Фронтир. Леди Стромере. Дарья Иорданская

На завтрак Дебра приготовила превосходные булочки, на разломе исходящие небывалым ароматом, а к ним подала нежное сливочное масло и клубнику. Однако, попробовать все это мне было не суждено. Стоило только Дебре внести поднос и поставить его на край постели, как в спальню влетела Уинифрид, единственная, кому это дозволено без стука, и огорошила меня новостью. Дорогой брат пожаловал с визитом. Увы, визит герцога Стромере, не та вещь которую можно отложить из-за завтрака. Вот завтрак из-за герцога, это — пожалуйста. Есть же при нем невозможно, кусок в горло не полезет. Я с сожалением посмотрела на булочки, которые непременно остынут к концу нашего разговора и растеряют весь свой восхитительный вкус, встала с постели и накинула халат.
Братец ждал в гостиной, нетерпеливо прохаживался по комнате и успел протоптать в дорогущем санвийском ковре тропинку. Смотреть укоризненно смысла не было, все мои взгляды всегда разбивались вдребезги о его твердый панцирь. Герцог Стромере — он каменный, это все знают. У него каменное сердце, каменное лицо, и разум его тоже окаменелый. И костюм под стать: все серое с прозеленью. В блистательном Вангаварде, насколько я знаю, этот цвет так и назвали: стромере.
— Алуэтта, — брат смерил меня недовольным взглядом.
— Ларк.
На этом обмен любезностями закончился. Брат просто бросил мне свернутую в трубочку газету. Я пролистала ее, не зная, на что же смотреть.
— Некрологи, — подсказал герцог.
Один даже был обведен красным карандашом. О, бедный Уилли! Погиб на дуэли в расцвете лет и таланта!
— Какая жалость, — я отложила газету и постояла немного со скорбным видом. — Чудесный был человек.
— То есть, вины ты за собой не чувствуешь? — уточнил брат.
— При чем здесь я?
Дорогой герцог, правд, что каменный, и весом в тонну, рухнул как подкошенный в кресло. Жалобно хрустнули ножки.
— То есть, ты считаешь, что ни в чем не виновата?
— А с кем была дуэль? — полюбопытствовала я. В некрологе об этом не писали, и, очевидно, второй фигурант выжил.
— Марконо.
— А-а, — я тоже села. — Марконо.
— Твой нынешний… — брат скривился, — любовник.
— Бывший, — уточнила я. — Надоел ужасно. Шутки у него совершенно несмешные. И, честно тебе скажу, любовник он так себе; рекомендовать его подругам я не стану.
— Алуэтта! — брат ударил по подлокотнику кулаком, угрожая сломать хрупкое резное дерево. — Твое легкомыслие…
— Знаешь, тебе тоже стоит завести любовницу, — посоветовала я. — Хоть немного разбавить болезненную свою серьезность.
— Ты и в самом деле не понимаешь? — брат сокрушенно покачал головой. — Хорошо, Уилл Воргон был безвестным авантюристом. Но Марконо — член посольства, а его родной брат атташе даваси в Вангаварде. Ты хотя бы понимаешь, каковы могут быть последствия?
— Зная традиции даваси, у атташе этих братьев — пруд пруди. Одним больше, одним меньше…
Брат рубанул кулаком по подлокотнику и все-таки сломал его. Отшвырнув без малейшего сожаления щепки он прорычал нечто нечленораздельное. Чтобы совладать с собой, ему потребовалось несколько минут.
— И кто теперь? Кто еще пал жертвой твоих чар, дорогая сестра? — процедил он.
— Даже не знаю… даваси, честное слово, не оправдывают легенд. Может, птицелюд?
Брат заскрежетал зубами. Уинифрид, стоявшая в коридоре за приоткрытой дверью, сделала «страшное лицо», пытаясь утихомирить меня. Но — бесполезно. Останавливаться я не собиралась.
— Или вот Кольг-китоврас. Честное слово, любопытно, как это? В смысле, у человеческой половины тоже…
Брат вскочил и от души хватил креслом об пол, оставив одни обломки.
— Мне оно обошлось в сто сорок золотых, — посетовала я.
Брат пнул обломки.
— Чего ты добиваешься, Алуэтта?
— Ты знаешь, — я пожала плечами. — Права распоряжаться своей жизнью. Пока я не получу его, буду пользоваться всеми имеющимися правами. На полную.
Увы, мои траты и скандалы брата давно не смущали, но вот похоже дуэль-таки стала последней каплей.
— А я вот думаю, больше тебе на пользу пойдет немного ответственности. Пару месяцев назад скончался лорд Кэллон, а я так и не направил во Фронтир нового управляющего.
— Хочешь, чтобы я подобрала его?
— Хочу, чтобы ты поехала туда и занялась делами четверти.
Я на мгновение потеряла дар речи, сидела и беспомощно хватала ртом воздух. Брат же продолжал безжалостно:
— Суды, урожай, борьба с нарушителями границ, охрана рудников, сопровождение северо-западных посольств. Там тебе скучать не придется.
— Но… — выдавила я.
— Птицелюдей и китоврасов там тоже хватает, думаю, любовника ты себе найдешь без труда, — мстительно добавил брат.
Ну да. Там кроме птицелюдей и китоврасов — только каторжане остались, однако это как-то даже для меня чересчур экзотично.
— Но… Это слишком далеко от Цитадели… — промямлила я. — Как же… а модные новинки? А книги? Театр?
— Я буду пересылать тебе журналы каждый месяц, — великодушно пообещал брат. — И сошлю… пошлю какого-нибудь директора театра и полдюжины актеров. Скучать не будешь. Разучишь деревенские танцы.
Я закусила губу.
— Но…
— Можешь пока почитать про Фронтир, — сказал мой братец, ухмыляясь паскудно, — если, конечно, у тебя есть в доме что-то кроме похабных романчиков, на которые мы потратили в минувший год чуть ли не треть казны. Я вернусь вечером и введу тебя в курс дела.
Уже дойдя до двери он обернулся и посмотрел на меня строго.
— Имей в виду, сбежать тебе не удастся.
