Таёжница. Валентина Михайлова

Глава 1. Неумолимость судьбы


Наверно для них это была простая забава: побиться на меня об заклад. Только тогда, когда я вошла в это хорошо знакомое мне кафе, не могла о том ещё знать. Я частенько забегала сюда в обеденный час, чтобы хоть недолго побыть в одиночестве. Ведь ни что так не утомляет как постоянное мелькание посетителей перед глазами, а здесь всегда тихо и безлюдно, и ещё очень вкусный фруктовый коктейль. Но сегодня тут было шумно. Рядом за соседним столиком возбуждённо спорили четверо мужчин. Спиртного в этом кафе не наливали, да и выпившими они не казались, хоть и были одеты кое-как, по-деревенски что ли.
— Да у него с собой было всё! — подскочив, выкрикнул один из них, по виду самый настоящий лохмато-нестриженный дедок, и грохнул кулаком по столу так, что, заплясав, зазвенела посуда. — И чего?! Сгинул и костей его теперь не найти! И о чём тут ещё говорить!
— Ну чего ты завёлся? — оборвал его другой, что был постарше и в потёртой брезентовой куртке. — Бывает там всякое, сам ведь знаешь.
— Так ведь не фифа же он расфуфыренная, чтобы так глупо пропасть?!
— Как эта что ли? — бесцеремонно указал в мою сторону дедок.
Скосив на неприятных соседей глаза, я непроизвольно и несколько высокомерно фыркнула. Вот же понаедут тут всякие, и спокойно в любимом кафе не посидишь! Я демонстративно отвернулась. Эти же деревенщины расходились ещё громче.
— А можно потише, вам тут всё же не ваша деревня глуховка! — покосившись на улыбнувшегося мне, похоже, новенького официанта, с недовольством бросила я им.
О чём они спорили дальше? Слава богу, этого уже не слышала, к моему удовольствию они послушались и перешли на шёпот, лишь видела краем глаза, что нет-нет да на меня хмуро поглядывают. Ну и пусть. Мне до работы два шага, а на входе охрана.
Всё же решив больше не привлекать их внимание к своей скромной персоне, я набросила на шею ремешок сумочки, расплатилась и вышла из кафе. Жаркий сегодня денёчек. К счастью мой обеденный перерыв заканчивался, а в банке методично звучат кондиционеры. Да, именно там я и работаю уже больше года. И в чём заключаются мои обязанности? Всего лишь красиво улыбаться и показывать нерешительным клиентам к какому операционисту им лучше пройти.
— Ну где ты ходишь? — коротко упрекнул меня наш бравый охранник, зевнув и с ног до головы окинув привычно скучающим взглядом. Все боязливо звали его Петром, а я Петей, как-то позволила себе провести с ним вечер в кофе поблизости и довести до дома, больше у нас ничего не было, а Петей он для меня так и остался.
— Всего-то на минутку и задержалась... — оправдываясь, буркнула я в ответ.
— Давай, проходи быстрее, а то наша стервоза уже о тебе спрашивала. Я сказал, что ты пришла и где-то здесь вертишься.
Нашу начальницу в банке особенно любили, ну а она, естественно, отвечала взаимностью. Чего это ей от меня вдруг понадобилось? Озадаченно вздохнув, я торопливо юркнула за свою стойку.
— Значит так! — раздался у меня за спиной скрипучий голос Карены Юрьевны, заставив испуганно оглянуться. — Вот, возьми приходные ордера, — сунула она мне толстую папку, — и пока ещё мало клиентов быстренько отнеси их главному бухгалтеру и сразу бегом назад!
— Ага, — понятливо кивнула я. Бухгалтерия находилась с торца здания. Можно, конечно, пройти и по внутреннему коридору, но это бы было куда дольше, и я выскочила на улицу.
Такие манипуляция мне приходилось делать не один раз за неделю, и на ходу оттягивая слишком всползшую узкую юбку, проклиная про себя высокий каблук, то и дело норовящий попасть в щель между тротуарной плиткой, уже привычно не глядя по сторонам, я засеменила к дверям бухгалтерии. И внезапно столкнулась с ними — с теми четырьмя деревенщинами из любимого кафе, даже не то что столкнулась, а упала прямо в руки дедку. И с ухмылкой отведя меня в сторону, поправляя свой сползший с плеча потёртый рюкзак, тот самый дедок вошёл в банк, а следом за ним туда же проследовали и трое его спутников. Я же, расправляя чуть примявшуюся блузку и про себя чертыхаясь, с осторожностью зацокала каблучками по всегда скользким ступеням бухгалтерии.
Отдать бумаги заняло не больше десятка минут. Я не спеша возвращалась, и совсем не придала вниманию резкий скрип тормозов за спиной. Рядом хлопнули дверцы автомобиля. Ну что может случиться на заполненной прохожими практически центральной улице, да ещё на виду у обычно чуть ли не загораживающего собой двери нашего банка Пети? Да самое непредвиденное! Меня внезапно схватили за руки и потянули к машине. Затрещала блузка. Полетел на мостовую золочённый банковский бейджик. А я даже не успела, как пикнуть, так и понять, как очутилась в салоне старенького автомобиля. Вдавливая в мякоть сидения, взвизгнули колёса. «Помогите!» — запоздало вырвалось из меня.
— Тихо! Тихо, милая! — чьи-то шершавые пальцы больно сдавили мне шею. — Не визжи, и я не придавлю тебя! Поняла?!
— Чего вам надо? — с трудом прохрипела я, хорошо осознавая насколько глуп этот вопрос. Бросая меня вперёд, машина моих похитителей резко притормозила и вывернула на соседнюю улицу, потом ещё куда-то и втиснулась в густой поток таких же иномарок. Вот я и пропала! Теперь увезут, неизвестно куда...
— Понятливая значит... — продолжил тот же мужчина. — Так вот, милая, я сегодня проигрался в пух и прах, — здесь он выругался, впрочем, не намного грязнее, чем это делают некоторые наши нервные посетители заждавшиеся свободного операциониста. — Тебя, красотулька, проиграл кстати тоже... Понимаешь... вот какое дело...
В ответ я только раскрыла от удивления рот. Хотела закричать: какое право он имеет проигрывать то, что ему совсем не принадлежит, — но подспудно понимала: мне лишь рассмеются в лицо да выпустят струю дыма из только что подкуренной сигареты. А запах дешёвого табака и без того раздражал мой нос, впрочем, это сейчас волновало меня меньше всего.
— Как это проиграл... — только и вырвалось из моих уст.
— Вот так, взял и проиграл, — продолжил он, под издевательский смешок своих трёх приятелей. Я пристально всмотрелась в его лицо. Судя по всему ему где-то под сорок. Собственно, пора бы уже отучиться от подобных шуточек, но, похоже, это была совсем не шутка.
— Вернее, я проиграл спор на тебя. Мы побились об заклад, что такая штучка, как ты, и трёх дней не протянет в тайге, а я возьми и поставь это на кон. Так вот, милая... В итоге проигрался и на деньги и на тебя...
