось, что его машина что-то напутала.
- Посторонитесь! – рявкнули за спиной, и женщина в испуге шарахнулась в сторону.
Мимо тяжёло дыша, быстро прошагал мужчина. Небритый, с сальными волосами, стянутыми в пучок на затылке с плешью, в мятой клетчатой рубашке и замызганных джинсах. Одной рукой он что-то прижимал к груди, другая болталась при ходьбе как бумажная.
Подойдя к прилавку, мужчина скинул на него свою ношу, и стянул с себя рубашку, оставшись в грязной майке. Вместо левой руки – культя от локтя. Здоровой правой пришедший перегнувшись, зашарил под прилавком что-то выискивая. Достал, бросил и отошёл.
Инна, наблюдавшая за ним со стороны, посмотрела на то, что он принёс, и её передёрнуло от омерзения.
На столе глядя на неё вылезшими из орбит глазами лежала дохлая кошка. Вероятно, её сбила машина. Выбив глаза, чуть раздавив череп, сломав рёбра, которые пропороли когда-то красивую шкурку с бело-серыми полосками, и позволили выпасть наружу буро-зелёным внутренностям.
Мужчина вернулся, накрыл погибшее животное блестящей тканью размером с головной платок, и воровато оглянулся, но не на Инну, а на окно, где за грязным стеклом угадывалась женская фигура, недавняя собеседница молодой женщины.
Хоть Инна и не видела лица «врача», ей показалось, что он недовольно нахмурился. И начал производить странные манипуляции. Мелом который ранее бросил на прилавок нарисовал вокруг закрытого трупика пентаграмму, поставил и зажёг по углам чёрные свечи, поставил небольшой котелок перед собой. И начал кидать в него травки что словно магически появлялись у него в руках под устрашающее завывание, в котором женщина к своему удивлению узнала песню. Коверкая неверным произношением однорукий пел Отель Калифорния от Eaglas.
Закончив, он сделал едва заметный пас пальцами имеющейся руки, и из-под сверкающей тряпки пополз густой и неправдоподобно жидкий туман, тягучими чёрными прядями спускаясь на пол. Но мужчину он не интересовал. Развернувшись однорукий внимательно осмотрел Инну, спящего на её плече сына, и хмуро сплюнув, вдруг сказал:
- Детей не воскрешаю!
***
«Врач» оказался некромантом. Раньше женщина думала, что те бывают только в компьютерных играх. А нет, вот пожалуйста. Сидит перед ней,курит марихуану и рассказывает, как много лет назад, ещё до его рождения, народ вдруг открыл для себя прелесть воскрешения. И пошло поехало. Сначала некроманты просто воскрешали умерших. Но не всех это устраивало. Слишком уж много тратилось на то чтобы привести воскресшего к прежнему виду. Кто и когда решил, что стоит умирать не дожидаясь «порчи фасада», но самоубийства для посмертия стали просто хитом. А посмертие - альтернативой лечения и медленного угасания.
Правда и у этого открылась неприятная сторона. Воскресшие тела ломались и промышленность перестав производить продукты питания и лекарства переключилась на косметику и консервирующие средства.
А люди избавившись от необходимости есть, спать и прочих «прелестей», присущих живым организмам всё полученное время тратили по своему усмотрению. Кто-то продолжил работать, делая карьеру, повышая статус и получая возможность лучшего ухода за телом. А кто-то просто наслаждался свободой, делая всё на что раньше не хватало времени, денег или смелости.
- Только, теперь они тебя не отпустят, - проговорил Алексей, выпуская к потолку клубы дыма, и оглядываясь на разбитые витрины, где за время разговора скопилась целая толпа любопытствующих под представительством «стареющей примадонны», - Как пить дать, не отпустят!
- Почему?
- Из-за ребёнка!
- То есть?
- Очень просто, - Алексей лениво почесал культю, - Ты себе даже не представляешь Сколько времени здесь уже не рождались дети! А у тебя живой, маленький! Прелесть...
От интонации обкуренного некроманта Инну передёрнуло, и дремлющий на коленках сын, тут же беспокойно завозился.