Это я проверила сразу же, как он ушел. Могла бы и не сомневаться, брат сдержал слово. Стоило мне только занести ногу над порогом, все тело парализовало, и я упала на руки Уинифрид. Должно быть, Ларк все свои невеликие магические силы потратил на то, чтобы удержать меня в доме.
— И чего вы добивались? — спросила наперсница, доведя меня до кресла.
Дебра принесла чай с молоком и клубнику.
— Ну…
— Вы полагаете, он сошлет вас в монастырь, в который не позволил вам ехать добровольно? — спросила Уинифрид ехидно.
Я не смогла сдержать жалобный вдох.
— Я не Мара.
— Верно, но что, если и вы там погибните?
А у меня и без того выбор невелик: коротать свой скучный век герцогской сестрой, мучаясь иногда приступами семейного «недуга» или же стать чьей-то покорной супругой, преподнеся силу благоверному даром.
— Фронтир не так уж плох, — заметила между тем Уинифрид. — Его светлость мог бы отослать вас в Вангавард, там разгар ярмарки невест.
Я поспешно нарисовала в воздухе спираль благочестия. Да не придет в голову моему мудрому брату эта мысль!
— Нет уж! Фронтир! Фронтир! Неси карты, Уинифрид. Сделаем домашнюю работу.
Уинифрид принесла карты, Дебра обед — коль скоро булочки пропали, она расстаралась поджарить мне мясо с картофелем, посыпать все это сыром и щедро сдобрить горчичным соусом — и мы втроем сели вокруг стола, рассматривая подробные атласы. Четыре четверти нашего герцогства положительно радовали глаз: граничили с приличными соседями, приносили стабильный доход и обворожительно процветали. Атлас ВанГроо, переполненный магией, заставлял эти области переливаться червонным золотом.
Фронтир был черной дырой. Во всех смыслах. С одной стороны он граничит с горными княжествами кандаваси, где практикуют жуткие никому из людей не известные ритуалы, оживляют мертвых и, говорят, бьют жен. С другой растянулась холодная безводная пустыня, где кроме змей, согласно легенде, обитают загадочные Пустынники. Никто их не видел, но слухам это едва ли мешает разрастаться как сорная трава. Ну и наконец, с третьей стороны к нему примыкают Каторжные поля. Нет, еще в соседях значатся Кане и Аргмор, но те земли, что примыкают к границе с Фронтиром, почти необитаемы. Мне иногда кажется, этот вытянутый кусок земли отписали герцогам Стромере в наказание за какой-то проступок, затерявшийся в веках.
Население Фронтира: птицелюды и китоврасы, способные жить в любых самых суровых условиях. Ну и отбывшие свой срок каторжане. Обрабатывают землю, трудятся в шахтах, торгуют с кандаваси.
Конечно, сгущать краски не стоит. Вот уже три сотни лет Фронтир не представляет никакой опасности. Просто… Это дикое место, где приличной молодой женщине делать нечего. Особенно если в земледелии, шахтерском деле и торговле она не смыслит.
— Вот я чуяла, что этим дело закончится, — вздохнула Уинифрид, которой не больше моего хотелось ехать во Фронтир. — Вызову портних. Вам нужно обновить гардероб.
До вечера у меня еще оставалась надежда, что брат передумает. С ним уже бывало такое. Сперва ляпнет сгоряча, даже проклянет, а потом отходит — он вообще отходчивый — и прощает. Но, кажется, чаша его терпения наконец—то переполнилась. Он прибыл около восьми, весь такой официальный, строгий, в своем серо—зеленом, и с объемистой папкой, и принялся официальным же тоном вводить меня в курс дела.
Дела во Фронтире по его сведениям идут хорошо, так что испортить я ничего не сумею. Моя обязанность — красиво представить в четверти верховную власть. Если я буду вести себя хорошо по меньшей мере год, он мне скостит срок. А если буду плохо вести себя, надо полагать, увеличит. Или и в самом деле отправил в Вангавард, женихов отсматривать.
Хорошо, я побуду немного благоразумной леди Стромере. Мне ведь нетрудно.
Чары он так и не снял, так что выбраться ночью из дома я не смогла, а Марконо не смог войти. Он всю ночь выл под окнами давасские серенады, и к рассвету я уже была рада, что уезжаю. Утонченного даваси во Фронтир и моей несравненной красотой не заманишь.
Сундуки были собраны, все необходимое увязано и погружено на два экипажа. В третьем должна была ехать я с ближайшими слугами. Уинифрид и Дебру братец позволил взять с собой, хотя не без основания полагал, что я с ними состою в постоянном заговоре с целью извести его. Насчет «извести» он, конечно, не прав. Я всего лишь хотела его удачно женить, чтобы нерастраченная нежность доставалась герцогине, а меня брат оставил в покое.
Поцеловав брата в щеку, я села в экипаж и позволила его зачаровать. Путешествовать в магических каретах я не люблю, но еще меньше мне хотелось совершать долгое, полное уныния путешествие до Сата, самого большого (подозреваю, единственного) города во Фронтире, где располагалась резиденция наместника.
Благодаря колдовству дорога заняла всего четыре с половиной часа. Уинифрид вышивала, Дебра читала новенький кулинарный журнал, который доставили как раз перед нашим отъездом, я же «Экстазы Алисии». Книжка была с картинками, и просто чудесными. Всякий, кто заглянул бы мне через плечо, рисковал захлебнуться от восторга.
Иллюзии, вроде той, что скрывала под обложкой «Экстазов» «Алхимию для начинающих», я практиковала тайком ото всех, включая Уинифрид, и разгадать их никому пока не удавалось. Впрочем, и от меня требовался немалый артистизм: читая лже-«Экстазы» я вынуждена была то и дело закусывать губу, облизываться, одобрительно хмыкать или даже стонать.