— Да плевать я хотела на ваши деньги... — начала было я, но он снова сдавил мне шею.
— Тебя-то, милая, никто и не спрашивает! Мы берём тебя с собой и всё! Дело решённое. Едешь с нами на прииск золотишко мыть! И не переживай, не поскупимся, тебе тоже кой чего перепадёт, если, конечно, до морозов сумеем вернуться назад. А ментовских в это дело приплетёшь, то тогда пеняй на себя! Личико так порежем, что и мать родная не узнает! А на прииске так там ты и с любой рожей пригодишься, если чего, мужики полотенчиком прикроют! Так может уже сейчас начать его тебе подправлять?! — угрожающе потряс он меня. — Иль может прямо тут мужичкам отдать?!
— Нет... Не надо... — как можно жалобнее протянула я.
— Чего не надо, личико подправить или с мужичками покувыркаться?!
— Ни того ни другого не надо, — истерически взвизгнула я, с трудом выговаривая: — Буду слушаться...
— Эт добро, что ты быстро поняла, что старших нужно слушаться!
— Поняла... — в страхе хрипела я.
— Ну тогда собирай манатки и вперёд с нами!
— Так значит, вы отвезёте меня на мою квартиру, и дадите там собраться? — от волнения я с трудом выговаривала слова, вместе с тем начиная на что надеяться, может, сумею позвонить Петру.
— Нет, глупенькая моя, — как-то очень уж хитро прищурился мой собеседник. — В том-то и всё дело, милая, что всё нужное, спецовочку, сапожки кирзовые, ватничек — мы сами тебе дадим, за это не думай.
Безотчётно дрожа, я пыталась незаметно нащупать в сумочке телефон, где под цифрой восемь был забит номер Пети.
— А это давай-ка пока сюда! — рванул к себе дедок мою сумку и, выхватив смартфон, надавил на кнопку выключения. — Не переживай, прибудем на прииск, отдам там его тебе, посмотришь ещё в нём картиночки иль чего вы там ещё лайкаите, вокруг прииска на пару тысяч километров связи всё равно нету.
— Зачем вы это делаете? — холодея от ужаса, стала всхлипывать я. — Отпустите меня, ну пожалуйста... Ну почему именно я? Я ведь обязательно замёрзну там и умру! Мне не нужно ни ваше золото, ни деньги... Ну, хотите, я даже отдам вам всё, что у меня есть, цепочку вот возьмите, она золотая, и серёжки сниму... Ну, пожалуйста, только не везите меня туда...
— Ну, свои кровно заработанные на золотишке денежки ты потом можешь и не брать, однако тебя с собой мы всё равно заберём, спор то я не хочу проиграть. А твоя мелочёвка да побрякушки нам совсем без надобности. Там отработаешь своё...
— Что же вы делаете... — всхлипывая, размазывала я слёзы по щёкам. — Так же нельзя... Это не по закону... Немедленно высадите меня из машины!
— А у нас там свой закон, — расслышала я сквозь рыдания.
— Это воровской что ли... — сорвалось с моих уст.
— Почему воровской, — даже как-то обижено отозвался дедок. — Не бандиты мы, а закон у нас свой, не воровской, самый правильный — таёжный!
— Где уж правильнее, раз людей воруете...
В ответ мне лишь больнее сдавили шею, правда, отпустили, как только я притихла, в результате даже смогла осторожно вглядеться в окно. Тарахтя как трактор, машина моих похитителей неслась по почти безлюдному шоссе. Мы были уже в пригороде. И вдруг меня осенило!
— Хочу в туалет, — заявила я с напускной уверенностью в голосе. — Ну просто мочи нету...
— Терпи! — осадил меня дедок.
— Не могу! — продолжала я. — Ещё чуть-чуть и совсем не удержусь, к тому же вашу машину так трясёт...
— Ладно, притормози ей вон у той забегаловки, а то со страху наделает ещё прямо здесь! — сказал водителю хмурый мужчина с переднего сидения, до того молчавший. — Отведёшь её, Егорыч?
Чуть заметно кивнув, водитель остановил машину у густых придорожных зарослей.
— Пойдём! — крепко сжав мою руку, Егорыч, тот самый дедок, потянул меня наружу. Выбираясь, я как бы ненароком дёрнулась, но держал он крепко, никак не вырваться.
— Даже и не пытайся, — строго глядя, осадил меня он.
— А вы и в туалет со мной пойдёте? — с некой ехидцей бросила ему.
— А как же, милая, и туда тоже! — с уверенностью ответил тот. — А то ты, худющая как посмотрю, ещё в форточку вылезешь, гоняйся нам потом за тобой!
Мы вошли в полутёмное пропахшее табачным дымом и дешёвыми шашлыками помещение. Других посетителей здесь не было, пустовала даже длинная барная стойка. Еле слышно работал телевизор. Вот на экране показалась знакомая дикторша местных новостей и о чём-то затараторила, появилось изображение вывески нашего банка, следом пошла чёрно-белая запись с видеокамеры, а на ней мои похитители и сама я, именно в тот момент, когда столкнулась с ними на входе.
Я во все глаза смотрела на экран, поднял голову и Егорыч. Не выпуская моей руки, подойдя ближе, он прибавил звук.
«Как выяснилось, — продолжала смазливая дикторша с экрана. — У грабителей была сообщница внутри самого банка, — появилась немая картинка моей перепалки с ними в кафе, — идёт следствие, и мы пока не можем назвать её имени...»
Господи! Это же я и они в моём любимом кафе! Меня зачислили в их сообщники!
— Что это за белиберда? — не без удивления протянул Егорыч.
— Не знаю, — позабыв, что пленница, отозвалась я. — Мой банк ограбили... Надо в полицию идти...
— Ты что дура, что ли? — притянул меня ближе к себе Егорыч. — Нас там только и ждут! Они ведь уже нашли и грабителей и даже их сообщницу!
— А это разве были не вы? — взволнованно икнув, громко всхлипнула я.
— Нет, конечно! — озадаченно покачал он давненько нечёсаной головой. — Мы всего лишь ячейку там держим, намываем потихоньку кой чего и храним.
— Так что делать-то? — я в ужасе переступила с ноги на ногу.
— Чего, невтерпёж? Так, судя по запаху, отхожее место там, — потянув носом воздух, ткнул указательным пальцем Егорыч куда-то во тьму. — Давай быстренько беги туда, потом вернёмся в машину и будем вместе думать!
— Да не хочу я в туалет, просто, таким образом надеялась сбежать.
— Тогда возвращаемся к машине, — тяня меня за собой, Егорыч поспешил к выходу.
Распахнув заднюю дверцу автомобиля, он выпустил мою руку и на этот раз я покорно села на сидение сама.
Пока Егорыч посвящал остальных во все детали увиденного нами с голубого экрана, я лихорадочно соображала. Может позвонить Пети? Я даже высказала это вслух, добавив, что он работает в том самом банке охранником и хорошо ко мне относится.
