История одной (не)любви

Это немыслимо!
Светлая ворожея, целительница – и полудемон!
За всю историю Объединенной Империи еще не случалось подобного мезальянса.
Застонав, она сжала виски.
Да этот брак хуже, чем мезальянс! Только извращенная фантазия Венария могла такое придумать! И для чего? Освятить брак целительницы и полудемона в надежде, что кто-то из их детей сможет возвращать мертвых?
Нет, никогда!
Дея шумно вздохнула.
Она сильная. Она справится. Она прямо сейчас пойдет к нему и поговорит.
Йеванн и сам понимает, что их брак невозможен. Невозможно скрестить гадюку с ужом, хоть они оба змеи!
К тому же, она не собирается снимать вдовье платье и нарушать обет, данный над могилой Бертрана. Он пожертвовал собой ради них. Ради нее и Ноэля. Как она может осквернить его память?
Но ради спокойствия сына она сделает вид, что смирилась. Последует за Райсом, куда он прикажет. Будет играть роль его жены.
Нужно лишь прочертить между ними границы. Установить правила.
Да, так будет лучше всего.
– Миледи? – испуганный голос Катарины оторвал ее от печальных мыслей.
Дея вскинула голову.
– Я уложила ваши вещи и вещи милорда Ноэля, – сообщила горничная, утирая слезы кончиком фартучка. – Скажите, мне будет позволено отправиться с вами?
Дея медленно покачала головой и призналась:
– Не знаю. Прости, Катарина, я ничего не знаю. Мне нужно переговорить с… – это слово не желало слетать с ее губ. Но перед глазами стоял брачный договор, его строчки пылали, словно выжженные каленым железом. – С нашим гостем.
Сколько она тут просидела? Солнце уже перевалило за полдень и запуталось в голых ветках старого вяза…
– Где Ноэль?
– Он спит, миледи. Я покормила его обедом и уложила.
– А наш гость?
– Он в гостиной, – Катарина понизила голос до шепота, будто дознаватель мог услышать ее, – приказал подать ему целую баранью ногу и бутылку артьенского вина!
– Артьенского? – Дея постаралась сосредоточиться, но смысл слов от нее ускользал. – Оно же баснословно дорогое!
– А я о чем! – горничная была рада посплетничать. – Дал мне целый фортин! И сдачу сказал оставить себе! Вот.
Она разжала ладонь, в которой тускло блеснули две медные монетки.
Дея завороженно уставилась на монеты.
Этот Райс так богат, что швыряет деньги без счета? Золотой фортин – монета, которую она не держала в руках с тех пор, как отдала последние сбережения за возможность пересечь границу Шенвейса и купить временное гражданство. Теперь ее средства ограничивались серебряными лирами да медными сье, которые приходилось зарабатывать собственным трудом.
Нет, Дея не прислуживала в трактирах, не разносила деревянные кружки с элем и не мыла полы. Она даже не пошла в содержанки, о чём ей не раз намекал мистер Доббс, глядя на нее сальными глазками. Она вспомнила, чему их учили в монастыре, и стала белошвейкой. А еще научилась плести кружева, которые расходились среди местных кумушек как горячие пирожки.
Да, ее нежные пальцы были исколоты иголками, а спина зачастую болела так нестерпимо, что приходилось просить Катарину размять позвоночник. Но несмотря на все трудности, целых два года она была относительно довольна.
Ее сынишка ни в чем не нуждался. Они снимали этот милый домик на окраине Рузанны, могли позволить себе мясо по субботам и рыбу по четвергам, а еще книжки с картинками, деревянных лошадок и много чего еще, что так нравится маленьким мальчикам.
Но три месяца назад все изменилось. В соседнем квартале открылось модное ателье, а за ним и магазин готовой одежды. Часть клиенток ушли туда, а те, что остались, стали требовать скидки.
Заказов становилось все меньше, денег тоже. Дея залезла в долги.
А теперь должна даже служанке.
– Возьмите, миледи, – Катарина протянула ей медные сье.
Сердце Деи болезненно сжалось. Эти монетки могли бы покрыть долг за молоко или яйца…
Но она нашла в себе силы покачать головой:
– Нет, он сказал, чтобы ты оставила сдачу себе. К тому же, я и так задолжала тебе жалованье за прошлую неделю.
Дея поднялась, чуть пошатываясь от внезапно нахлынувшей слабости. Оперлась на спинку кровати.
– Но, миледи…
– Все хорошо. Не переживай об этом. Лучше позаботься об ужине, раз наш гость так любит поесть.
– Накрывать на троих?
Дея уже была в дверях, когда ее нагнал этот вопрос. Она замерла, вцепившись пальцами в медную ручку. Качнула головой:
– Нет, мы с Ноэлем поужинаем у меня. А гостю… гостю накрой в столовой.
Она просто не сможет есть с ним за одним столом. Это выше ее сил.

***

Дея заглянула в комнату сына. На цыпочках подошла к детской кроватке.
Ноэль крепко спал, раскинув в стороны сжатые кулачки. Катарина задернула шторы, чтобы ему не мешал дневной свет.
Дея нагнулась и осторожно прижалась губами к пухлой щечке ребенка. Вдохнула его запах. Закрыла глаза.
Да, это именно то, ради чего стоит жить. И стоит мириться. И стоит забыть о себе.
Частичка Бертрана. Все, что осталось ей от прошлого и недолгого семейного счастья.
Дея никогда не думала о своих чувствах к мужу. О том, что испытывает к нему. Детство прошло в сиротском приюте при храме Праматери, а в шестнадцать лет игуменья выдала ее замуж за первого, кто заплатил достаточный взнос за невесту. Им оказался Бертран Девилье – тридцатилетний аптекарь.