Я как раз дочитала главу о преобразовании, когда возница сообщил, что мы прибываем в Сат. Я отдернула занавеску и оглядела окрестности. Лес. Снова лес. Еще лес. Деревенька. Опять лес. Поле. Надо всем этим возвышаются мрачные черные горы. Потом карета замедлила свой ход, пейзаж перестал сменяться с безумной скоростью, и мы чинно въехали в город. Ну как, город. Скопление домишек, из которых только каждый десятый был построен из камня. Все прочие походили скорее на деревенские срубы. Храм Пресветлых был тоже из дерева, маленький и очень запущенный, с заросшей травой крышей. Сразу видно, что особой набожностью жители Сата не отличались. Мостовой не было и в помине, и под ногами была пыльная колея, раскатанная множеством колес. После дождя тут, наверное, не пройти.
Люди глазели на экипажи без особого восторга. Им тут, наверное, хорошо без наместника жилось. От чего он кстати умер? От скуки?
Экипаж остановился, я дождалась, пока кучер откроет дверцу, и выпорхнула, чтобы сразу же ослепить всех зеленым муаром, золотым шитьем и своей улыбкой.
Человек, стоящий напротив, был точно ушат холодной воды. Никогда прежде на меня так — брезгливо, с раздражением, словно я не красавица-герцогиня, а нищая побирушка! — не смотрели.
Я оглядела небольшую площадь, на которой стал собираться народ, и по счастью так на меня смотрел только один человек. Все прочие перешептывались, толкая друг друга локтями; женщины обсуждали мой наряд, кто-то из птицелюдок даже начал достаточно громко обсуждать с подругой, как бы сделать вот такое же платье, но с прорезями для крыльев. Человек стоял прямо передо мной и смотрел враждебно.
Вот тут я поняла, что впервые в жизни мне нужно представляться. Самой. Уинифрид, а тем более Дебра, для этого не годились. Возницы — тоже. А ведь я даже не знаю, кто это стоит передо мной.
Мужчина, несомненно. Немолодой. Ему уже к пятидесяти. Непривлекательный. Худой, даже сухой, с проседью в неряшливых, растрепанных, непокрытых волосах. Тонкие губы сжаты в плотную линию. Глаза темно—серые, и очень холодные. Обе руки сложены на рукояти трости, на которую мужчина опирается.
Потом я заметила на тыльной стороне левой ладони клеймо. Каторжанин. Убийца.
— Леди Алуэтта Стромере, — сказала я, протягивая убийце руку для поцелуя. Он не шелохнулся. Меня начала злить эта ситуация. Вопреки расхожему мнению я не нуждалась в подобострастном преклонении, но хотя бы элементарное уважение я заслужила. Я в конце концов сестра герцога! — Его светлость прислал меня наместником в эти… славные земли.
Честное слово, когда я сказала «славные», перекосило не меня одну, а всех вокруг.
Мужчина шевельнулся, поклонился — весьма неуклюже — и представился хрипло, самым нелюбезным тоном:
— Недвин, миледи. Врач.
— Врач. А кто—то кроме врача встречает наместницу? — я не смогла удержаться от сарказма. — Староста? Управляющий? Глава гильдии купцов?
— Я также и управляющий, леди Стромере, — в голосе мужчины мне послышалось ехидство. — Главы Гильдий прибудут по одному вашему слову.
Чудесно. Я им непременно это слово скажу.
— Я бы хотела проследовать в свои покои, — высокомерно сказала я. — И отдохнуть. Прежде, чем вы — я полагаю, это ваша обязанность? — введете меня в курс дела.
Недвин обернулся и посмотрел на дом, каменный, чуть симпатичнее тех, что я уже видела, но ненамного. Вот тут поняла, что это и есть моя новая резиденция.
— Следуйте за мной, миледи.
Он развернулся и пошел в дом, опираясь на трость и сильно хромая. Я немного сменила гнев на милость. Может быть, ему больно, он устал стоять, и оттого так нелюбезен? Впрочем, почему бы ему, даже уставшему, не пасть жертвой моей красоты? Непорядок.
Войдя в дом, я обнаружила и еще одну причину его недовольства. Господин Недвин основательно обжился в резиденции наместника: здесь повсюду лежали книги по медицине и магии (для каторжанина интерес странный, очевидно, факультативный, но вот мне в них нос захотелось сунуть сразу же), пахло лекарственными травами. В целом особняк имел вид неуютный, необжитой, ему не хватало женской руки. Сопение Дебры за моей спиной говорило, что это ненадолго.
— Я поселился здесь в разгар сбора урожая, — Недвин не извинялся, он уведомлял. — Все шли ко мне, кто с вопросом, кто с травмой, и я решил, что так будет удобнее. Мы получили уведомление о вашем прибытии только вчера ночью, и не успели подготовиться.
Это тоже не звучало, как извинение. Держу пари, господин Недвин и не собирался готовиться к моему приезду. Хромая и поскрипывая зубами — совсем как делает мой дорогой братец, когда мною недоволен — Недвин провел меня по дому. Моему особняку в столице — не чета. Нет, на первом этаже имелись столовая, гостиная, зал для приемов и даже бальная зала — в ней могли станцевать кадриль человек восемь. Но все было такое… бог с ним, маленькое. Запущенное! На втором этаже картина была не лучше. Пара спален, пропыленных и сырых, в разных концах коридора. К ним примыкают кабинет и будуар — должно быть прежде, чем стать резиденцией наместника, это здание было домом каких-нибудь обнищавших дворян. Была библиотека, но едва сунув туда нос, я сразу же выскочила в коридор. Внутри воняло сыростью, пылью, плесенью, а еще так, словно там кто-то сдох, и уже давно. На третьем этаже по словам Недвина были расположены комнаты для прислуги и помещение для сушки холстов. Туда мы, конечно же, не пошли.
Сказать, что я была разочарована, это значит преуменьшить. Я уже мысленно сочиняла брату гневное письмо, в котором требовала раздобыть где—нибудь джинна, который построит мне за одну ночь роскошный дворец. Жаль, что джинны — выдумка. Судя по лицу Дебры, она планировала тут генеральную уборку. Что творится в голове у Уинифрид, сказать было как всегда сложно. Недвин стоял, смотрел мимо меня и, думается, молча меня ненавидел.