— Нет! Мы никому не будем звонить! — резко оборвал меня мужчина с переднего сидения. — Сейчас спрячем эту машину и пешком пойдём. Отсюда напрямки совсем недалеко до гаражей будет. А у меня там старенький уазик у школьного товарища давненько простаивает, самого-то его в городе почти не бывает, Егорыч его тоже, кстати, неплохо знает, как и то, где он ключи от гаража оставляет, вот и возьмём уазик. Махнём на нём прямиком по грунтовкам, на них вряд ли искать станут, доберёмся до нашего зимовья, а там уже и решим, что делать дальше.
— Дело ты говоришь, Петрович, — отозвался мой Егорыч. — Давай, Сеня, — он положил руку на плечо водителя, — загоняй мою машинку поглубже в эти заросли и выходим.
Натужно урча, старенький автомобиль зарылся в кусты, и подталкиваемая под спину, я с трудом выбралась из густых веток. Мы побежали.
— Да не пойду я с вами никуда, — семеня за своими похитителями и еле поспевая, я снова заупрямилась. — Вы идите куда хотите, а я — в полицию... Всё расскажу... Они мне там поверят...
— Да что же ты за тупица такая! — Петрович резко остановился, и я сходу налетела на него. — Думаешь, там тебя пожалеют и по голове погладят да вдобавок конфетку дадут?! Да через часок ты у них в камере признаешься во всём и всё подпишешь! Ну что же ты за дура такая!
— Я всё равно за вами не успеваю... — пропустив «дуру» мимо ушей, жалобно протянула я.
— Сейчас станешь поспевать, — нагнувшись, Петрович разорвал на мне снизу юбку. — Ну вот, теперь сможешь шире шагать. Пошли! Пойми, теперь тебе по-любому одна дорога — с нами в тайгу. Выждем там маленько, да золотишка ещё намоем. Без деньжат то никак нельзя... А с золотишком так мы — короли! А там либо всё поутихнет, либо в полиции одумаются и настоящих грабителей найдут!
— Куда это с вами? Опять на прииск? — пискнула я от волнения, мой голос сорвался.
— Туда нам пока нельзя будет, — ответил Егорыч. — Народу там много разного ходит. Подымимся выше по руслу Кагарки. Места там совсем дикие, не обжитые, зато искать не станут.
— О господи! И угораздило же меня! — я снова расплакалась. С разорванной юбкой бежать стало легче, но теперь мешали каблуки.
— Как тебя звать-то? — по-видимому, чтобы отвлечься от горьких мыслей, поинтересовался Егорыч.
— Нина, — всхлипнула я.
— Вот и хорошо, Нина. Куховарить умеешь?
— Чего? — я утёрла ладошкой густые слёзы. — Немного... Скорее не умею.
— Ничего, научишься, — продолжал Егорыч. — В еде мы не привередливые.
В ответ я лишь двояко хмыкнула.
Так за разговорами и не заметила, как мы оказались среди ржавых металлических коробок гаражей. Звеня ключами, Петрович отпёр один из них. Долго возился, пытаясь запустить движок зелёного уазика, но удалось это только мускулистому Арсению с помощью мата и рукоятки.
«Бак полный и бензина вот ещё две канистры есть, — довольно лыбясь, проворчал Петрович. — На первое время хватит, а там где-то да разживёмся».
Смеркалось. В салоне уазика было пыльно до невозможности, пахло бензином и чем-то ещё, пыль поначалу резала нос и скрипела на губах, к тому же мы теперь ехали по ухабам и жёсткая сидушка то и дело набивала мне известное место. Зато моё волнение несколько улеглось и появилось чувства голода, и, похоже, не у меня одной.
— Вроде бы сейчас будет посёлок Дальний, а в нём лабаз, — наконец заговорил тот молчаливый мужичок, чьего имени я пока не знала. — Там надо будет постучать, и отопрут. Ведь надо бы затариться солью да крупой, водки взять побольше, да посмотреть там, чего ещё есть, а то жрать уже больно хочется.
— Сеня, остановишься, там, где он говорит, у магазина, — Петрович придержался за ручку на дверце, уазик в очередной раз подпрыгнул на кочке. — Этой тоже надо будет чего-то прикупить, — склонил он голову в мою сторону. — Кстати, скидываем у кого чего есть в общую кучу. Деньжата нам там долго не понадобятся, да и скупиться действительно надо.
— Вот, возьми, — шурша мятыми банкнотами, протянул руку «молчаливый», — у меня больше нет.
Покопавшись по карманам, сунул Петровичу пачку купюр и мой дедок. А я, достав из сумочки кошелёк, несколько демонстративно вытряхнула все, что там было, и тоже передала вперёд.
Скоро мы остановились на краю какой-то деревни, и выйдя из машины, «молчаливый» затарабанил в деревянные ворота. Оставив меня на заднем сидении одну, к нему подошёл и Егорыч.
— Какой у тебя размер? — приоткрыв дверцу, вдруг поинтересовался у меня Петрович.
— Размер чего? — я стыдливо и непонятливо повела плечами.
— Обуви конечно, — пояснил он.
— Тридцать восьмой, — взволновано выкашляла я.
— Приглядывай тут за ней! — бросил Петрович Сене и, хлопнув дверцей, тоже присоединился к своим.
Глубоко вздохнув, поглядывая в забрызганное грязью окошко, я откинулась на спинку сидения. Вот за стеклом с неприятным скрипом распахнулись ворота подворья. Вышедшая закутанная в цветастый платок полноватая женщина поманила мужчин за собой. Вернулись они минут через двадцать, с тяжёлыми мешками на плечах.
— Здесь тебе пара сапог, ботинки, куртка и штаны, да остальное помалости, в общем, на первое время будет, — бросил Егорыч мне под ноги объёмный мешок. — Вот ещё кофта, надень сразу, ночью холодно будет, — сунул мне в руки что-то вязанное. — Заночуем тут, прямо в баньке, мы уже с хозяйкой договорились, а машину загони во двор, — это он сказал уже повернувшись к водителю.
Стало куда прохладнее и, покопавшись в мешке, я вытянула куртку и закуталась в неё. Она была самой обычной, коричневого цвета и из плотной прорезиненной ткани, чуть великоватой для меня, зато с капюшоном. Заодно решила сменить и туфли на сапоги. Грубоватые, конечно, но ничего, сойдут.
Заведя мотор, Сеня осторожно ввёл уазик в ворота.
— Телефонов тут вроде бы нет, мобильный и телевизор тоже не ловит, так что про городские события никто не слыхивал, — скорее загоняя всех нас в покосившуюся баньку, чем приглашая, негромко сказал Егорыч, при этом заманчиво потрясал мешком с продуктами; в нём стеклянно звякнуло, отзываясь во мне нехорошим предчувствием. Ещё перепьются... Начнут приставать...
Так и есть, кроме хлеба, воды, овощных консервов, сала, лука и копчёной колбасы — в его котомке были и две бутылки водки. Взяв одну и сорвав зубами пробку, «молчаливый» сделал обильный глоток, и, подморгнув, протянул её мне, но я покачала головой.
Жевали мы молча. Колбаса была пересохшей и жёсткой, сало имело привкус старого, и по большей части я ела хлеб с кабачковой икрой. Наевшись, отползла в сторону, подгребла под себя охапку сена, постельного белья тут не прилагалось, и задремала.
