Под созвездием змееносца. ФЛР, юмор /ознакомительный отрывок/

— А у вас тут только вдовы промышляют или ещё какие интересные личности имеются?
— Как не быть, где люди, там и нечисть с нежитью появляется. Чего им в пустынях-то делать? — бодро ответствовал мужик, подгоняя почти заснувшую кобылу кнутом. — У нас в округе ещё тихо, благодаря монахам, что ходят и изгоняют всю эту пакость. Но бывает и упырь какой заглянет ноченькой тёмной, и оборотни леса наши жалуют. Но ты не боись, днём никто из исчадий этих не высовывается.
Задумалась. Наличие вампиров и прочей гадости меня почему-то не удивило, вероятно, благодаря стараниям бабушки-сказочницы, а вот борцы с ними весьма занятные. М-да, интересные у них тут монахи — боевые. Не словом же и водой святой они упырей упокаивают, в самом деле…
— Днём, значит, не опасно путешествовать. Это замечательно, конечно. И часто приходится хм… процедуры по изгнанию всех этих представителей нежити с нечистью проводить?
— По-разному бывает. Сейчас вот только начало лета, а скоро наступит самая пора. По зиме даже упыри не любят на мороз вылезать, спят наверное. И сырость не особо уважают, здоровьем, видать, слабоваты. Сначала то в одном месте, то в другом безобразничают, но редко. А уж когда ягодно-грибной срок придёт, там уж девок одних в лес нельзя отпускать. Да и ребятам молодым на реке к вечеру лучше не появляться, шибко русалки лютуют. Дык мы привычные уже, талисманы заговорённые монахами носим опять же. Во, — мой возница достал из-за пазухи кругляшок и с довольным лицом его продемонстрировал.
— Помогает? — недоверчиво повертела в руках амулет, болтающийся на плетёном шнурке, разве что на зуб его не попробовав.
— Не мешает точно, — кажется, обиделся мой собеседник и убрал свой оберег обратно за ворот рубахи.
— А расскажи мне про монахов этих. Святые люди, наверное, — примирительно улыбнулась усачу.
Мужик мне в попутчики попался хороший, незлобный и необидчивый, поскольку снова заулыбался и заговорщически подмигнул.
— Не святее нашего. И мясо уважают, и вино, а уж до баб охочи… Всегда вдовицы радуются их приезду. Монахами их кличут потому, как в монастыре живут, что в самой Ледяной пустоши стоит, а с виду да повадками обычные мужики. Только тем и странные, что смысл бытия для них в убиении тех тварей, которые любят жизни людские губить. Бросаются в бой с радостью такой, будто ничего не боятся. Поговаривают, что они, могёт быть, и бессмертные. Только я так разумею, брешут. Мне и сеструха сказывала, лечат они их часто, а значит, обычные они, из плоти и крови.


Угу, получается, святые места, к которым я сейчас направляюсь, сами по себе и воинствующие спасатели к ним никакого отношения не имеют. Кто же они такие на самом деле? Теперь ещё и пустошь какая-то Ледяная с монастырём объявилась… Интересно это всё и, пожалуй, не меньше, чем то, кто же, собственно, я такая. Ладно, будем считать, что странница, которой для начала выздороветь не помешало бы, а потом уже с местными необычностями разбираться. Это я всё настолько забыла, что не ориентируюсь абсолютно ни в чём, или я откуда-то издалека? Молчать я, конечно, была в не в силах, меня так и распирало от любопытства и вопросов, которыми я могла бы вызвать нездоровые подозрения в отношении себя. Пусть на нежить я и не походила, хотя бы потому, что спокойно вышла к людям днём, но всё же. А вот продолжить беседу так и не удалось, к моему неудовольствию мы уже прибыли к пункту назначения.
Кобылка облегчённо замерла у чахлого островка прошлогодней травы и сделала вид, что смертельно голодна. А, может, так оно и было. Её хозяин, деловито насвистывая, спрыгнул с телеги, перевязал поводья, набросив их на торчащее прямо из земли приспособление, и взял на закорки один из своих мешков. Я с интересом осматривалась, пока плелась за разговорчивым селянином по весьма утоптанной дорожке в сторону длинного деревянного дома. Отдать невысокому мужичку должное, он умудрялся давать мне пространные пояснения, даже кряхтя под тяжестью ноши.
— Это, стало быть, дом, где пришлые живут. А за ним пригорок, видишь? Так это самое святое место в наших краях и есть. Чегой-то сегодня зерно тяжелее, чем седмицу назад. Там вход в пещеру, где отшельник живёт, ему еду и питьё оставляют, он ночами забирает. А иногда выходит и днём, так этого уже, почитай, год не случалось. Но раз дары принимает, значится, живой ещё.
— Так он один здесь, святой-то ваш? А жрицы чьи?
Мужичок рассмеялся, а потом и вовсе закашлялся от моих слов, бедняга.
— Жрицы бывают токмо у богов, не знаешь что ли?! Холм этот сыздавна святым был, здесь и алтарь есть божественный, тут и жрицы, они в доме, что на той стороне стоит, живут. А отшельники… Они то есть, то нет их. Откуда берутся никто не знает, но привыкли мы к ним. Если помирает один, то вскоре обязательно следующий придёт. Как-то так… Ох, еле дотащил тяжесть эту, — выдохнул в усы мой сопровождающий, сгрузив мешок на ступени дома. — А там ещё с дюжину таких же. Эй, мамочка Доож, выходи гостей встречать!
Вскоре после этого довольно грубого окрика распахнулась дверь и на улицу вышла весьма обширных размеров женщина. И я даже сразу поняла, почему усач назвал её «мамочка». Именно это слово я мысленно и крикнула, когда её увидела.