Я решила пойти на небольшую уступку.
— Вам незачем покидать этот дом, господин… — я сделала вид, что позабыла его имя, чтобы не зазнавался. — Недвин? Конечно, я против того, чтобы вы проводили в столовой операции, не выношу грязь. Но, думаю, вы можете вести тут прием нетяжелых больных. И людям привычнее идти с вопросами к вам, а не ко мне. Пока я вхожу в курс дела, вы будете мне большой поддержкой.
Я улыбнулась. Недвин не улыбнулся в ответ. Его лицо вообще ничего не выражало. Если брат мой — каменный истукан, то этот был — деревянный, и одежда под стать, из темно—коричневого крапивного шевиота.
— Как пожелаете, миледи, — сказал он таким тоном, словно это он мне делает одолжение, а не я ему.
Я еще раз оглядела его с головы до ног, размышляя, разумно ли поступаю. Все—таки, мужчина в моем доме. И ладно бы — любовник, хотя я и их старалась не пускать надолго и выпроваживала наутро. Этот в любовники совсем не годится, манеры у него ужасные, характер, по всему видать, скверный. Эх, будь, что будет.
— Дебра, займись домом. Я хочу, чтобы к ночи была готова моя спальня. И будуар. Приведи в порядок мои платья, Уинифрид.
И я пошла знакомиться со своим народом.

* * *

На первый день круг знакомств мой был невелик: к обеду пожаловали отцы города. Поскольку Сат напоминает небольшой хуторок, то и столпы местной знати меня не слишком порадовали. Зато я, кажется, изрядно их уважила: Дебра приготовила на закуску устриц в белом вине, улиток с зеленым соусом и маленькие пирожки с ветчиной и сыром, на второе был суп с травами, на горячее — жаркое и запеченный гусь, а на десерт — мороженое с ягодами и взбитыми сливками. Целый ящик в одной из подвод, как выяснилось, занимали продукты. Запасливость Дебры не прекращает умилять меня.
Помимо меня, Уинифрид и Недвина, с которым я теперь вынуждена была по собственной глупости делить кров, здесь присутствовали две семьи зажиточных крестьян, старшина Гильдии гранильщиков, пара птицелюдов—купцов и один весьма самодовольный кандаваси. Его мне представили, как репортера местной газеты — «Листок», незатейливое, надо сказать, название. Кандаваси Артеран весь обед оказывал мне знаки внимания, и я не стала ему отказывать в этой малости. Честно признаться, было любопытно, чем он отличается от даваси. Сами-то они утверждают, что являются совершенно разными народами. Китовраса в нашей компании, увы, не было.
Говорили в основном Артеран и старшина Людовик. У первого язык был хорошо подвешен, он расточал мне комплименты и рассказывал какие-то забавные по местным меркам истории. Старшина Гильдии был в противовес мужчиной основательным, нрава строгого, и заметно было, что женщину в кресле наместника он не одобряет. Так то Людовик меня поучал, и за три часа, что мы трапезничали, я узнала о Фронтире немало неаппетитных подробностей.
Жизнь здесь была суровой. Такой, что выдержать ее могли только неприхотливые китоврасы, терпеливые птицелюды, или же каторжане. Магов, которые облегчили бы эту жизнь своими чудесными силами, во Фронтир и калачом нельзя было заманить, а собственных по понятным причинам не было. Урожай земля давала скудный, выращивать удавалось лишь немного зерна и лён. В горах то и дело случались обвалы. Налетала из пустыни болезнь, которой здесь названия дать не удосужились, а в иных герцогствах изучать не посчитали нужным. В порядке вещей были грабежи, убийства, дуэли до смерти, похищение невест, а женщина едва ли чувствовала себя в безопасности, окруженная грубыми мужчинами.
— Сразу видно, старшина, что вы свою землю любите, — вставила я где-то ближе к концу монолога.
После этого я узнала еще немало любопытного о Фронтире и том, что ждет здесь столь легкомысленную особу. Мило улыбнулась.
— Чем же вы посоветуете мне заняться в первую очередь? — спросила я с отменной любезностью.
Этот вопрос почему—то поставил Людовика в тупик.
После обеда мы сыграли в карты, обсудили последние новости из Вангаварда и несколько громких скандалов. Дамы — госпожа Луса, госпожа Эрни и Латтиккат Эсом (птицелюдка с чарующим, надо сказать, радужным оперением) расспросили меня о последних модных новинках и поахали, когда я продемонстрировала свои чулки цвета спелой сливы. Мужчины в это время курили в сторонке, но, держу пари, чулки и их не оставили равнодушными. Ну, может быть, кроме Недвина и Людовика. Эти двое держались особняком и что—то обсуждали едва слышно. Должно быть, планировали, как от меня избавиться.
В целом местное «общество» меня позабавило. Оно мало отличалось от того, что собирается при дворе моего братца, да даже и в Вангаварде. Разве что лоску было поменьше, а так — толку чуть. Сплетники и бездельники, среди которых непременно затеряется один деловой человек, который смотрит на это «общество» свысока и полагает себя лучше других. Здесь таких было даже двое: Недвин и старшина.
Напоследок я сыграла гостям на арфе, об этом таланте сестер Стромере все были наслышаны, и все наконец—то разошлись. Я поднялась наверх, разделась при помощи Уинифрид и с наслаждением рухнула на постель. Кровать скрипнула, перина оказалась ужасно жесткой, полог — уродливым, да и вся комната… Дебра быстро приведет особняк в надлежащий вид, но, увы, она не добрая фея, чтобы сделать все по щелчку пальцев. Я отпустила Уинифрид, поворочалась немного на постели и попыталась набросать план действий. Надо же как—то проявить себя, чтобы братец сменил гнев на милость.
Скрипнула створка окна.
Я схватила кинжал, который всегда держу под подушкой.
— Не бойтесь, это я, — шепнул кандаваси.