Не знаю, сколько прошло времени, но я вздрогнула и открыла глаза от прикосновения чьих-то тёплых пальцев. Будто прожигая в полумраке глазами, это Егорыч просунул свою ладонь мне между ног.
— Не надо... — взволнованно зашептала я. — Пожалуйста, не трогайте меня...
— Ну, раз не желаешь, то значит и не надо, подвыпивши икнул он. Насильничать не стану и другим не дам. Но ты ведь часом поди не девица? Так что совсем и не убыло бы с тебя...
— А если скажу, что ещё девица, так чего не поверишь? — с громко бьющимся сердцем прошептала я.
— Отчего же, поверю, — отняв руку, и пахнув мне в лицо дешёвой водкой, заговорил он. — Надо же, такая фифа и ещё ни с кем ни-ни... Спи! Ладно, не бойся, не трону я тебя.
Не знаю почему, но я ему поверила. Правда на всякий случай плотнее завернулась в куртку и поджала под себя ноги. Не спасёт, конечно, если захотят снасильничать, но хоть как-то...
Спала я плохо, по большей части ворочалась и на рассвете была хмурой и не выспавшейся. Несмотря на капюшон, в волосы набилась уйма колючего сена и выбрать его не получилось. Вставший с первыми петухами Петрович всех торопил. Мы даже завтракали на ходу, дожёвывая остатки вчерашнего сала и колбасы.
Заурчав и выбросив грязь из-под колёс, уазик сорвался с места. Ехали долго. Дорога становилось всё хуже и хуже, но Сене каким-то образом удавалось провозить нас и через глубокие лужи и даже навалы камней. Остановились мы ближе к обеду.
— Давай, собирай дрова для костра, — выходя, строго бросил мне Егорыч и повернулся к Сене. — Гречку сварим с тушёнкой, перекусим, да поедем дальше. До темноты надо бы к перевалу успеть. Там уже и заночуем в заброшенном охотничьем домике. Не знаю, как там будет с дорогой, но пару лет назад мы ещё там проезжали.
Выбравшись из машины, я послушно заковыляла к лесу. Новые сапоги натирали и даже жгли подошвы, но охапку хвороста я всё же собрала.
— Чего хромаешь? — участливо поинтересовался Егорыч, когда я скинула свою ношу у подвешенного на треножнике котелка. — Ноги натёрла что ли? А ну-ка садись и разувайся!
Присев на приступок уазика, один за другим я послушно стянула сапоги.
Ну нет, колготки тебя не спасут, — покачал Егорыч головой. — Вот, надень, — достал он из своего рюкзака шерстяные носки. Будет самое то!
Я со вздохом приняла подарок, натянула, на удивление колючими они не были. И действительно, ходить стало заметно легче.
Каша немного подгорела, но надо сказать, оказалась на довольно вкусной. Пить спиртное к моему удовольствию Петрович строго настрого запретил. Как я поняла, негласно он и был здесь старшим, хотя и Егорыч пользовался непререкаемым авторитетом. Про своё прошлое все они молчали, как в рот воды набравши, и хоть меня терзало любопытство, расспрашивать я не решалась.
К перевалу мы добрались даже раньше, чем планировали. Зияя забитыми почерневшими досками на окнах, нас встретил всеми забытый охотничий домик. Рядом, сбегая по камням, чуть слышно журчал ручеёк. Осматриваясь по сторонам, я видела, как Сеня загнал уазик в лес и как возвращался, прихватив ведро для воды.
— Ну чего застыла? — окликнул меня Егорыч, он уже подпалил зачадившую печь, и я с «молчаливым» (так и не узнала его имени) принялась таскать из леса дрова, потом помогала готовить ужин, всё из той же вездесущей тушёнки, только на этот раз с перловкой. А ещё, к моей великой радости, в домике сохранилось трое узких двухъярусных нар. В итоге, умывшись после ужина холодной водой из расчищенного Петровичем ручья, я облюбовала для себя верхнюю койку. Здесь меня никто не достанет. Ну точно! С головой накрылась курткой и попыталась уснуть. Почему-то и в дороге и за ужином мы избегали говорить о наболевшем — ограблении банка, но не думать об этом я не могла, с этими мыслями и заснула.
Разбудил меня лёгкий шорох. Когда вся на нервах — спишь очень чутко. В пробивающемся между досками на окнах лунном свете я узнала высунувшуюся над нарами голову «молчаливого». Наверно не удивительно, ведь его койка была прямо под моей. Я хотела вскрикнуть, только он успел зажать мне рот, а следом ловко запрыгнул наверх, и нары чуть слышно заскрипели под его весом.
— Давай же хорошая, — с жаром зашептал он в моё ухо. — Пусти же меня к себе.
Я сжалась под его тяжестью, а заодно от обуявшего страха и накатившей слабости.
— Давай же раздвигай ножки, — продолжал он, обдавая меня перегаром и проведя по моей щеке липким языком. — Ну же, давай, тихонько возьми его в ротик, а я лизну тебя там...
И тут во мне вспыхнула ненависть. И откуда только взялись силы? Обеими руками я толкнула насильника со всей злости. Не удержавшись, с криком удивления, он сорвался с моей полки. Грузно шлёпнулся на пол, покачиваясь, поднялся на ноги и разразился самыми грязными ругательствами. Я же, сев и поджав ноги, закрыла руками уши.
Первым на шум вскочил Егорыч. Включил фонарь.
— Это ты чего тут творишь! — схватил он «молчаливого» за грудки. Я даже не поняла, как в руке Егорыча оказался нож. Приставив его к горлу сразу притихшего неудачливого насильника, Егорыч заговорил тихо, и спокойно, но от тона его голоса даже у меня пошли мурашки по коже.
— Я сколько раз тебе говорил, чтобы ты навсегда позабыл свои зэковские замашки! Ещё раз попробуешь кого снасильничать и я тебе не просто яйца отрежу, а ещё поджарю и заставлю сожрать! — продолжал Егорыч. — Ты хорошо меня понял? Я не люблю повторять дважды! Помнишь, как я пожалел тебя и уговорил бугра принять в бригаду, а как ты до того помирал с голодухи, ползал на коленях и уверял, что вся твоя блатная жизнь уже в прошлом?!
— Конечно Егорыч, всё в прошлом, — бормоча, оправдывался «молчаливый». — Даже не знаю, как оно получилось, извини, не сдержался, сладкая она уж бабёнка больно...
— А ты тоже тут лишний раз задницей не верти! — оттолкнув его, Егорыч строго взглянул на меня. — А то точно одним местом на неприятности напросишься!
— Так я совсем и не верчу... — оправдываясь, залепетала я. — Спала ведь...
— Прости, Егорыч... — снова, повинился «молчаливый».
— У неё прощение проси, — кивнул Егорыч в мою сторону.
— Прости... — с самым жалостливым видом посмотрел он на меня. — Накатило...
— Тебя как зовут-то? — миролюбиво поинтересовалась я у молчаливого. Отчего-то мне стало его жалко.
