Дорога домой, или Цена престола. Татьяна Солодкова

ПРОЛОГ

Охота не клеилась: собаки никак не могли учуять след, а охотники злились. И вообще, отвратительная вещь — охота: вставай ни свет ни заря, садись на лошадь и в сопровождении людей, которых век бы не желал видеть, мчишься в лес, чтобы поймать какого-нибудь захудалого кролика, которого и есть-то никто не станет.
И все это вместо того, чтобы побыть с любимыми людьми…
Но, если ты король, твой долг — делать то, что положено, а вовсе не то, что хочешь. Ты должен думать о традициях и правилах, разбиться в лепешку, но не посрамить наследие своих предков. А в Алаиде все попадали бы в обморок, узнав, что в последний день недели правитель не выехал на охоту.
Король Алаиды, Эдвин Первый из рода Кэродайнов, выпрямился в седле. Боже, как же он устал от всей этой кутерьмы. Наверное, Эдвин еще слишком молод, чтобы понять, как должно вести себя правителю. В прошлом году ему едва исполнилось двадцать пять, когда его отец скончался. Так принц стал королем. Только лучше бы он был крестьянином, далеким от государственных дел — Эдвин ненавидел столицу, дворец и политику. Его отец, Эдуард Победоносный, действительно был великим правителем, однако, как Эдвин ни старался походить на него, не получалось.
Молодой король натянул поводья. Конь встал.
— Что случилось, ваше величество? — тут же раздалось со всех сторон.
Эдвин глубоко вздохнул, подавляя раздражение, и ответил спокойно.
— Ничего, — ровно произнес он. — Просто охота не идет.
— Желаете вернуться во дворец или устроить привал? — услужливо осведомился один из вельмож.
«Какой, к бесам, привал! Да провалитесь вы все…»
Но эти слова так и не сорвались с губ короля. «Будь спокоен, — всегда говорил ему отец. — Только спокойствие способно по-настоящему напугать твоих врагов».
— Никаких привалов, — отказался Эдвин. — Назад.
— Конечно, ваше величество…
— Кто это?! — неожиданно вскричал кто-то из свиты.
Эдвин обернулся: со стороны города к ним мчался всадник в красном.
— Гонец, — вторя мыслям короля, сказал находящийся рядом вельможа.
Конечно гонец — они специально носят красное, чтобы их узнавали издалека. Что же могло случиться, если короля посмели потревожить во время охоты? Эдвина охватило дурное предчувствие. Ему снова отчаянно захотелось стать заурядным крестьянином, а не правителем, от которого ждут судьбоносных решений.
Гонец мчался так быстро, как только мог, но все равно приближался слишком медленно.
— Едем навстречу, — не выдержал Эдвин и пришпорил коня.
Свита бросилась за ним.
— Что случилось? — потребовал король, едва приблизившись к гонцу.
От бешеной скачки парень хватал ртом воздух и не мог произнести ни слова.
— Что? — ледяным голосом повторил Эдвин.
— Меня послал господин Герберт, — наконец, выдохнул гонец, — он… — и парнишка снова задохнулся.
Герберт? Эдвин нахмурился. Главный советник не станет просто так поднимать панику.
— Что он передал?
— Он приказал передать дословно: «Милину потащили на костер». Но я…
Дальше Эдвин уже не слушал. Наплевав на все приличия и предписания, которые так свято чтил всего несколько минут назад, он пришпорил коня и понесся в город во весь опор.
— Ваше величество! — раздалось сзади. — Постойте!
Но Эдвин не остановился, не обернулся — ему было все равно. Отец с самого детства готовил его себе в преемники, учил хорошему тону и правильному поведению в высшем свете, не замечая, что отнимает у сына и без того быстротечное детство…
Волосы упали на глаза, плащ развивался за спиной, но молодой король продолжал нестись вперед.
…Он не нашел счастья в самодержавии, его подарила ему простая женщина. Это была небогатая горожанка без знатного происхождения. А жениться на простолюдинке король, естественно, не мог. А потом обнаружилось еще кое-что: Милина оказалась ведьмой. А в Алаиде магии боялись больше всего на свете. И если бы люди узнали об отношениях тогда еще принца с ведьмой, не сносить бы им обоим головы.
Влюбленным везло, и об их связи никто не догадывался, кроме двух их самых доверенных людей: Энн, подруги Милины, и Вилла Герберта, наставника и друга Эдвина с самого детства, а ныне — главного советника короля. А вскоре после коронации Милина родила сына, Ричарда, наследника по крови, но, увы, не по закону.