Я зажгла лампу и оглядела своего ночного визитера. Кандаваси — дети ночи, как принято говорить у людей поэтично настроенных. При свете дня они не производят особого впечатления, а вот после заката… я невольно облизнулась. До чего хорош! В черных волосах пляшут искры, кожа гладкая, отливает перламутром, а глаза — бездонное синее небо. Отчего бы не добавить господина Артерана в свою коллекцию?
Впрочем, я решила немного поломаться. Не люблю становиться слишком легкой добычей.
— Что вы здесь делаете, господин… Артеран?
Кандаваси приблизился к кровати и протянул мне молочно—белый цветок, светящийся, как полная луна.
— Лунная лилия, я увидел ее и подумал, что хочу подарить вам. Эти цветы распускаются редко и только по ночам.
— Как мило с вашей стороны, — я будто невзначай коснулась его пальцев. Улыбнулась. Положила цветок на столик.
Вот интересно, если я начну распространяться о своей связи с кандаваси, братец достаточно сильно разгневается? Ссылать меня уже некуда, а значит… Можно попробовать. Я великодушно позволила господину Артерану поцеловать меня сначала в губы, затем в шею.
Ушел он, чтобы не компрометировать даму, в темноте, примерно за час до рассвета, оставив меня разочарованной. Ровным счетом ничем кандаваси от своих собратьев даваси не отличается. Любовник пылкий, изобретательный, любит шептать на ушко всякие глупости. Но вот чуткости при этом — ни на грош. Такое впечатление, что их все должны обожать просто за сам факт их существования. Впрочем, вычеркивать из списка поклонников Артерана я не стала. Пригодится.
Я поспала немного, проснулась часов в восемь, свежая, как майская роза, и оделась. Я вполне могу это сделать без помощи Уинифрид, но в отличие от своих любовных связей, такие вещи не афиширую. Стоит пройти слуху, что Алуэтта Стромере не носит корсет… тут либо он резко выйдет из моды, либо я.
Закутавшись в пуховую шаль — утро было прохладным — я спустилась в столовую, где Дебра, прекрасно знающая мои привычки, уже накрыла на стол. На этот раз я собиралась воздать должное ее божественным булочкам. Заглянувший в столовую Недвин посмотрел на меня удивленно — ожидал, должно быть, что спать я буду до полудня — а затем мрачно и неодобрительно.
— Доброе утро, господин Недвин, — поприветствовала я. — Садитесь.
Что-то мне подсказывало, что он может сесть и без приглашения. На каторге хорошим манерам не учат.
— Будьте осмотрительнее в выборе любовников, леди Стромере, — сказал Недвин оскорбительным тоном.
Я вскинула бровь.
— Артеран шпионит на князя Синих пиков, — пояснил Недвин, разламывая булочку, которую едва ли заслужил. — Все, что будет вами сказано, он немедленно донесет до ушей своего господина.
— Князю несомненно важно узнать, как хорош его шпион в постели, — язвительность тона я приглушила с трудом. Потом не удержалась и добавила. — Может быть, вы станете подбирать мне любовников?
Ни один мускул не дрогнул на лице Недвина, взгляд остался спокойным и сумрачным. Он вообще никак не прореагировал на мой выпад!
— Могу порекомендовать одного китовраса, леди Стромере. Отличный крепкий парень. Ни на кого не шпионит, тут я могу ручаться.
— Я хочу объехать Фронтир, — сменила я тему. — Начать с ближних хуторов, навестить шахты. И прочитать отчеты своего предшественника.
— Боюсь, это невозможно, леди Стромере, — спокойно сказал Недвин.
— Почему это?
— Все бумаги сгорели вместе с лордом Кэллоном.
— Сгорели… вместе… — я посмотрела на него. — Как умер лорд наместник?
— Погиб при пожаре в ратуше, — очень любезно сказал Недвин. — А поскольку все бумаги он держал там, ни одной записи не осталось.
Об этом брат ничего не говорил. Если подумать, его вообще мало интересовала судьба Кэллона. Уж и не вспомню, за какую провинность он сослал во Фронтир этого тщедушного красноносого человечка. Весть, что смерть была насильственной и очевидно скоропостижной меня не обрадовала.
Я встала из—за стола, поднялась наверх и незамедлительно написала брату. Пускай он объяснится, как это мог послать единственную сестру в это дикое и несомненно опасное место, где кроме кандаваси и дружбу-то завести не с кем. Запечатав конверт, я отдала письмо Уинифрид, она всегда заботилась о моей почте. От затеи объехать Фронтир я, конечно, отказалась, а вот по городу решила прогуляться.
Здесь осень ощущалась куда сильнее, чем в центральных областях, и пришлось накинуть подбитый мехом плащ с капюшоном и взять перчатки. На лицо я надела маску, чтобы защитить себя от ветра и нескромных взглядов. Уинифрид и Дебра сопровождали меня: первая до почты, а вторая затерялась на рынке. Гулять по Сату в одиночестве я не боялась, мало у кого хватило бы дерзости причинить вред сестре герцога, ну и на всякий случай я носила при себе револьвер и кинжал. Впрочем, в мою прогулку по городу так ничто и не вмешалось, а жаль. Сат был — унылый городишко.
В центре его стояли несколько более-менее солидных зданий, но все впечатление портила полусгоревшая ратуша и разрушенный фонтан. Чем дальше к окраинам, тем беднее становились дома, убогие и перекошенные, крытые плесневелой дранкой. Люди старались держаться с достоинством, выглядели опрятно, но у всех — и у мужчин, и у женщин, и даже у некоторых детей постарше — на руке красовалось каторжное клеймо. В основном мне на пути попадались воры и мошенники, но была и пара грабителей. Единственным убийцей, которого я встретила в Сате до этих пор, был мой сосед Недвин. От этого становилось как-то не по себе.
— Леди Алуэтта!
При свете дня кандаваси вновь стал существом вполне заурядным. Вот у даваси все наоборот, днем они блистают, а ночами — сплошная тоска и скука смертная. Как бы их объединить? Обдумывая планы межвидового скрещивания с целью получить идеального любовника, я оперлась на руку Артерана и позволила проводить меня в городской сад, где мне обещали прекрасные цветники и даже фонтан. Впрочем, все, что я получила в том жалком чахлом саду — страстные поцелуи на скамейке. Дальнейшее я пресекла: холодно. Оправив юбку, я немного повосхищалась фонтаном: уродливая скульптура изображала женщину с кувшином, что может быть банальнее? Потом послушала комплименты в свой адрес. Мы снова поцеловались.
