Горячие сцены в фэнтези и фантастике: авторское кредо от Морвейн Ветер

Горячие сцены в фэнтези и фантастике: авторское кредо от Морвейн Ветер

Сегодня обложки книг так и пестрят обещаниями эротических наслаждений. Разве ж это литература? – возмущаются одни.
Писали, пишем и будем писать – отвечают другие.
Обществу вообще в последнее время свойственно разбиваться на радикалов с противоположными точками зрения, при этом обе стороны обычно хотят от людей (в том числе творческих) слишком много.
Хотелось бы попробовать разобраться, зачем же авторы в своих книгах обращаются к эротике? Такая ли уж это черта современной (псевдо)литературы? И когда эротика действительно нужна?
Можно было бы привести в пример классиков, которые не брезговали ни этим жанром, ни обращением к маргинальным темам – это и Толстой, и Бальзак, и Боккаччо. А можно вспомнить времена более современные, открыть любовные романы 80-90 гг. XX века и увидеть, что совсем недавно писатели в своей откровенности заходили не менее далеко, чем теперь, причём не утруждали себя никакими пометками 18+. Возможен ли вообще любовный роман без эротики? Отдельный большой и дискуссионный вопрос.
Но дело заключается в том, что, откровенно говоря, ничего из названного не может служить эталоном для подражания для современного автора. Понятно, что любовные романы всегда разнились по своему качеству, но и некоторые малоизвестные рассказы Толстого или стихи Есенина у трепетной натуры могут вызвать скорее отвращение, чем желание подражать. В конце концов, классики – тоже люди. Плотские темы им не чужды, и не всё за ними нужно повторять.
Поэтому я бы подходила к вопросу не с точки зрения прецедентов, а с точки зрения мотивов и результата. И мотива включения горячих сцен в книгу, по сути, можно выделить два:
1. Желание чтобы тебя лучше читали.
2. «Каждый пишет, как дышит».
Казалось бы, с первым всё понятно, злые продажные писаки гонят халтуру чтобы собрать бабла. Однако не соглашусь.
Любое произведение искусства, даже некоммерческое, по-настоящему живёт только когда его увидели или прочитали. Нет ничего плохого в желании автора быть замеченным. И, более того, само это желание может нести в себе не такие уж прагматические цели. В нынешний век цинизма кому-то (особенно читателям) может показаться, что высокие цели для писателей – это не про нашу ситуацию. У нас тут, мол, не литература, а так, почитать в дороге. Для кого-то это, конечно, так. По обе стороны писательско-читательских баррикад. Но многие пришли в сетевую литературу до её коммерциализации, в те седые времена, когда единственным стимулом писать было стремление самовыразиться, поделиться идеями и образами с кем-то другим. И что плохого в том, что человек, который пришёл поделиться своими идеями, хочет, чтобы эти идеи не утонули в пучине интернета, а были кем-то прочитаны?
Аудитория же сегодня зачастую ждёт мощного эмоционального импульса с первых страниц. Обилие текстов столь велико, что мы уже не можем, как Толстой и Бальзак, по сто страниц описывать повседневную жизнь, прежде чем представим героев читателям и сведём их в одной комнате.
Кто-то скажет: но ведь эмоциональный импульс – не обязательно постельная сцена! Да, конечно, это так. Ещё есть убийство, например. Но тут уже в голову так и лезет крылатое «Make love, Not war!». Да почему ж в этом странном мире начать книгу с убийства – это прилично, а с любви – это постыдно?
Тут имеет смысл плавно перейти ко второй мотивации писателя.
«Я так вижу». «Я так привыкла». «Не мешайте мне самовыражаться».
Сразу скажу, что я не обожествляю этот мотив. Безусловно, к нему прибегают и творческие личности, но зачастую им оправдывают свой стиль работы те, кто просто не умеет или не хочет соблюдать правила.
Если в первом случае мы имеем дело с автором-рационалистом, который что-то продумывает, планирует, разрабатывает схему и пытается оказать на читателя определённое влияние (хоть с коммерческой целью, хоть с просветительской), то второй мотив более свойственен авторам-интуитам. Они вообще не планируют расположение постельных или каких-либо других сцен в своей книге, образы просто приходят им в голову, и они записывают их на бумагу, ибо чувствуют «так будет хорошо». Им свойственно, конечно, ошибаться – потому что книга пишется долго, и трудно интуитивно ощутить, как будет смотреться тот или иной элемент читающему запоем читателю. Но, в сущности, этот подход ничем не хуже рационального, который, в свою очередь, зачастую приводит к слишком механистичным и типовым текстам. Впрочем, это противопоставление – уже тема для отдельной статьи.
Суть в том, что то, что рационалисты планируют, интуиты чувствуют. И в сущности цели, которые они преследуют, почти такие же – создать хорошую, интересную книгу. Ведь если не вдумываться в детали (которые, опять же, можно долго и упорно рассматривать в другой статье), интересная книга - это та книга, которую люди захотят читать.
И постельная сцена в книге интуита – это нота в октаве, которую он использует, чтобы подать определённую эмоцию. Иногда успешно, иногда не очень. Но вопрос о качестве книг – это снова отдельный вопрос. Потому что плохо может быть написана как книга высокорейтинговая, так и с рейтингом 12+.
Скажу честно, сама я в наибольшей степени сочувствую последнему подходу. Для меня книга – это танец, а постельная сцена – одна из его фигур.
Кто-то скажет: а неужели без этого никак нельзя? Писали же как-то без постельных сцен до вас! И я могла бы снова привести в пример классиков, которых, кстати, мы-то привыкли читать в оцензуренных порезанных вариантах… Но дело, в сущности, не в том. Если в октаве семь нот, пианист-виртуоз может устроить себе творческую игру, показать мастерство и сыграть на трёх. Но это – эксперимент. И то, что кто-то так может, абсолютно не означает, что все музыканты должны вычеркнуть из арсенала ноту «до». Как и любовь аудитории к этой самой ноте «до» не означает, что новичку достаточно долбить по ней без перерыва чтобы стать звездой.
У каждой ноты своё место в октаве. Каждый композитор сам выбирает, в какой тональности играть и какие ноты в своём произведении в каком порядке располагать. Как мне кажется, здоровый подход к постельным сценам в книге предполагает такое же отношение.
В идеальном мире мастерство исполнителя всё расставит по своим местам. Ну а в нашем, неидеальном, борьба с эротикой не спасёт литературу и не научит писать тех, кто этого не умеет. Потому что книга – это не эротика + описания + погони. Книга – это персонажи, их ценности, и магия иной реальности. Которая или получается, или нет.

Морвейн Ветер