— Вован, — промычал он.
— Володя значит, — резюмировала я. — Хорошо, прощаю, но слова Егорыча ты всё же не забывай!
— Ладно, спим! — встрял в наш разговор Петрович. — Всех с первыми лучами подниму!
За остаток ночи я так и не выспалась, а надеяться на то, что в машине удастся хотя бы подремать, не приходилось. Жёсткое и не слишком удобное сидение этому более чем не способствовало, да и трясло на грунтовке немилосердно.
Натужно рыча, наш уазик упрямо полз в гору. Дорога была совсем никакая, а через пару часов и вовсе пропала. Ещё с четверть часа Сене каким-то чудом удавалось лавировать по бездорожью, прежде чем он в отчаянье хлопнул руками по рулю и с самым мрачным видом не заявил, что всё, дальше не проедем.
— Тогда укрываем машину ветками, разбираем спальники и рюкзаки и топаем пешком! — скомандовал Петрович. — И без того немало путь сократили.
— А ты надевай штаны да увязывай вещички. И накинь капюшон, тут полным-полно клещука да тьма комарья! — довольно грубо сказал мне Егорыч, кидая к моим ногам пыльный спальник и, очевидно, мой вещмешок.
Развязав мешок, я стала переодеваться. В том смысле, что пригнулась за распахнутой дверцей уазика и принялась стягивать юбку и чулки.
— А это ещё чего?! — раздалось за моей спиной. Я оглянулась: снова Егорыч! Какая бесцеремонность! Шагнув ближе, он поочерёдно ткнул пальцем в моё бельё.
— И ты в этом собираешься идти?
— А в чём ещё? — огрызнулась я. — Ничего другого у меня нет!
— Тогда скидай всё это бестолковое кружево и давай без такого исподнего, а иначе далеко не уйдёшь. Так понатрёт, до самой крови.
— Я поняла, — стыдливо понурившись, согласилась я. — Только вы хотя бы отвернитесь...
— Ну, ты только давай, быстрее одевайся! Я не смотрю, — отошёл он в сторону.
Торопливо собравшись и закинув вещмешок за спину, неся громоздкий спальник в руках, я вышла на чуть заметную тропу, где меня уже нетерпеливо поджидали все четверо моих неумолимых спутников. Наверное, с этого момента у меня начиналась совсем другая жизнь, которую я ранее не знала, но тем она и была заманчива.


Глава 2. Первые шаги в тайге


Петляя, еле находимая глазами тропинка уходила в гору. Мы шли уже третий час без передыху. Я, конечно же, невыразимо устала, только не желая показаться плаксивой девчонкой, из последних сил тянулась вслед за всеми. Хорошо, что через шерстяные носки сапоги не тёрли. Обещанных комариных туч я пока не встретила, клещей тоже ещё на себе не замечала, а вот оводы, как жирные назойливые мухи, так и кружили вокруг.
О господи! Споткнувшись об камень, я оступилась и упала.
— Никуда больше не пойду! — сев на виновника своего падения, и изо всех сил пнув слетевший с плеча вещмешок, я истерически взвизгнула. — Идите дальше сами! А меня оставьте здесь!
— Что там у тебя случилось? — повернулся ко мне Егорыч.
— Я устала! У меня кружится голова и гудят ноги! И вообще я больше с вами никуда не пойду! — заговорила скороговоркой.
— Ну, если хочешь, оставайся, конечно, — сказал он с самым серьёзным видом. — Только долго на этом камушке сама не сиди.
— Это почему же?! — в ярости бросила я ему. — Скажи ещё, будто тебя волнует, что я что-то там простужу!
— Вон видишь, малинник как обглодан и примят? — Егорыч показал в сторону ближайших кустов. — Косолапый лакомился... А погляди, как всё вспахано вокруг. Так то кабанчики друг за дружкой гуськом прошлись и клыками порылись. А вот гляди сюда... Замечаешь подсохший большой след, похожий на собачий? — присев у края тропки, он раздвинул траву. Догадываешься, кто его оставил?
— Волк что ли? — подняла я на Егорыча полные страха глаза.
— Это не волк был, — задумчиво покачал он головой. — А настоявший волчара!
— Ты хочешь сказать, — от волнения я не заметила, как в разговоре с Егорычем перешла на «ты», — что всё это зверьё собралось в одном месте и только и ждёт, когда я останусь одна?
— Ну зверьё... — сбросив капюшон, Егорыч стянул вязаную шапочку и задумчиво пригладил ёжик на макушке, оно не так страшно, как многие считают. Не тронь его и оно тебя не тронет, разве если очень уж изголодало иль подранок. Человека, вот кого бояться надо! Люди разные по лесам ходят и плохие и хорошие... Ты не думай, что если ты их не заметила, то и они тебя не видят. Свои тут законы, неписанные...
— Так уж все и блюдут эти законы, — с недовольством буркнула я.
— Настоящие таёжники соблюдают, — продолжал Егорыч. — Да много сейчас стало и чужого люда, что и убить могут, мол, тайга всё спишет, такие ничем не побрезгуют.
— Да слышала я, что часто заманивают народ на прииск или лесоповал, а потом держат их там насильно, мучают, задарма работать заставляют! — истерически начала я, похоже, меня прорвало. — А сами вы, чем лучше таких?! Меня вон силой с собой увезли! Чуть не снасильничали!
— Положим, насилия никого так и не случилось, ну выпил он чуток, да не сдержался малёхо... С кем не бывало? А ты сама тут меньше задом перед всеми верти и глазками стреляй! А удерживать, так я тебя не стану! Тропу вот видишь, и иди по ней. Как раз до темна и выйдешь к охотничьему домику.
— Ага, выходит, сама виновата... — мрачно протянула я. — Завели в самую чащу, а дальше выбирайся как хочешь!
— Да поблагодари лучше, что взяли, а то сидела бы сейчас в вонючей камере с зечками, а там, кстати, очень полюбливают таких говорливых и вертлявых красоток, особенно вертухаи, блатным за мзду по камерам водить.
— Но я же ни в чём не виновата!
— А им на это, извини, дорогуша, глубоко положить! Там добрая половина таких невиноватых... Следователям дело бы быстрее раскрыть, да начальству доложиться! Давай, девка, топай назад! Заждались там уже! И чего это я тебя тут уговариваю! Либо поднимай задницу и топай с нами и не хнычь, либо катись подобру-поздорову на все четыре стороны! — Егорыч выдержал многозначительную паузу, и спросил: — Так чего решила?!
— Иду с вами! — нервно выкрикнула я.
— Ну тогда пошли... — он понимающе развёл руками, и добавил: — Ещё часок и сделаем привал.
Тяжело вздохнув, я вжала голову в плечи, подобрала свой мешок и пошла за Егорычем.
Жарко. Покрываясь испариной, уже битый час послушно тянулась следом за ними. Мы спустились с сопки. Здесь, в низине, прохладнее, зато в воздухе роятся похожие на паучков злые мушки.
— Это лосиные мухи, — предупредил меня всю дорогу не заговаривавший со мной Сеня. — Смотри, чтобы не забрались куда под одежду или за пазуху, так искусают, что вся исчешешься.