В самом начале все эти любовные игры будоражили меня. В первого своего любовника я даже была влюблена. Мне едва исполнилось восемнадцать, и на балу в честь своего совершеннолетия я встретила Хьюго Лэнвила, редкой красоты блондина. Он был старше меня на пять лет и успел уже стяжать славу на полях сражений, в стычках с разбойниками и мятежными унголейцами, и ни одна девица старше пятнадцати не способна была противиться его чарам. Он был обворожителен, был остроумен, умел прихвастнуть так, что ты ему веришь. Умел делать комплименты. Спустя недели полторы тайных ухаживаний, которые казались мне, восемнадцатилетней дурочке, страшно романтичными, после обменов записками и сорванных украдкой поцелуев, я в ночь бежала. Хьюго принес лестницу, забрался в окно моей спальни, и мы впервые поцеловались по-настоящему. Я до сих пор могу восстановить в памяти до мельчайших подробностей каждое движение его губ, языка, сам ток его дыхания. Он помог мне спуститься, и мы ударились в бега, но я была до того отчаянно смела в ту ночь, что убежали мы только до постоялого двора на окраине Цитадели. В ту ночь я была самой счастливой девицей на всем белом свете, и первый любовник мне достался чуткий и понимающий. Восторгам моим не было конца, а уж когда он сказал наутро, что будет просить моей руки, я испытала подлинный экстаз.
Брат, которому мы, повинные, бросились в ноги через несколько часов после той восхитительной ночи, конечно же отказал.
Я готова была бежать и стать Хьюго невенчанной женой.
Только зачем ему Алуэтта Стромере незаконно?
Все мои любовники, за последующие десять лет их было человек тридцать, лелеяли мечту жениться на герцогине Стромере, а оттого отменно старались в постели. Интересно, Артеран туда же метит?

* * *


С прогулки я вернулась уставшей, и все мои мысли были только о том, чтобы отогреться возле огня, почитать книжку, выпить чашку горячего шоколада с мятой. Из гостиной, которая использовалась также как приемная, доносились встревоженные голоса. Любопытство было сильнейшим моим пороком, поэтому я на цыпочках приблизилась и приложила ухо к двери.
— … девять человек! — голос этот, скрывающийся на крик, мне был незнаком.
Ответил ему уверенный, спокойный Недвин:
— Кто-нибудь знает?
— Н-нет, господин.
— И хорошо. Не стоит разводить панику. Усильте патрули. И пускай в течение недели все прибудут в Сат, под предлогом… Пора уже начинать профилактику зимнего мора.
«Профилактика», надо же. Он, должно быть, врач из приличных, уморивший десяток—другой пациентов.
— А как же…
— Чем меньше людей будет на хуторе, тем легче магу будет отыскать беглеца, — жестко сказал Недвин.
О чем это они, интересно? Брат сказал, что дела во Фронтире — тишь да гладь. После сегодняшней прогулки я убедилась, что это конечно — сонное болото. Однако, близость гор, пустыни и каторжных полей не могла не сказаться на обстановке. Беглец… девять человек? О чем вообще речь?
Тут я вспомнила, что сейчас являюсь наместницей Фронтира, и это со мной должны говорить так почтительно, а не с каторжанином. Я сбросила плащ на кресло, оправила юбку и открыла дверь.
— О чем идет речь?
Недвин, стоявший скрестив руки, смерил меня хмурым взглядом. Его собеседник — рослый детина с клеймом вора на руке, в добротной дорожной одежде, выглядел удивленным.
— Это леди Стромере, — представил Недвин. — Сестра его светлости. Новый наш наместник.
Детина поклонился с отменной почтительностью, и я даже подала ему руку для поцелуя. Вор оказался воспитан лучше убийцы и деликатно ее поцеловал. Я села в кресло и повторила свой вопрос:
— О чем речь?
Детина беспомощно посмотрел на Недвина.
— В северных лесах на Осмежском хуторе убили девять человек, временных работников, — неожиданно охотно сказал Недвин, и решил, похоже, не упускать никаких подробностей. — Они ночевали во временном доме на поле, убирали урожай. Прибывшие сменщики обнаружили, что все в том доме залито кровью, тела девяти человек разорваны на куски и раскиданы по всему полю. Головы так и не нашли.
Я кивнула. Тем, что я не возмутилась, не упала в обморок или хотя бы не поморщилась, Недвин был разочарован.
— Скорее всего, беглый каторжник, — подытожил он. — Маг выследит его.
— Здесь есть маг? — спросила я. Это было неожиданно.
— Китоврас Белон, — пояснил Недвин.
Это не тот крепкий парень, которого он мне утром прочил в любовники?
Впрочем, это многое объясняло. Магия китоврасов лучше прочих подходит для поиска людей и предметов. К тому же, ею владеет среди них практически каждый второй, так что чародейство не считается чем-то из ряда вон выходящим. У даваси и кандаваси, к примеру, колдовать могут только члены древних фамилий, все сплошь аристократы, с такими даже я не знакома. Они ото всех нос воротят. Птицелюды-колдуны встречаются редко, и уж конечно не стали бы покидать без надобности пределы родины. Из людей же тут только каторжники, а их магия, если она имеется, забирается сразу же после вынесения приговора, и, кажется, уже не возвращается.
— Можешь идти, — сказал Недвин, игнорируя то, что вообще-то теперь я здесь главная. Интересно, а при Кэллоне он тоже всем заправлял? — Можете не тревожиться, леди Стромере, проблема будет быстро решена.
— Не сомневаюсь, — сказала я самым любезным тоном. — Но мне очень хочется познакомиться с Белоном. Среди моих… друзей нет ни одного китовраса.
Я нарочно вложила в слово «друзья» целую гамму смыслов. Недвин едва заметно поморщился.