Сейчас, по словам Герберта, Милину разоблачили и отправили на костер. Но как они узнали? Впрочем, сейчас это не имело значения, главное — успеть ее спасти, и пусть тогда все катится к бесам. В конце концов, король он или не король? Пришла пора воспользоваться своей властью и правом по крови.
Эдвин промчался через городские ворота. На улицах было подозрительно тихо. Он свернул на до боли знакомую улицу. Сердце готово было выскочить из груди.
Дверь дома Милины была распахнута настежь.
Эдвин спрыгнул с коня.
— Мили?!
— Эдвин! — откликнулся плачущий голос.
— Энн?! — она была в детской. Ричард мирно спал в колыбельке. — Энн!
Женщина подняла на него заплаканные глаза.
— Слишком поздно, — обреченно прошептала она.
У Эдвина закружилась голова. Нет, не поздно! Он не позволит…
— Хватай Ричарда и жди в лесу! — выкрикнул король и бросился на улицу.
Эдвин запрыгнул на коня и понесся к главной площади. Он не знал, что сделает, когда доберется до места. Просто спасет свою любимую, спасет, чего бы ему это ни стоило.
Но, когда Эдвин примчался на площадь, было уже слишком поздно: столб в центре полыхал — Милина умерла.
Ему захотелось закричать, завопить. Но он сдержался. Его слишком долго учили держать себя в руках. Эдвин, как зачарованный, смотрел туда, где только что погибла любовь всей его жизни, погибла потому, что Эдвин не успел ее спасти. Если бы он приехал раньше…
Люди узнали его и дружно склонили головы. Подоспела свита и стала пробираться к королю сквозь толпу. Вот около него появился Герберт. Лицо советника было тревожным, видимо, он не знал, чего ожидать от молодого правителя.
— Мы сделали это для вас, — вдруг заявил мальчишка лет семи, дергая его за край плаща, чтобы привлечь к себе внимание. — В Алаиде не должно быть ведьм.
В глазах Герберта мелькнул испуг. Но Эдвин не собирался устраивать сцен. Милина умерла, ее не вернуть. Прошлого нет. Эдвин Кэродайн — прежде всего король, а потом уже человек. Остальное — побочное. Его долго этому обучали.
— Алаида благодарна вам, — спокойно произнес он. Потрепал мальчика по соломенным волосам.
Охрана окружила короля.
— Я думаю, следует спрятать Ричарда, — шепнул Герберт.
— Они с Энн уже должны быть в лесу, — ответил Эдвин, не глядя на советника и почти не разжимая губ.
— Вы правы, — согласился тот, — о малыше могут вспомнить и захотеть уничтожить в любую минуту.
— Верно, — чуть склонил голову Эдвин. — Распорядись… — велел. — Нет. Лучше сам отправляйся к ним. Дай денег и лошадь. Пускай Энн увезет Ричарда подальше отсюда и найдет ему опекуна.
Сперва у Эдвина мелькнула мысль взять сына во дворец. Но он передумал. А вдруг все раскроется? Как алаидцы отнесутся к королю, который якшался с ведьмой?
Спокойствие и благосостояние государства — превыше всего.
— Вы хотите знать, где и кому она оставит ребенка? — напрямую спросил Герберт, знавший Эдвина лучше, чем кто бы то ни было.
Время показалось вязким и бесконечным. Не хотелось ничего говорить вообще, но вопрос, несмотря ни на что, требовал ответа. Герберт терпеливо ждал.
— Нет, — наконец, решительно ответил Эдвин, — не хочу, — как рубанул сплеча.
— Слушаюсь, ваше величество, — помедлив, кивнул советник.
Не усмешка ли промелькнула в его глазах? Даже если и так, Эдвин твердо решил, что ему это безразлично. Он еще раз с тоской посмотрел на то, что осталось от Милины.
«Я любил тебя, но ведь Алаида куда важнее, чем ты, я или наш сын…»
Ричард Кэродайн получит новое имя и новую жизнь. Кто знает, какой она будет, но Эдвин искренне верил, что так будет лучше.


ГЛАВА 1

Король Алаиды, Эдвин Первый из рода Кэродайнов, сидел за столом в своем кабинете, лениво пролистывая книгу. Это была история путешествий одного моряка. Эдвин слышал множество отзывов об этой книге, все говорили, что это одно из лучших произведений современности, которое захватывает с первых страниц. Однако Эдвин прочел уже не меньше сотни, но ничего интересного так и не обнаружил. Очередная посредственность… Или это с ним что-то не так?