- Прелесть? - всё же переспросила она.
- Ну, конечно! И кстати ты зря не соглашаешься! Тебе же лучше, сын был бы здоров!
- Но вы же его убить предлагаете! – Инна снова пришла в ужас, как и от первых слов Алексея. Позже разобравшись, что к чему, он смягчился и согласился помочь, даже помочь умертвить Илью для начала, - Убить! Вы что сами себя не слышите?
- Я убью, я воскрешу, и у тебя будет ребёнок без всяких болезней, здоровый! Правда, расти не будет, но это уже мелочи…
- Мёртвый!
- А сейчас он живой? И что? Сколько вам врачи дают времени? Год-два?
Илюшка завозился, услышав сквозь сон разговор о себе, и Инна инстинктивно притиснула его. Калека-некромант говорил очень неприятную, но правду. Но согласиться убить ребёнка, вместо того, чтобы попытаться его вылечить?
О ноги мурлыча и скрипя, как старая дверца, потёрлась дохлая кошка. Мутные глаза, свалявшаяся шерсть, поломанный в нескольких местах хвост. Раздавленной она больше не выглядела, но и не выглядела живой.
- О, смотри, очапалась! – Алексей реально обрадовался. И наклонившись, привычным жестом погладил полосатую любимицу. Та не почувствовала прикосновений, продолжая тереться об ноги Инны. Но мужчину это не расстроило. Он снова почесал культю, и протянув руку к хвосту кошки на месте перелома, где сквозь шерсть ещё торчали белые осколочки кости, одним сжатием вдавливая их под кожу. – Нужно будет причесать, кое-что подмотать! А так, видишь, ласковая, живая!
- Она не живая, она ДОХЛАЯ! – истерично выкрикнула Инна, подбирая ноги под себя, и с силой притискивая сына. Он сонно вскрикнул, но так и не проснулся. А некромант хмыкнул.
-Дохлая… Скажешь тоже… Видишь же очень даже живая - ходит, мяучит, ласки просит – что ещё нужно?!
- А вы-то сами? Почему потеряв руку не умерли, не восстановились? - возмутилась женщина, чудом балансируя на хлипкой табуретке.
- Ну.. руку-то я сохранил, вон на прилавке стоит, в банке. Думаю продать, если покупатель подвернётся.
- Покупатель?!
- Я пацаном был, когда руку взрывом баллончика оторвало. Только тогда ещё поголовное посмертие не практиковалось, так что выбирать не из чего было. Вот и сунул руку в спирт, на будущее, а сам к дяде некроманту в ученики пошёл.
- Господи...
- Да, ладно тебе. Нормально всё, житуха просто улёт.
- Не для меня. - Отпихнув кошку, Инна встала. - Такое не для меня, и уж точно не для моего сына.
- И что ты собираешься делать? - сквозь укурененность в голосе Алексея зазвучал и интерес.
- Вернуться домой, и продолжать искать лекарство.
- А... Ну, иди, иди... Авось найдёшь. - интерес пропал и некромант расслабленно откинулся на прилавок, продолжая пускать к потолку дымные кольца.
Осмотрев разрушенную аптеку, Инна остановила взгляд на блестящей тряпке-платке, которой Алексей накрывал труп кошки. Женщину снова передёрнуло. Но брезгливость уступила место практичности.
К сожалению, она не засекла время, когда выходила из заброшенной квартиры. Но думалось, что за осмотром «достопримечательностей» и «милым разговором» она не потеряла отпущенные профессором Ждановым время, и значит, могла ещё вернуться. Только идти придётся быстро, а слинг она оставила... в прошлом.
Примотала всё ещё спящего сына к спине, и подошла к открытой двери, где в нерешительности, как неприглашённые вампиры, топтались... мертвяки?
Наштукатуренные, напомаженные, склееные, с нарисованными улыбками, и искусственными глазами. Почти как живые.
- Посмертие - альтернатива жизни, - пробормотала женщина, и мотнув головой, решительно шагнула на улицу.
Уж лучше борьба за жизнь, чем иллюзия жизни.

Ирин КаХр