— Если вы желаете, ваша светлость, можете присутствовать при колдовстве.
Звучало, право, заманчиво.
— Завтра утром, сразу после рассвета, Белон будет здесь, — с прежней фальшивой любезностью сказал Недвин.
— Я буду готова с первыми лучами солнца, — с такой же фальшивой любезностью уверила я.
Этим намерениям чуть не помешал Артеран, который обнаружился в моей спальне. Честное слово, он становится назойливым. Я в самых сахарных выражениях отправила его восвояси и улеглась спать. Недвину я уж точно не проиграю.

* * *


Проснулась я ровно за двадцать минут до рассвета. Магия была мне практически недоступна, но кое-какие мелочи практиковать удавалось: я могла наводить иллюзии, создавать себе приятные сны и просыпаться ровно в ту минуту, когда это нужно. Для того, чтобы одеться и привести себя в порядок, мне требовалось не больше четверти часа.
К выбору платья я подошла ответственно, в конце концов, знакомлюсь с потенциальным любовником. Да и на Недвина хотелось наконец—то произвести должное впечатление. Мужчины, не павшие незамедлительно жертвами моей красоты, неизменно настораживали. Что у них на уме? Таковых, к счастью, было немного: мой брат (меня бы испугало обратное), придворный маг Стромере, столетний старичок, которого возбуждало последние лет пятьдесят одно только Великое Искусство; сенешаль Цитадели, которому слишком часто приходилось улаживать неловкие ситуации, со мной связанные, так что все перегорело; и теперь вот Недвин. И ведь не стар еще. Ему к пятидесяти, это сущая мелочь для волшебника, пустяк для хорошего медика, да и вообще, продолжительностью жизни мы вполне можем похвастаться и без магических уловок, не то что обитатели Южных Герцогств. Это ненормально, когда зрелый мужчина не приходит от меня в восторг. Так что я надела самый пленительный из своих халатов, накинула шемизетку, чтобы восторг мужчин не повредил делу, и на всякий случай, проявляя сознательность, захватила плед. Прикроюсь, если потребуется. При ходьбе халат распахивался, выгодно показывая соблазнительные очертания ног за полупрозрачной тканью сорочки.
Спустившись, я застала Недвина в холле. Было еще темно; для ритуала, тем более китоврасьего, традиционно требовался свет, и поэтому он хромал от одного канделябра к другому, зажигая свечи. Надо сказать Дебре, чтобы наняла слуг.
Я кашлянула. Недвин остановился, обернулся и скользнул по мне безразличным взглядом. Халат не сработал.
— Миледи, — разнообразия ради Недвин склонил приветственно голову.
— Где ваш китоврас?
В ответ на мои слова с улицы послышался цокот копыт, который невозможно спутать с конским. Гарцуя, китоврасы, даже самые серьезные, будь хоть четырежды маги, обожали выбивать ритм популярных мелодий. Китоврас Белон выбрал фривольную песенку «Блаженная моя Магда, чаруют перси твои». Дверь распахнулась, в холл ворвались холодный воздух, запах ночного дождя и молодой, светловолосый китоврас в желтой рубашке, ярко-красной попоне и зеленых наколенниках на всех четырех ногах. Ах, на голове еще был лиловый берет с павлиньим пером. Экстравагантная личность. Увидев меня, китоврас сперва удивился, а потом, должно быть по фривольному моему наряду опознав во мне знатную даму, почтительно преклонил в коленях передние ноги.
— Нам торопиться нужно, — сухо сказал Недвин, желая лишить меня и этого поклонника. — Китоврас Белон, маг и представитель в городском совете своего племени. А это леди Алуэтта Стромере, сестра его светлости, наша новая наместница.
По широкому, открытому, какому-то патологически честному лицу китовраса проскользнули сожаление, грусть и тревога.
— Наместница? Но как же…
— У нас дела, Белон, — оборвал его Недвин.
Заговор? Уж не плетет ли этот хромой бес интриги против моего брата? Убил Кэллона, отсылает фальшивые отчеты, а глядишь, и меня придушит втихую? Я на всякий случай поднялась на пару ступеней и дала себе зарок обновить защитные амулеты. Отнесясь к поездке во Фронтир достаточно легкомысленно, я взяла с собой всего несколько полезных вещиц и как—то не подумала, что здесь не может быть приличных магов. Придется писать в Цитадель.
— Поисковое заклинание? — между тем китоврас взял деловой тон. — Не могу обещать высокую точность.
— Просто подготовь его, — все так же сухо приказал Недвин. — Когда большая часть людей уберется с хутора, я поеду туда и выпущу чары на волю.
— А ваш беглый не сбежит еще куда-нибудь? — усомнилась я. Про отсроченные чары я слышала немало разговоров, но придворные волшебники не слишком-то их жаловали. Впрочем, людям это умение было почти недоступно, а китоврасы неохотно селились в больших городах.
Недвин посмотрел на меня так, словно с ним заговорила лестница.
— Я уже обо всем позаботился, миледи, — сказал он.
Ясно, я не должна лезть в мужские дела.
Девять провинций Империи управляются женщинами (и одна из них — королева), Королева—Мать имеет огромное влияние в Вангаварде, пять магесс входят в Высокий Совет, но я, конечно же, должна послушно внимать убийце-каторжнику. Впрочем, сознавая, что колдовство — дело тонкое, сейчас я не стала вмешиваться. Сев на ступеньку, я откинула в сторону полу халата, обнажая колено, и приготовилась наблюдать.
Магия китоврасов оказалась не слишком зрелищной. Белон исчертил пол мелом, лег, подобрав под себя ноги, в позу скорее кошачью, чем лошадиную, и закрыл глаза. Порывом ветра унесло берет с его головы, соломенного цвета волосы взметнулись, рассыпались по плечам. Недвин быстро подставил склянку, в которую китоврас дунул легонько, закрыл пробку, и только после этого открыл глаза. В склянке крутился голубоватый смерч.
— И все? — протянула я разочарованно. Ради этого фокуса я встала еще до рассвета?
Китоврас улыбнулся.