Король без сожалений захлопнул книгу, подпер рукой подбородок и устало уставился в стену. Цветы на обоях, которые он лично выбирал совсем недавно, показались ему похожи на хищных птиц. Эдвин вздохнул и вовсе прикрыл глаза.
Его уже давно ничего не радовало и не интересовало. А сегодняшнее хмурое небо и вовсе навевало тоску.
Эдвин чувствовал, как жизнь медленно вытекала из него. Вроде бы он не был болен, но жизнь уходила, одиночество угнетало, а достойного смысла для существования не было. Для кого жить? Для народа? Народа, который его не уважает (и, уж тем более, не любит), а просто-напросто боится? Было время, когда Эдвин действительно любил Алаиду и своих подданных, но времена минули — король убедился, что государство отняло и продолжает отнимать у него все. Высшее общество его раздражало. Он женился, но супругу так и не полюбил. Их брак был политическим союзом, не более. Бог не дал им детей, а сама королева умерла от лихорадки несколько лет назад. Стало ли это для Эдвина горем? Скорее, огорчением. Может, все дело в том, что он разучился любить?
Эдвин часто думал об этом. Что случилось с искренним и умеющим любить юношей? Просто молодой человек вырос, а любовь… его любовь сгорела в костре на площади более двадцати лет назад. На той самой площади, на которую выходят окна его кабинета и на которую он вынужден смотреть каждый день. Конечно, король мог бы перенести свой кабинет в другую комнату дворца, даже в другое крыло, но что-то мешало ему это сделать. Сначала собственная повинность в гибели любимой. Затем вина испарилась, оставив толстый слой тоски. Эта тоска и не позволяла отвести взгляда от той площади… Что ни говори, Милина была самым лучшим, что у него когда-либо было. И сын...
С годами Эдвин вдруг осознал, какую роковую ошибку совершил, отказавшись от Ричарда. Но тогда мнение людей значило для него куда больше, чем собственный ребенок, кровь от крови его. А ведь, оставь король его у себя, ничего дурного бы не произошло — охота на ведьм закончилась в Алаиде спустя каких-то два года.
Так Эдвин и остался один. И только спустя двадцать лет со дня смерти Милины король стал осознавать, что провел всю свою жизнь, боясь чего-то: сначала отца — великого правителя, затем собственных подданных и общественного мнения.
Когда-то Эдвин был силен и крепок, ему не было равных на турнирах, а теперь… Теперь Эдвин просто распустился, большую часть времени он просиживал во дворце и выслушивал доклады. От бездеятельности он часто испытывал недомогание, и во дворец был привезен целый штат лекарей. Да только Эдвина нельзя было вылечить — он болел тоской. «Кому оставить трон?» — этот вопрос пожирал его днем и ночью. Из родственников у него была лишь троюродная сестра, но та не отличалась умом. Она развалит страну, а ее муженек превратит Алаиду в военный плацдарм. Вот уж кто настоящий солдафон…
Эдвину нужен был настоящий наследник, сын, принц по крови.
Король проклинал себя за то, что отказался от Ричарда. Энн могла уехать с мальчиком куда угодно. Отдала ли она его? Сама ли воспитала? Жив ли еще Ричард?
Эдвин сходил с ума при мысли об этом и вот уже два года не жалел средств, нанимая всевозможных сыщиков, но никто так и не добился результатов. Вот сейчас Эдвин снова нанял одного человека с очень неплохими рекомендациями. Только он уже третий месяц не объявлялся. Может, нашел-таки? Эдвин готов был отдать за Ричарда все на свете, только отдавать-то было некому.
— Ричард, где ты? — в пустоту прошептал король, все еще не открывая глаз. — Энн, куда же ты его увезла?
Но ему никто не ответил. Только ветер пахнул в окно, грохнув рамой и разметав занавески. Сначала Эдвин думал кликнуть прислугу, но потом все же решил сам подняться и закрыть ставни.
Коснувшись рамы, он на мгновение замер, всматриваясь в действие, происходившее внизу на дворцовой площади. Строили виселицу. Рабочие стучали молотками, а люд в предвкушении собирался возле помоста.
Эдвин зажмурился и решительно захлопнул окно. Ему вспомнился костер Милины. И откуда у людей такая жажда публичных казней? Ему следовало давно это запретить. Следовало, но сначала он боялся нарушать традиции, установленные при отце, а потом ему просто стало безразлично.
В коридоре послышались быстрые шаги. Эдвин вскинул голову.