— Ага, — отозвалась я, отмахиваясь от словно пытающихся влететь если не в нос, так прямо в рот, крылатых насекомых.
Выбравшись на широкую невесть когда прорубленную просеку наша и без того чуть заметная тропка совсем исчезла. Вместе с ней пропали и лосиные мухи, правда, вокруг снова закружили похожие на трутней крупные оводы.
— Всё! — сказал Петрович, скидывая с плеча рюкзак. — Перекусим и недолго отдохнём.
Сев на землю, я прикрыла глаза и устало повалилась спиной в траву прямо на вещмешок.
— Смотри клеща не подцепи, — подойдя ближе, прервал моё блаженное состояние Егорыч. — Сейчас растянем брезент, на нём и посидим.
— Вот блин! — я подскочила и стала поспешно отряхиваться. Потом бросилась помогать стелить толстую брезентовую подстилку. Мы закончили и, скрестив ноги, я устало опустилась на свой мешок.
— По глотку, — достав распочатую бутылку водки, Петрович пустил её по кругу. В свою очередь, я лишь молча покачала головой.
— Я глотну за неё! — выхватив из рук Сени бутылку, не дожидаясь ответа, Вован сделал два жадных глотка.
— Ну ты и сука! — огрызнулся тот на него.
— Тихо вам говорю! — вмешался в ихнюю перепалку Петрович. — Знаю я вас, алкашей! Дай волю, всё бы за раз выжрали! Значит так, в другой раз, если говорю, что по глотку — значит по глотку и баста!
— Так я же и так никогда не пью, Петрович! — обижено скривился Сеня. — За баранкой ведь всегда!
— Всё! Закрыли тему! — вмешался Егорыч, он разломал хлеб и раздал всем по банке тушёнки. — Работайте челюстями молча! Долго не будем сидеть!
Съев причитающуюся мне порцию раньше всех и запив водой, предусмотрительно набранной у того охотничьего домика в пластиковую бутылку, я успела недолго вздремнуть, даже заснула бы, если б не заливистое стрекотание цикад с навязчивым жужжанием оводов.
— Собираемся по-быстрячку! — донеслись до меня слова Петровича. Сквозь не плотно прикрытые веки я видела, как послушно вскочил Сеня, за ним, кряхтя, встал Вован.
Со вздохом сожаления я поднялась на ноги. Все мышцы ломило. Ныла спина. А ведь ещё идти и идти!
— Помоги мне его вытрусить и свернуть, — приподняв брезент, попросил меня Сеня. Я скосила глаза на Вована. Чего это я должна трусить тяжёлое полотнище, если есть мужики? Но, уходя, тот даже не повернул в нашу сторону голову. Ладно, Егорыч с Петровичем понятно, они старшие, а на этом уродце я ещё отыграюсь!
Мы шли через редколесье, мягко ступая по вековому игольчатому ковру. Дышалось легко и приятно, густо пахло хвоей. Высоко-высоко над головой о чём-то неразборчиво шелестели то разлапистые ели, то стройные сосны. Отдаваясь не громким эхом, где-то вдали долбил клювом дятел.
— И долго нам ещё топать? — с таким вопросом я нагнала далеко ушедшего вперёд Егорыча.
— Так далёко ещё, милая, — приостановившись, отозвался он. — Нас Петрович сейчас напрямки на старую заимку ведёт, он эти места как свои пять пальцев знает. Дружок там его школьный бобылём хозяйствует. А туда, если не ошибаюсь, нам ещё немало километров топать. Погостим у него пару деньков да возьмём двух лошадок, чтоб на себе тяжёлое не нести, там у нас ружьишки да кое-какой старательский инструмент схоронен; а оттуда уже по зарубкам да приметкам к нашему зимовью выйдем.
— А чего было до той заимки на машине не добраться или попутке какой? — спросила я, поправив сползающий с плеча вещмешок.
— Так нельзя нам теперь ни по шоссе, ни по дороге, да и нету до заимки проезжего пути, туда лишь на своих двоих иль верхом и можно добраться. Сказал ведь, бобылём живёт. Ему в городе ничего то и не надо, по весне разок за патронами, чаем да солью на лошадке съездит, шкурки свезёт, а то, глядишь, и сам кто навестит, завезёт что надо.
— Это же и охота ему в такой глухомани всю жизнь сидеть! — удивлённо воскликнула я.
— А чего там плохого? — как-то странно посмотрел на меня Егорыч. — Знай орешки да ягоды собирай себе, да зверя бей.
— Ну, тут уж кому что нравится, — не стала возражать я и перевела разговор на другую тему: — Мне вот что интересно... Вы вот в один голос уверяете, будто не грабили наш банк. Хорошо, я этому верю. А что вы тогда в нём делали?
— Думаешь, мы и ограбили? — двояко усмехнулся Егорыч. — Говорил же тебе, ячейку мы там арендовали.
— Тогда почему так быстро ушли? Ведь я совсем ненадолго отлучалась, за такое время ну никак нельзя успеть открыть ячейку.
— Так мы и не открывали, не дали нам. Её-то ещё наш бугор, бригадир стало быть, на себя оформлял, а без него нам никак, хоть и ключ и договор у меня есть. Сгинул бугор в тайге, пропал... А в банке... Так там мы, конечно, поругались малёхо, но грабить ничего не грабили, к нам охрана ваша подошла, вежливо так попросила выйти, ну мы и пошли на улицу, помозговать да покурить, а там снова ты идёшь... С такой золочённой банковской табличкой на груди...
— С бейджиком, — поправила я Егорыча. — Он ещё отлетел, когда вы меня в машину сажали.
— Ну да, с этим самым, ну это я и решил тебя туда к нам посадить, поговорить просто хотел, может быть подсказала бы чего, как нам золотишко да деньжата наши выручить. А мы бы тебя не обидели, денег дали, в общем, отблагодарили бы по-свойски.
— Ну вот и отблагодарили... — тяжело вздохнула я. — И всё равно не пойму... У нас ведь там камеры везде! Как можно было не увидеть, что это не вы грабители?!
— Вот не знаю этого... — Егорыч сокрушённо поцокал языком. — Может подстава какая...
— Тогда без кого-то из нашего персонала тут точно не обошлось... — высказала я вслух свою мысль. — Как бы даже не директора...
— Вот то-то и оно, — согласился со мной Егорыч. — И Николай, наш бугор, как-то странно пропал. Ушёл поохотиться и не вернулся, а мы опосля и следов его не нашли.
— Так может в этом он и замешен?
— Нет, я его почти четверть века знаю, не кинул бы он нас, так ведь и ключ и все его документы, даже паспорт там и прочее, на прииске остались! — сокрушённо покачав головой, словно рубанул рукой Егорыч.
— А Вован ваш, он что сидевший? — покосясь в его сторону глазами, продолжала расспросы я.
— Да было у него там чего-то попьянке да малолетке, — проследив за моим взглядом, ответил Егорыч. — Чего, он не говорит, а расспрашивать здесь не принято, ты это заруби себе на носу, в тайге у каждого есть своё прошлое.
