Вновь учиться жить (ознакомительный отрывок)

– Арсений, почему вы так говорите?
Будущий супруг Зинаиды скривился и, нагло развалившись на стуле, чего не позволял при Котовой, процедил:
– Ну а что?! На время почувствуешь себя нормальной бабой с хатой, а то постоянно вынуждена проситься на ночлежку с больным ребенком. Своей-то нет. Хотя, о чем это я?! И не будет, раз нравится попрошайничать.
Ольга не ответила, молча смывала горячей водой пену с посуды, надеясь быстрее закончить и уйти. Если она возмутится, даже вежливо, то он еще больше разозлиться. А если он пойдет за ней? И дочь тогда услышит… Нет, пусть говорит здесь.
– Я, скорее всего, завтра или послезавтра уже уеду, – выдала женщина, надеясь, что это поможет, но мужчина внезапно поднялся со стула и быстро подошел к кухонному гарниру, прислонившись к столешнице.
– А что не сегодня?! Или решила, раз сама никчемная, без мужика, подругу рассорить со мной? Ведь мы из-за тебя и твоей ноющей дочки ругаемся. Зинка даже посмела мне указать на дверь, объявив, что не держит. Мне! Мне. А ты тут спокойно хозяйничаешь, мерзкая змея.
Ольга не могла больше мыть, она просто держала посуду и смотрела на льющуюся воду, стараясь успокоиться. Сердце стучало так, что она слышала свое учащенное сердцебиение. Шум в ушах сдавливал виски, провоцируя боль. Было обидно, невыносимо жутко слышать такие слова. Неужели она заслужила? Как же так… Если бы она знала… только знала, что окажется виновницей ссоры.
Повернувшись к мужчине, она тихо, пытаясь не выдать своего состояния, сказала:
– Простите, я не знала, что вы ругаетесь и…
– А что ты вообще можешь знать?! Стерва! Корчишь тут из себя невинную жалкую бомжиху, которую должны пожалеть, так как у нее больной инвалид. Прикрываешься дочерью, чтобы скрыть свою лень и никчемность. Я уверен, что ты еще та тварь, раз бегаешь по квартирам и выпрашиваешь подачки.
Неверие и ужас всей ситуации рвали сознание. Слезы стояли в глазах, скатываясь по щекам, шедшие против воли. Казалось в эту секунду, что жестокие слова – правда, что она действительно навязалась, и Зина не смогла отказать.
Ольга хотела что-то сказать, но не получалось. Ком в груди разрастался, охватывая гортань, не давая возможности издать даже звука.
– И что, решила слезу пустить? Да?! Надеешься на мою доброту?! – злобно выдал он и толкнул Латрову, отчего она ударилась спиной об стену. – Да не выйдет! Я таких тварей, как ты, сразу вижу. Ишь, какая святоша тут нашлась! Была бы нормальной, гордой бабой, собрала свои вещи и свалила, самостоятельно решая возникшие проблемы. А у нас своя жизнь. Мы тебе ничего не должны и ничем не обязаны! Пошла вон!
– Я уйду. Алине уже лучше, но…
– Сегодня! Сейчас! Убирайся, мразь! – нависая, гневно рычал Цветиков, желая ударить, останавливая себя огромными усилиями. – Либо тогда разрушишь нашу жизнь. Ведь я пришел вещи свои собирать. Мы с ней поругались по телефону. Из-за тебя! Она выгнала меня из жалости к тебе, жалкой мыши.
– Арсений, – дрожащим голосом произнесла Ольга, чувствуя, как ее трясет, желая, чтобы он отошел. – Я не могу прямо сейчас. У меня маленький ребенок.
– Вот! Только о себе, змея, думаешь. Так и рассчитывала, да? Чтобы нас развести и дальше здесь жить, а меня на улицу! Раз такая добрая, что же ты не спрашиваешь где мне жить?! Может, я тоже на улицу иду. Что? На это мозгов не хватает? Только о своей заднице беспокоишься?!
– Вы же…
Мужчина вновь толкнул Ольгу и злобно процедил:
– Приду в обед, и чтобы вас тут не было. Ключи оставишь под паласом. Зинке скажешь, что нашла квартиру. Поняла?!
Латрова только кивнула, опасаясь, что в таком состоянии он и ударить может. И не только ее, если на крики придет Алина. Арсений внезапно схватил девушку за подбородок и ледяным тоном заявил:
– Узнаю, что ей что-то рассказала, не только дочь инвалидом будет, но и ты. Паскуда!
Оттолкнул и пошел на выход, громко хлопнув входной дверью.
Ольга тихонько спустилась по стенке на паркет и обняла себя руками, сжимая с огромной силой. Когда шок прошел от поведения «милейшего человека на свете», по словам подруги, она лихорадочно стала вытирать слезы, в панике рассуждая, что ей делать. Вновь всхлипнув, поднялась и ополоснула лицо ледяной водой, не вытирая полотенцем. Только посчитала, что успокоилась, как вновь бушующие эмоции сжали сердце, и женщина расплакалась, закрывая рот руками.
– Мамочка, я пить хочу, – послышался нежный голосок дочери, и женщина вмиг взяла себя в руки, вытерев поспешно слезы. По привычке наклонилась к ней и погладила по голове, сразу же проверяя лоб. Температура.
Кивнув, налила из графина морс из клюквы, и дала Алине. Попив, малышка спросила:
– Ты плакала? У тебя глазки красные.
– Чуть-чуть, – проговорила Ольга, а потом добавила: – Расстроена, что ты у меня болеешь.
– Я больше не буду, – очень серьезно проговорила девочка.
Ольга улыбнулась и, поцеловав доченьку в щечки, предложила:
– Тогда пойдем мерить температуру и пить лекарства?
Алина нахмурилась, но кивнула. Подала маме руку, и они пошли в спальню. Через пять минут Латрова измерила температуру, дала Алине жаропонижающий сироп и провела все необходимые процедуры.