Моменты Боевых (Бонус к "Саблезубый")

– Давай-давай, не спи на ходу, сука! Зеленый, бля, кому горит! – рявкнул я какому-то оленю снулому, что оттормаживался, не пропуская и меня. Сам никуда не спешишь, так дай живому человеку с огнем в штанах проехать!
– Боев, ты чего ревешь мне в ухо, как, бля, лось в период гона? – возмутился Камнев, висевший у меня на телефоне.
– А то мне надо еще и объяснять тебе – чего, – огрызнулся я.
– Да ладно, всего-то три дня! – хохотнул он.
Что бы ты понимал, каменюка непокобелимая. Три дня без моей конфеты сладко-солененькой – это много. Это вот прям сильно до хрена. Настолько, что я себя сейчас чуток ошалевшим чувствовал. Или не слегка. А тут всякие парнокопытные тормоза проехать мешают.
– Всего-то! – передразнил я Камнева. – Ты от своей погремушки тоже что-то не ломишься уезжать.
– Дебил, куда же я поеду? У нас же мелкие. Ей самой их даже поднимать нельзя после операции.
Да-да, свежо предание. А то до этого с момента, как вас друг в друга до полной контузии хрястнуло, ты от нее готов был далеко отходить. Вон поначалу настолько *бнулся, что в лес глухой упер и спрятал ото всех. Кощей, бля, недоделанный.
– А у меня тоже… – Катюха у меня такая, что глаз не отвести, одна брошена, а вокруг всяко-разные злыдни писюхатые бегают, зыркают, дороги из слюней накапывают. – Нельзя, кароч. И это, Яр, я завтра в офис не приду. И Катьку тоже не ждите.
– Бля, Боев, ну ты совсем, что ли? Ночи вам мало? А по поездке отчитаешься когда?
– Да послезавтра и отчитаюсь. Договор заключил, подбор персонала запустил, остальное – мелочи. Не горит же. И без Катьки денек обойдетесь. Кофей и коньяк сами себе с Шаповаловым поприносите, чай не графья и не олигархи.
Коляну и вовсе бы просохнуть не мешало и на одном чае посидеть. Совсем из-за этой сучки Аньки в штопор сорвался. Почернел уже от бухла. А Катька смотрит на него и слезы прячет. Тоже мне, горе-родственник. Ему бы с сестрой, внезапно найденной, общаться побольше, а он по какой-то шалаве продажной убивается. Мозги ему, может, вправить путем прямого вбивания из жопы обратно в башку?
– Ладно. Катьку, смотри, не замордуй, кошак озабоченный, – сдался Яр. – А то Колька тебе вломит за ее бледный вид, а я с удовольствием добавлю.
Я отвечать не стал. Лезут всякие. Вкатил на придомовую парковку и вылез из тачки. Уставился на свои светящиеся окна, ловя себя на том, что мотор мой колошматит где-то в глотке и внутри все расшатано, будто кто меня всего хорошенько встряхнул. Как, сука, ссыкун малолетний перед первым свиданием, ей-богу! Конфета моя, что тут времени меня не было, не видел тебя, а за ребрами болит, как их изнутри кто взламывает, и зубы ноют, так захапать и сожрать тебя с ходу охота.
Лифта ждать не стал, поскакал козлом по лестнице, как раз чуть выдохну хоть. Но еще за два пролета как услышал, что замок на моей двери залязгал, так и ломанулся вперед. Увидела. Ждала. А я ведь нарочно не звонил, что на подлете. А она ждала. Девочка моя.
– Боев… – только и успела пискнуть Катька перед тем, как я налетел на нее, ныряя с ходу в ее тепло, аромат, улыбку.
Вмазавшись своим ртом в ее, хапая сладости, по которой оголодал, подхватил под ягодицы, прикрытые той самой пушистой пижамой, от которой у меня стояк вечно дикий, внес в прихожку и ногой дверь захлопнул, одновременно пристраивая конфету мою на тумбочке. На нее у меня стояк дикий, на нее, а не на тряпки.
– Ай! Холодно! – взвизгнула Катька, когда я, не мешкая, запустил лапы под верх ее пижамы, захапывая сиськи, задирая ткань и собираясь сразу присосаться. Обожаю ее сиськи. Вот просто чуть не кончаю, только вижу.
– Тяф! – раздалось где-то внизу, разбивая мое идеальное пространство уже почти состоявшегося разнузданного секс-приветствия.
Я поднял нехотя башку, глянул на виновато моргнувшую почему-то Катьку, а потом вниз. Щенок. Ушастый, глазастый, размером с футбольный мяч, рыжий с белыми пятнами. Сидит, лыбится во всю пасть и виляет хвостом так, что он того и гляди отвалится.
– Это что за нах? – обалдело пробормотал я.
– Тяф! – ответил мне невесть откуда взявшийся шавчонок.
– Не что, а кто, – поправила меня Катька, выворачиваясь из моих рук и спрыгивая на пол, чтобы опуститься на корточки рядом с мигом закрутившимся волчком щенком. – Это Ромео.
– Кто? – скривился я. – Хотя похрен. Что он тут делает?
– Живет, – улыбнулась моя девочка и добавила неуверенно: – Теперь.
– Ни хрена подобного!
– Боев, послушай, он очень умненький, чистоплотный, ненавязчивый! Пожалуйста, пусть он останется!
– Исключено.
– Андрей, ну, пожалуйста-пожалуйста! Я все сама буду делать: и выгуливать, и кормить, и убирать, и компенсирую, если он испортит что-нибудь, но он умница и не грызет, – затараторила она, заглядывая мне в глаза просяще и сложив молитвенно ладошки перед собой. – Ты его даже замечать не будешь, честно!
– Зато я буду очень даже замечать, что ты станешь болтаться где-то на улице с ним, вместо того чтобы быть со мной, – начал злиться я. Три дня меня не было, я летел, значит, домой сломя голову, двенадцать часов за рулем, не жрамши, не спамши, только поссать и тормозил в пути.