— Понятно, — кивнула я, и вдруг испуганно вздрогнула. Из-под ног идущего впереди Петровича дал стрекоча рыжебокий заяц.
— Что испугалась? — усмехнулся Егорыч.
Я молча покачала головой. И куда я иду? Чего забыла в этой глуши? Может захотелось на одно место приключений? Так их и в городе куда проще найти! Надо было мне всё-таки остаться. А как же обвинения в пособничестве грабителям, ведь наверняка меня уже повсюду разыскивает полиция? Фотокарточки мои расклеены... К родителям тогда точно нельзя. Жаль, не сообщила им куда делась... Я стала перебирать всех знакомых и подруг к кому могла бы обратиться за помощью и не находила таких. Разве что пришла бы к Пете, всё рассказала, он мне б точно поверил, приютил бы и спрятал, пока не нашли б настоящих грабителей, может даже помог бы в чём-то, в его участии я не сомневалась, к тому же хорошо догадывалась, чего ему от меня хотелось бы получить. Собственно, как и всем остальным, не говоря уже про этих...
— Тихо! — вдруг предостерегающе поднял руку Петрович, и мы насторожено замерли.
— Медведица, — шепнул мне Егорыч. — Поди ещё с приплодом. Было бы ружьишко, можно было б пугнуть, а так, если чего, то ори изо всех сил. Они этого тоже ой как неполюбливают.
Я глянула в указанную сторону. Обходя густые колючие заросли к нам шёл огромный бурый зверь. Вот она остановилась, потянула носом воздух и чуть слышно зарычала. Я стояла как вкопанная и даже не дышала. Видимо, почуяв нас, медведица медленно попятилась, потом развернулась и побежала, слава богу, медвежат с ней не было.
— Пошли, — кашлянув, Петрович тронулся с места, и мы гуськом осторожно направились за ним.
— Кстати, кто-то обещался мне в тайге кое-что вернуть, — почему-то зашептала я Егорычу.
— Забирай, — покопавшись в нагрудном кармане, он протянул мне мой смартфон. — Здесь телефон не будет ловить, но ты его всё же не включай, быстро сядет батарейка.
— Знаю, только пусть он всё равно лучше останется у меня, — кивнула я.
— А вот и моя зарубка! — радостно воскликнул Петрович и похлопал по толстому стволу высоченной сосны. — Насколько помню, от неё надо идти туда, — показал он в сторону озарённой солнцем прогалины. — С километр где-то пройдём, и под приметной белой скалой пещерка будет, родничок рядом был, вот там-то мы до завтра наши кости и бросим.
Я слушала его почти не дыша, и чуть не взвыла от радости. Неужели остановка и отдых аж до утра! Как же в действительности мало для счастья надо!
Откинув за спину капюшон, я с довольным видом тряхнула волосами и прибавила шаг.
Наконец показалась та самая приметная скала. Не совсем-то она была и белой, скорее сероватой, с густо закопчёнными сводами, правда, запаха гари не чувствовалось, по-видимому, последний раз костёр под ней разводился довольно давненько.
— Пришли, — утирая со лба крупные капли пота, Петрович сбросил у входа рюкзак.
Пещерка была небольшая, метра три в ширину, а в глубину и в высоту и того меньше. Ветер густо усеял её забранное паутиной нутро прошлогодней травой, хвоей и пожухлыми листьями.
— Наломай-ка осиновых веток, свяжи из них веник и вымети оттуда всё, — ткнув указательным пальцем в её зев, сказал мне Егорыч. — А мы покуда костерок разведём да родник почистим.
Что я им, уборщица?! Демонстративно фыркнув, я всё же направилась к ближайшему березняку. Жалея длинный маникюр, принялась пригибать и осторожно обламывать упругие ветки, что потоньше. Связывать их не стала, просто собрала в пучок.
Мела и со сдерживаемым недовольством поглядывала на своих спутников, собственно, зря я злилась. Каждый из них что-то делал, кто-то собирал валежник, а кто-то рубил ельник и таскал мохнатые еловые ветки. Я закончила. И Сеня с Вованом выстелили хвоей скальную подлогу пещерки, сверху накинули брезент и получилось мягкое ложе, то, что оно общее, я особо не парилась, ночевать ведь будем в спальниках, а там пристроюсь поближе к Егорычу. Он, конечно, тоже не благородный рыцарь в сверкающих латах, но всё же за меня заступается, и не тронул, когда я не захотела...
Видимо, сказалась усталость, что ужинали мы угрюмо и молча. Также молча я развернула и вытряхнула свой спальник. Хотела влезть в него не раздеваясь, но услышала замечание Егорыча: «Ты, милая, прежде чем ложиться, отойди в сторонку, разденься да хорошенько вытруси одёжку, а то клещук ещё куда под складку заползёт и во сне присосётся, да возьми вот, натрись, — протянул он мне баночку с какой-то мазью. — Особенно лицо и шею, сейчас солнышко окончательно сядет и гнуса видимо-невидимо слетится, а то к утру вся опухшая от кровососов будешь».
Понятливо хмыкнув в ответ, я зашла за скалу и, вертя головой, вдруг кто подглядывает, прибегла к совету Егорыча. Странное дело, хоть, подвыпив, он ко мне и приставал, но сейчас я больше воспринимала его не как мужчину, а скорее как наставника. Намазалась я почти вся. Мало ли ещё чего куда заползёт, к тому же не мылась ведь, а здешний родничок был совсем малёхонький, только чтобы умыться да попить и хватило, а мазь приятно пахла можжевельником.
Я ещё трусила свои штаны, когда раздались шаги за спиной. Вздрогнув, оглянулась: подходил Егорыч! Собственно, я уже как-то отучилась его стесняться.
— Ты мазилку то эту экономь, — как ни в чём небывало сказал он, совсем не обращая внимания на моё раздетое состояние, хорошо хоть рубаху успела накинуть и она длинная. — Другой мазилки тебе не дам, и давай заканчивай поскорей, мы чай уже сварили. Хороший, густой получился. Иди с нами пить.
— Сейчас приду, — качаясь на одной ноге и пытаясь другой попасть в штанину, часто закивала я.
Чай действительно казался густым, почти как жидкий кисель, обычный, байховый, он пропах дымом, по-видимому, оттого и был таким вкусным.
Стемнело полностью. Затухающий костёр краснел головёшками, а я вдруг увидела небо. Такое яркое и бездонно-звёздное. Да, в городе никогда не бывает настолько ярких, разноцветных и так мерцающих звёзд. Как их много! И этот свет совсем не согревает. Призрачный... Холодный... Как и у меня на душе.
Снова вернулась дневная усталость, глаза слипались. Подсвечивая фонариком в смартфоне, я добралась до своего спального мешка, заползла внутрь и, надеясь, что хоть в эту ночь мне не помешают выспаться, потуже его затянула.
Утро пришло внезапно, казалось, — лишь закрыла глаза и вот уже светло и кто-то трясёт мой спальник.
