Что за чудо, эта сказка! Марийка (фентези на основе фольклора) - весь текст перед вами:)

Марийка
Сказание

Странствия
Как-то раз под новый год отправился я за новыми сказаниями. Забрёл в края далёкие, глухие, неведомые. Зима в тех местах стояла суровая. Морозец щипал и прожигал щёки, ледяной ветер иголками покалывал кожу на лице, она съёживалась, трескалась и синела. Нос замёрз и превратился в большую картошку. Пальцы рук и ног немели, их сводило судорогой. Прикладывая усилия, я пробирался по глубоким сугробам.
– Намело, скажу я вам. Привал бы сделать, согреться, передохнуть. Где люди, неужто все вымерли? Надо идти, того и гляди дикие звери воспользуются моим состоянием и растащат окоченевшее тело по частям.

Вдали крошечной, еле заметной точечкой что-то замигало, напоминая звёздочку. Я потянулся на свет, как вдруг услышал:
– Дяденька, что это вы ночами бродите, небось, заблудились в краях наших?
Услышав детский голос, я обернулся. Передо мной стоял малец лет восьми, крепенький, удалой и задиристый. Он напоминал бывалого мужика, которому всё нипочём. Ушанка кое-как набекрень надета, пальтишко перешито с кого-то постарше и сапоги не по размеру. Кожица на ладошках красная, воспалённая, а ему хоть бы хны. Позади мальчонки санки с большой вязанкой хвороста.
– Чего испугались? Я Ванька, Кузьмы Андреевича внук, слыхали о таком?
В ответ я помотал головой.
– Выходит, не здешний? – разочаровано произнёс мальчик.
– Нет. Впервые в ваших местах. Писатель я. За сказаниями для новой книги пожаловал.
– Писатель?! Это тот, кто колдует над сказами?
– Он самый.
– Мне бабушка, когда был маленьким, много читала и рассказывала. Как звать-то?
– Василием… Василий Петрович Кушниренко, приятно познакомиться с жителем здешних мест.
– Ой, дяденька, а я вас видел.
– Где?
– Как-то Илья, соседский сын, показывал газету, отец из города привёз, там ваше лицо было, я запомнил.
– Возможно. Вань, не знаешь, к кому можно на постой попроситься? Вымерз весь.
– Зачем проситься? Пойдёмте к нам, вон изба наша, – Ванька указал на огонёк вдали.
– А бабушка не заругает?
– Что вы? Вы мою бабушку не знаете. Она любому гостю рада.
– Если так, пойдём.
По мере приближения звёздочка росла, свет становился отчётливее.
– Смотрите, месяц молодой провожает нас, – сказал Ваня.
Я поднял голову, и, действительно, на тёмных небесах полумесяц улыбался. Он проложил дорожку к ногам, и я разглядел покосившуюся избу с латаной крышей да резными оконцами.
– Вот спасибо тебе, сторож ночной, уважил ты нас, – улыбнулся я месяцу.
В одном из окон избы мигал огонёк лампы, тусклый слабый свет. В воздухе за версту витал аромат свежеиспечённого хлеба.
– Бабушка поставила на стол хлеб. Чувствуете, как пахнет?
– Восхитительно! – восторгался я, вбирая в себя аромат полей, трав, и на этой волне вознёсся к детским воспоминаниям, как же сладко на душе у меня стало.
– Вот и я так думаю, – прервал мои грёзы Ванька. – У неё хлеб особенный, с травами.
– Чувствуется. Ох, любишь ты свою бабушку, как я погляжу.
– А как же. Она меня вырастила, многому научила, теперь вот сестрёнку выхаживает.
– А родители-то где? – с опаской спросил я.
– На заработки подались. Отец золото моет, мать с ним.
– Серьёзное дело. А что же тебя с собой не взяли?
– А бабушке кто помогать будет? Дед помер прошлой осенью.
– Стало быть, ты за главу семьи остался.
– Так и есть. Бабушка хлопочет по дому, сестрёнку присматривает,
а я воды нанесу, дров и хвороста навезу – берусь за любую работу.
Весной землю вспахиваю, у нас огород свой за избой. Раненько
встаю корову подоить. Сестрёнке молоко надобно и сам не прочь
угоститься.
– Каков молодец. Самостоятельный парнишка.
– Самый обыкновенный, – ответил он, обматывая хворост верёвкой.
– Так вроде связал уже?
– Надобно укрепить, довезти бы. Видите, вязанка большая.
– Хозяйственный, хвалю.
– Спасибо на добром слове.
– А в школу ты ходишь, Ваня?
– Нет. За версту ездить надо. Наша телега стара, разваливается. Вот дед Никифор смастерит новую, буду ездить. Обещался.
– Учиться надо. Без знаний – никуда.
– Буду учиться, обязательно, я и маме обещал. На доктора хочу выучиться, чтобы людям помогать. А то вон сколько хвороб на людские головы.
– Правильное решение. Хорошее дело задумал. Одобряю.
– Ну вот, пришли. В сенях обувку оставьте, бабушка полы давеча мыла.
Мы вошли в избу. От усталости я опустился на скамейку, что в сенях стояла.
– Проходите, – по-хозяйски пригласил Ванька.
– Сынок, ты что ли? – услышал я женский голос за занавеской. По очертаниям там же приметил колыбель.
– А кто ж ещё? Постояльца привёл.
Тепло дома окутало меня.
– О, да и не один.
– Говорю же, гость у нас.
– Сейчас иду.

В горницу вошла пожилая женщина. Её голова была обвязана расписным платком с кисточками по кромке. Морщины на лице говорили о прожитых годах. Худые с истончённой кожей руки – о тяжёлой подённой работе. Взгляд – о душевной доброте и понимании.
– Доброго здоровья, хозяюшка. На ночлег пустите?
– И вам не хворать. Пустим, чего ж не пустить? Проходи, мил человек. Гостем будешь. Грейся у печи и присаживайся к столу. Молочко парное с мёдом да с хлебушком отведай, согреешься.