Один день из жизни Федора Михайловича

Андрей Ланиус

СЕМЕНОВСКИЙ ПЛАЦ
Уже в шестом часу утра 22 февраля 1880 года по всем улицам и переулкам, ведущим к Семеновскому плацу (на этом месте сейчас находится театр юных зрителей с прилегающим к нему парком и памятником Грибоедову), двигались толпы народу. Каждый спешил занять место, с которого было бы видно всё. Не только мальчишки, но и взрослые залезали на деревья и фонарные столбы, на щиты семеновского стрельбища. Про крыши окрестных домов и говорить не приходилось – они были усеяны гроздьями зрителей. Самые отчаянные расположились на крышах вагонов проходившей поблизости Царскосельской железной дороги. «Сотни скамеек, табуреток, ящиков, бочек и лестниц образовали своего рода каре вокруг войска… За места платили от 50 коп. до 10 руб.; места даже перекупались», - писала позднее газета «Голос». Некоторые принесли с собой бинокли и подзорные трубы. Тут же находились и репортеры всех без исключения столичных газет. Они подсчитали, что вокруг плаца в то утро собралось почти 60 тысяч зрителей.
Ради чего же пришли сюда все эти люди?
Сегодня на плацу должны были публично казнить государственного преступника – мещанина города Слуцка Минской губернии Ипполита Млодецкого.
В центре плаца уже высилась сколоченная из крепких балок виселица, пропитанная черной краской. Рядом поднимался позорный столб – тоже весь черный. Напротив был возведен помост для представителей власти и «чистой публики».
Казнить преступника через повешение должен был знаменитый московский палач, выписанный на время в северную столицу, Иван Фролов – «второй человек в России после государя». Фролов имел репутация умелого вешателя. Шептались, что он нередко использует «сахалинский способ», лихо повисая на агонизирующей жертве. Многие пришли на плац еще и для того, чтобы посмотреть на него.
Хотя предстоящее зрелище само по себе было редкостью. Ведь, считая от начала 19-го века, в Петербурге состоялись только две публичные казни: 3 сентября 1866 года повесили Д.Каракозова, 28 мая 1879 года – А.Соловьева; обоих – за покушения на Александра Второго. (Было, правда, еще два акта казни, но декабристов и Дубровина казнили тайно, в крепости.) Так что нынешняя публичная казнь была всего лишь третьей с начала века. Как же было не пойти на это волнующее зрелище?
Впрочем, за тот же период в Петербурге имели место и две инсценировки публичной казни. Осужденные с завязанными глазами уже ждали своего смертного часа, как вдруг появлялся фельдъегерь на взмыленном коне, протягивал распорядителю указ о помиловании, и барабаны ударяли отбой.
Вот и сегодня, как полагали многие, осужденный будет помилован. Но – в последнюю минуту. На этот счет заключались многочисленные пари.

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК
Накануне, 19 февраля 1880 года, исполнилось 25 лет царствованию Александра Второго.
За неделю до этого вышел именной указ об учреждении Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия. Главой этой комиссии был назначен граф М.Лорис-Меликов – выходец из древнего армянского рода, боевой генерал, покоритель Карса и победитель чумы в устье Волги. Новая должность давала графу столь широкие полномочия, что его прозвали даже «вице-императором».
Наверное, именно по этой причине революционно настроенный 24-летний И.Млодецкий, действовавший на свой страх и риск, избрал мишенью этого сановника, пользовавшегося, кстати говоря, определенной благосклонностью тогдашних либералов.
Поначалу Млодецкий планировал акцию на юбилейную дату – 19 февраля. Но авантюра затянулась, и он вышел на след графа лишь 20 февраля.
Покушение произошло около двух часов дня на углу Большой Морской и Почтамтской, у дома, где граф снимал квартиру. Любопытно, что Млодецкий стрелял из пистолета системы «ляфоше», который он похитил для этой цели в полицейском участке в Минске. И хотя стрелял он практически в упор, но граф даже не был ранен.
Млодецкого схватили на месте преступления. Все улики были налицо. Следствие закончилось уже к вечеру того же дня. На следующее утро состоялось заседание военно-окружного суда. Уже после полудня был вынесен приговор. Смертный. Также было определено время и место казни: 22 февраля, Семеновский плац.