— Подъём! — будя меня, как-то по-военному прокричал Егорыч. — Я чай покрепче заварил, вот похлебаем горяченького, да и пойдём скорее.
Я лишь сонно моргала в ответ. Надо бы умыться, почистить зубы. Правда чем? Может хотя бы веточку какую разжевать, кажется, так туземцы частенько делают.
Выбравшись из мешка, я поёжилась. Прохладно... И со вздохом побежала за ближайшие кустики. Попутно отломила берёзовый прутик, размочалила зубами и получилось нечто типа щёточки. Ну хоть что-то...
Чаёк был очень уж горький, не чифир поди, но для меня крепковат, к тому же зубы только так попортить можно. Разбавив свою порцию кипятком из котелка, я хоть как-то смогла его допить.
Собрались мы быстро и друг за дружкой вклинились в ельник. Густо запахло хвоей. Дышалось легко и приятно. На пути то и дело вставали стройные пихты, скоро их сменили высокие, помахивающие нам зелёными лапами кедры.
— Хороший кедрач, — втянув носом воздух, с каким-то сожалением проговорил Петрович. — Жаль, не до него нам...
— А я вспомнил анекдот... — словно получив команду, одну за другой начал травить плоские байки Сеня. Слушая его выдуманные истории, все ухмылялись. Я же только морщилась. Тупые Сенины шутки изобиловали пошлостями, хорошо, хоть косясь на меня, ненароком запинаясь, он заменял матерные слова другими, правда, зачастую невпопад. Слушая, как Сеню, так и частые комментарии остальных, я всё больше понимала, — насколько сейчас не в своей компании. А ведь в дальнейшем они будут всё меньше и меньше сдерживаться в моём присутствии, особенно во время работы или когда в ярости. Я неоднократно для себя отмечала, что в такие моменты, привыкшие материться люди, даже и не замечают этого за собой. В общем, к матам и ругани мне надо как-то привыкать и стараться не краснея пропускать всю эту грязь мимо ушей.
Мы шли в тишине величественного соснового бора, куда не проникали даже солнечные лучи. Это было как в сказке. Даже Сеня наконец-то умолк, лишь Егорыч, чиркнув спичкой, закурил и тем разрушил всю иллюзию.
— Ну вот и лосиная тропа! — довольно вскрикнул Петрович. — Надо же, какие верные, столько лет здесь не был, а сохатые до сих пор по ней ходят!
— Помню, ты как-то говорил, что по ихней тропе почти до заимки добраться можно, — Егорыч с блаженным видом затянулся папироской. — Ну вот и пойдём помалёху.
В итоге мы с удвоенной силой припустились по лосиной тропе.
— А что лоси действительно такие верные, как те лебеди, что всю жизнь по одной тропе ходят? — громко поинтересовалась я.
— А ну-ка цыц! — остановившись, вдруг поднял указательный палец Егорыч. — Гудёт кажись!
— Гудит, — прислушавшись, заключил Сеня. — Вон как пропеллером лупит... Кажись вертолёт... Жёлтый... Ментовской... Не приведи Бог, они на наш уазик напали, вот и кружат вокруг!
— Давай все туда! — показал Петрович под плотный сосновый купол. — Переждём пока не улетят...
Я первой бросилась под деревья.
— Неужели нашли... — прислонившись к щербатому стволу сосны, сокрушался Сеня. — Жалко... Хорошая машина...
— Жалко у пчёлки, — отозвался Вован. — Да, мож и не по нашу душу они, мож егеря зверя какого иль браконьеров высматривают.
— Ну будем посмотреть, — Егорыч тщательно затушил папироску. — Но на прииск они уж точно слетают...
— Вроде улетел, — прислушиваясь, Вован приставил ладонь к уху. — Ну верно, улетел.
— Пошли, — поднялся с корточек Петрович. — Идти надобно...
Казалось, петляющая тропка уводит нас в самую глухомань. Да действительно, куда ещё может уходить звериная тропа? Уже перевалило за полдень, а мы так и шли без остановки.
— Делаем привал, — повернувшись в сторону зелёного шатра из переплетённых веток ивняка, Петрович, наконец, произнёс те слова, что я так жаждала услышать.
Утирая застилающий глаза пот, я со вздохом присела на спальник.
— Иди-ка сюда, — махнул мне Егорыч.
— Чего? — устало откликнулась я.
— Буду учить тебя правильно разводить огонёк.
— Велика наука, — огрызнулась я. — Чего там уметь! И ребёнок знает!
— Тогда запали-ка, милая, костерок сама, — с какой-то хитринкой в глазах усмехнулся мой наставник.
Косясь на неторопливо набивающего трубку Петровича, на демонстративно отморозившихся Сеню и Вовона, фыркнув, я стала искать глазами подходящее место. Вот это вроде подойдёт. Ровное и травы почти нет. Кажется, чтобы не устроить пожар, требуется убрать вокруг дёрн и обложить камнями.
— Дай ножик, — протянула я руку к Егорычу.
— Ну держи мой нож, — подал он его мне, вытянув из чехла, что на поясе.
Поддевая ножом, я как сумела выколупала кружок травы. Стала подыскивать камни. Рядом оказался только один. Подкатив его поближе к будущему костру, начала медленно обходить поляну. Камней больше не было. Выйдя на тропу, прошлась в одну сторону, потом в другую. Нашла ещё один, поменьше первого, но вполне подходящий камушек. И всё! Камней нет. Ну и чего делать? Побродила по лесу — и здесь ничего. Ладно, приспособлю хотя бы эту парочку. Положила их по краю вырытой мною ножом ямки напротив друг дружки. Жалко, что бумаги нет. Вместо неё я нарвала сухой травы. Примяла и оставила между камней. Наломала и сверху наложила тонких сухих веточек, сразу легко разгорятся. Так... Спички?
— У кого есть спички? — повернулась я к мужчинам.
Похлопав себя по карманам, Сеня в ответ развёл руками.
— Свои надо иметь, — отвернулся Вован.
— Да возьми уж, — добродушно лыбясь, протянул мне коробок Егорыч.
Я на радостях торопливо чиркнула спичкой. Стала подносить. Вот чёрт! Потухла. Взяла следующую. Зажгла её уже рядом с приготовленной кучкой. На солнце я не видела, горит ли спичка, но вот задымила скомканная мною сухая трава, значит, горит, я осторожно подула, и она вспыхнула, а от неё занялись веточки. Всё, распалила! Поднявшись с колен, я победно посмотрела на Егорыча.
— Так давай, продолжай, — с какой-то ехидцей сказал он.
Хмыкнув, я глянула на костёр. Тонкие веточки догорали. Я забегала вокруг, набрала новых, покрупней, подкинула. Пламя постепенно снова разгорелось. Я бросилась к замеченной поблизости валежене. Еле подтащила её к костру. Боясь ободраться, начала обламывать ветки. Кое-какие смогла, а те, что потолще — никак не поддавались. Подбросив в огонь всё, что удалось от неё отломить, снова побежала в лес. Притянула какую-то длинную палку. Она была трухлявой и легко ломалась ногами. Глянула на костёр. Вот зараза, уже догорает! Я набросала в него принесё