— Если вашей светлости интересна магия, вам стоит взглянуть, как мы изготавливаем амулеты. Прошу, навестите нашу мастерскую.
В Сате есть целая мастерская по изготовлению амулетов? А почему я ничего об этом не слышала? Я посмотрела на Недвина, но тот уже отвернулся, пряча склянку с заклинанием в карман.
— Вы останетесь на завтрак, господин Белон? — спросила я, проявляя гостеприимство.
Кажется, китоврасу хотелось сбежать поскорее, но вежливость — настоящий бич их племени. Они никогда не умели отказываться от предложений.
Дебра была не в восторге, она никогда не одобряла «еду на скорую руку». Собирая нам завтрак, она ворчала, что у меня любовник или даже муж может быть этакий, скорый, но к еде следует подходить основательно, с уважением. Спустя десять минут в столовой было накрыто на три персоны, и завтрак выглядел ничуть не хуже вчерашнего, на который, надо сказать, Дебра потратила полтора часа. Продолжая ворчать, она удалилась на кухню. А я, изображая радушную хозяйку, принялась потчевать китовраса. Впрочем, я до того гордилась Деброй, что всегда старалась позвать кого-нибудь к столу. Я даже Недвина кормила бы с удовольствием, прояви он хоть какие-то человеческие чувства.
С Деброй я познакомилась семь лет назад, когда мы инспектировали герцогскую тюрьму. Вернее, инспектировал мой дорогой братец, а я сопровождала его из праздного любопытства: хотела посмотреть, как заключенным, отбывшим наказание, возвращается их магия. В герцогской тюрьме такое, по счастью, возможно. Среди заключенных я и встретила Дебру. Отсидела она шесть лет, арестованная за продажу яда какому-то прощелыге, отравившему затем всю свою семью ради наследства. Торговля ядами была у нас запрещена, но Дебра, очевидно, отчаянно нуждалась в деньгах и по глупости поддалась на уговоры. В итоге прощелыгу казнили, а Дебру приговорили к восьми годам с лишением магии. Вышла она досрочно, благодаря своему идеальному поведению и отличной работе на тюремной кухне. Нас угощали воздушными булочками, которые я оценила по достоинству. А потом я из-за чего-то в очередной раз поссорилась с братцем — тут повод всегда найдется — и назло ему взяла Дебру к себе на службу: кухаркой, экономкой, мажордомом, горничной, штатным лекарем. При необходимости она еще может быть кучером, конюхом, да и магией, пускай весьма скромной, владеет, хотя использует ее в основном на кухне для грязной работы: овощи почистить или посуду помыть. Ларк долго меня убеждал, что держать при себе отравительницу — опасно, но я так ни разу и не пожалела за те семь лет, что Дебра служит у меня, и ежегодно увеличиваю ее и без того немалое жалование.
— Я хотел спросить, миледи… — тихий, просительный голос китовраса Белона отвлек меня от праздных мыслей.
Я сменила автоматическую, дежурную улыбку, которая возникает на моих губах, стоит мне задуматься, на более теплую.
— О чем, любезный мейстер?
— Вы можете счесть мое любопытство несколько… непристойным… — смутился китоврас.
А это уже интересно. У меня ведь есть к нему тоже несколько исключительно непристойных вопросов.
— Задавайте, мейстер Белон, — сказала я, щедро зачерпывая из баночки мёд.
— То, что рассказывают о магическом даре рода Стромере — правда?
Мёд закапал на скатерть. Воистину, бестактный вопрос. Но ответив на него, я вправе была рассчитывать получить ответы на свои, не менее интимные. И нет, меня в действительности не интересовало, правда ли у китоврасов два пениса. Меня интересовала магия.
Ответила я, впрочем, достаточно уклончиво.
— В определенной мере. Наши мужчины никогда не были магами в полном смысле этого слова, но несли мощные чары. Женщины же… связавшись с магией, зачастую сходят с ума.
Как Мара. Я ковырнула скатерть.
— Вот что герцогов практически нельзя убить — это чистая правда. Пять сотен лет назад нашего предка лорда Игла Стромере заговорили ото всякого вреда, включая сталь, огонь, воду, веревку, яд и один Пресветлый знает, что еще. Конечно, за столько лет чары подвыдохлись. Говорят, первые поколения вся семья герцога могла похвастаться этим даром, а теперь только первенец. Зато — неуязвимый.
Каменный.
Китоврас закивал.
— Я слышал, герцог Стромере тогда обращался ко всем магам, и кто-то из моих сородичей принял участие в том ритуале.
Вот этого я не знала. Теперь китоврасья магия была мне еще интереснее. Я хотела продолжить разговор, но стремительно поднявшийся Недвин его прервал. Он не извинялся, не прощался, и даже хлопнул на прощанье дверью. Вскоре послышались шаги у нас над головой: прямо над столовой располагался кабинет, который облюбовал себе мой нежданный сосед. Белон досадливо поморщился.
— Простите, леди Стромере, моя вина.
— В каком это смысле?
Китоврас поглядел на меня удивленно.
— А вы не знали? Недвин не выносит разговоров о колдовстве. Его лишили магии, и это имело какие-то неприятные последствия.
Что ж, теперь понятно, что делают в доме книги по колдовству. Но непонятно другое: если Недвину так противны разговоры, зачем ему книги?
Завтрак мы закончили, непринужденно болтая обо всяких глупостях. Китоврас, как оказалось, немало попутешествовал, было ему уже лет сто с небольшим (для его племени, конечно, возраст невеликий, но для большинства людей, лишенных силы — нечто невероятное). Он и во Фронтире не сидел на месте, много перебегал с места на место, выискивал материалы для изготовления амулетов, посещал шахты, выбирался за перевал — там, где позволяла дорога. Даже в пустыню заглядывал пару раз, и о ней говорил с затаенным страхом. Уходя, он учтиво поцеловал мне руку и взял с меня герцогское обещание посетить мастерские и посмотреть на амулеты. Словом, он мне понравился чрезвычайно, а значит, в любовники не годился. А жаль: красивый малый.