Прекрасный эльф и не менее прекрасная... фавн, превратившийся в девушку?

– О, нет-нет! Я непременно должна закончить!
– Я предпочел бы, чтобы заканчивали вы в постели, а не здесь, – с убийственной прямолинейностью, до которой незадачливому фавну было далеко, эльф сдавил запястье «Кайи», вынуждая бросить свое рукоделие.
От неожиданности фавн дернул нить – и полметра шелка съежились в уродливый комок.
Луциан закрыл глаза, словно молясь о терпении.
– За такое надругательство над превосходным шелком вы будете жестоко наказаны, мадемуазель! Живо в постель!
– Но я только начала!
– Только начали портить мне ткань? Достаточно, я вам говорю!
И тут Каинаса осенила поистине гениальная мысль!
Женские дни! Ну конечно! Сколько красоток водили его за нос, используя этот безотказный женский отмаз! Это вам не «у меня сегодня голова болит, милый»! С этим не поспоришь и против природы не попрешь! Железобетонно!
Фавн резко прижал руку к животу, скорчил страдальческую гримасу и тихо застонал.
– Месье Луциан… я… прошу прощения, но… давайте отложим наше более тесное знакомство на другой раз?
Месье Луциан замер.
– Что случилось?
– Ужасно неловко говорить это вам, мужчине, но у меня начались... женские дни.
Выражение лица эльфа в мгновение ока стало иным – только что оно дышало страстью, было игривым и легкомысленным, а тут вдруг стало откровенно растерянным и даже глуповатым.
– Женские... дни? – тупо переспросил он.
О, Вакх, он что, не знает, что такое «женские дни»?! Мне его просвещать прикажете?
– Да, – Кай страдальчески закатил глаза. – Только что пришли – живот так и тянет, так и крутит. Ох, эти спазмы...
Луциан отпрянул, будто «Кайя» внезапно стала заразной.
– Но… вы же только что… дрались со мной как разъяренная кошка!
– Что поделать? Гормоны, – печально вздохнул фавн. – Иногда они делают нас совершенно непредсказуемыми.
Он побледнел.
– Э-э… ясно.
– Но, если вы настаиваете… – «Кайя» сделала шаг вперед, и эльф в ужасе отпрянул.
– Нет-нет! – он резко поднял руку. – В другой раз. Когда… э-э… у вас все закончится.
– Как мило с вашей стороны, месье Луциан! Я вас обожаю! – слабо улыбнулась «Кайя». – Тогда я пойду… прилягу… положу грелку на живот.
– Да-да, идите, – пробормотал совершенно выбитый из колеи эльф. – Увидимся... на следующем балу.
И Каинас, радуясь, что так дешево отделался, чуть ли не приплясывая, покинул покои любвеобильного кутюрье. И надо было такому случиться, что, выходя от эльфа, он наткнулся на Люсинду, нерешительно мявшуюся под дверью Луциана.
Увидев «Кайю», со счастливой улыбкой покидающую покои великого кутюрье, красную, растрепанную, с торчащей из рукава швейной иголкой, она побледнела и схватила «ее» за руку своей дрожащей рукой.
– Кайя?! Что ты делала в покоях месье Луциана?! Что он с тобой сделал?!
– Научил шить, – буркнул фавн и размашистой походкой пошел прочь от проклятых покоев проклятого кутюрье.
Люсинда с отвисшей челюстью осталась стоять на месте, глядя ему вслед.
Ненавижу мужчин! Похотливые козлы! Неужели и он был таким же?!