ОСОБЕННЫЙ ЗРИТЕЛЬ
Среди 60-тысячной толпы был один особенный зритель – знаменитый русский писатель Федор Михайлович Достоевский. Он находился не в рядах «чистой публики», расположившейся внутри оцепления, а среди простонародья, не узнанный теми, кто окружал его в эти минуты.
Было немало причин, побудивших его придти сюда в это слякотное февральское утро.
Семеновский плац – знаковое место для Достоевского.
30 с лишним лет назад, тоже зимой, – 22 декабря 1849 года – он сам испытал на этом плацу все муки приговоренного к смерти, ожидая вместе с другими петрашевцами расстрела у позорного столба. И толпа вокруг была такая же.
Но в тот раз осужденных помиловали.
Быть может, сейчас, находясь в толпе, Достоевский верил, что именно его присутствие здесь, на одном из лобных мест северной столицы, фатальным образом повлияет на судьбу приговоренного, и тот тоже будет помилован, тем более, что его преступление представлялось нелепой мальчишеской затеей.
Достоевский был убежденным противником террора. Но не в меньшей степени он опасался и того, что под предлогом борьбы с этим злом власти «повернут на старую дорогу».
Именно в этот период Достоевский напряженно трудился над своим последним романом «Братья Карамазовы». В последующих частях этой эпопеи писатель намеревался провести Алешу Карамазова через цареубийство. И оттого сейчас писателю было крайне важно увидеть, как ведет себя на эшафоте человек, принадлежавший к тому же поколению новых людей, что и ключевой персонаж его романа.
Писатель не мог не придти в этот день на Семеновский плац. И он пришел, хотя позднее находилось немало таких, кто осуждал его за это. Но это был его выбор. Великий писатель сделал его осознанно.

ДВЕНАДЦАТЬ ПОСЛЕДНИХ МИНУТ
Около половины одиннадцатого утра послышались громкие крики: «Везут! Везут!»
Еще через десять минут отряд барабанщиков ударил в барабаны, и в каре, построенное из четырех батальонов гвардейской пехот, въехала процессия.
Осужденного везли на высокой черной колеснице. На его груди висела доска с надписью «Государственный преступник», а руки были привязаны кожаными ремнями к скамье.
Последней ехали телега, на которой после казни должны были увезти труп.
Еще через несколько минут осужденный оказался в руках палача Ивана Фролова, который, по свидетельству многих очевидцев, обращался с тем почти ласково.
Сначала Млодецкого поставили у позорного столба, где он выслушал приговор.
За это время те из зрителей, кто находился ближе, смогли хорошо его рассмотреть. Это был молодой человек довольно невзрачного склада, хилый, нервный, измученный, скорее, даже сломленный ожиданием страшного конца. У одних он вызывал сочувствие, но у многих – откровенную неприязнь. В толпе слышались весьма циничные шутки и смех.
При этом народ всё более сходился во мнении, что осужденный будет помилован. Все знали, что в столице публично казнят только цареубийц. По крайней мере, так было до этого дня.
Вдобавок, большинство собравшихся плохо представляли, кто такой Лорис-Меликов. Знали только, что «не царь». Притом, его ведь не убили и даже не ранили. Всё это делало само преступление в глазах простых людей каким-то несерьезным.
Появился священник с крестом в руках, подошел к осужденному. Между ними состоялась тихая беседа. Млодецкий поцеловал крест. Это понравилось народу.
Затем осужденный снова оказался в распоряжении Ивана Фролова, которому теперь помогал подручный. Вдвоем они надели на Млодецкого белый колпак, закрывавший ему лицо, и холщовый халат, связав тот за спиной рукавами. Осужденного поставили на скамью под виселицей, накинули на него петлю.
Барабаны ударили дробь.
Ну, вот сейчас прискачет фельдъегерь и привезет высочайший указ о помиловании.
Но тут палач резким движением выбил скамейку из-под белой фигуры. Веревка дернулась и натянулась. Тело преступника закачалось в промозглом воздухе.
Это было так неожиданно, что на какой-то миг вся огромная площадь замерла.
Фролов на сей раз не стал применять «сахалинский способ». Он стоял и ждал. Агония Млодецкого, сопровождаемая сильными судорогами, длилась двенадцать минут…

ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ
Вечером того же дня, как всегда по пятницам, собрались у Полонских. Пришел и Достоевский.
Некоторые из гостей днем виделись с Лорис-Меликовым и говорили сейчас, что тот бодр и вполне здоров.
Затем разговор зашел о Млодецком.
Из присутствующих только Достоевский был свидетелем казни. Но он в этот вечер был особенно замкнут и немногословен и не вдавался ни в какие подробности. Лишь когда речь зашла о будто бы имевшем место втором покушении на Лорис-Меликова, Достоевский довольно резко заметил, что всё это пустые городские слухи.

ЧЕРЕЗ ГОД С НЕБОЛЬШИМ
3 апреля 1881 года на том же Семеновском плацу состоялась еще одна публичная казнь. Повесили пятерых «первомартовцев», убивших императора Александра Второго.
Осужденных вешал всё тот же Иван Фролов. И вот тут-то мастер заплечных дел оплошал едва ли не впервые в своей карьере. Один из осужденных – Т.Михайлов – дважды срывался с виселицы, что по негласным законам давало право на пощаду. Но раздосадованный палач не стал миндальничать. Напротив, применил пресловутый «сахалинский способ». Он накинул на несчастного двойную петлю и повис у него на ногах.
Это была последняя в царской России публичная казнь. 26 мая 1881 года новый император Александр Третий подписал указ, отменявший публичное исполнение смертных приговоров.
Но ни про эту казнь, ни про гибель «царя-освободителя» Достоевскому узнать было уже не суждено. 27 января 1881 года он умер в снимаемой им квартире в Кузнечном переулке, так и не успев провести Алешу Карамазова по тем кругам ада, о которых хорошо знал сам.

Андрей Ланиус