Главный советник Герберт вбежал без предварительного стука, что само по себе означало, что стряслось нечто непредвиденное. Король затаил дыхание.
«Неужели?..»
Эдвин из суеверия побоялся даже додумать мысль, чтобы не сглазить.
Сердце упало куда-то к ногам.
— Херайя приехал! — доложил старый верный Герберт.
— Херайя?! — воскликнул Эдвин, услышав имя того самого наемника, на работу которого он так надеялся. — Веди его!
— Да, ваше величество, — поклонился Герберт и вышел вон.
Наконец-то!
Эдвин попытался унять тяжелое дыхание. Спокойно… Спокойно… Уж держать себя в руках король давно научился. Наемник не должен догадаться, что Эдвин лично заинтересован в этом деле — всем, кого нанимал, король говорил, что некий вельможа попросил его отыскать сына в награду за боевые заслуги.
Вот-вот, посторонний вельможа, а не сам Эдвин, и нечего так волноваться.
Послышались шаги, и в кабинет вошел плотный коренастый мужчина лет сорока.
— Ваше величество, — поклонился он.
— Господин Херайя, — кивнул ему король со всем равнодушием, которого требовал этикет. — Я уж было начал думать, что вы забрали мои денежки и бежали с глаз долой.
— Ну что вы, ваше величество, как я мог!
— Верно, верно, — одобрил Эдвин, — от моей мести тебе скрыться бы не удалось… Ну, так ты узнал что-нибудь о сыне моего подданного?
«Скажи «да»! — мысленно взмолился он. — Скажи «да»!»
Херайя же уставился в пол.
— Ваше величество, я объехал все близлежащие государства. Я спрашивал всех, кто попадался на моем пути. Всех, клянусь вам. Но я лишь сумел узнать, что из Алаиды Энн Олсни с младенцем на руках отправилась в Иканор. Из Иканора женщина с этим именем не выходила.
— Значит, она осталась в Иканоре, — предположил Эдвин. Это было бы чудесно, в Иканоре сейчас весьма дружелюбный король, который ни за что не откажет соседу в помощи. Он бы дал на поиски отряд-другой…
— Боюсь, что нет, ваше величество, — голос Херайи бессовестно ворвался в его мысли и планы. — В Иканоре она точно не осталась.
— Ну, не испарилась же она! — Эдвин начал раздражаться. Ну и тупы бывают эти ищейки. А Херайю так расхваливали, ну надо же…
— Она ушла из Иканора, — сказал сыщик, — но с другим именем. Каким, мне выяснить не удалось.
— Полагаю, твои поиски на этом заканчиваются? — холодно процедил король.
— Да, ваше величество, — тот с прискорбным видом снова опустил голову. — Я больше ничего не могу сделать.
Эдвин смотрел на него с нескрываемым презрением.
— Если она изменила имя, ей должны были сделать новые документы. Ты проверил, не осталось ли того, кто это сделал?
— У меня нет связей в Иканоре, — ответил Херайя. — Я подкупал, угрожал, искал, но так ничего и не добился. Сожалею, ваше величество, но больше я ничего не могу сделать.
Король скривился.
— И ты пришел за платой? — что ж, по крайней мере, этот выяснил больше остальных. — Получишь треть обещанной. Убирайся!
Херайя поклонился и пошел к выходу, не поднимая головы. Потом остановился уже у самых дверей.
Эдвин нахмурился.
— У тебя есть еще, что мне сказать?
Наемник колебался. Переступил с ноги на ногу, потом поджал губы.
— Ну же! — потребовал король. В нем клокотали ярость наполовину с отчаянием.
— Профессиональная этика не позволяет расхваливать конкурентов, — решился наконец Херайя, — но я вижу, как важно для вас найти сына своего подданного.
Эдвин вскинул брови.
— Ты можешь мне порекомендовать кого-то?
Наемник кивнул.
— Его зовут Гэбриэл Хортон. Я не встречался с ним лично, но, если хотя бы половина из того, что о нем говорят, правда, он тот, кто вам нужен.
— Благодарю за информацию, — как можно более равнодушно кивнул Эдвин.
Херайя поклонился в ответ и вышел.
«Гэбриэл Хортон, — мысленно повторил король, чтобы не забыть. — Никогда о таком не слышал!»
И это было странным. Имя Арга Херайи было известно многим, и он считался одним из лучших наемников, услугами которого пользовалась знать Алаиды. Именно в него Эдвин верил больше всего. Но раз уж даже он не справился…
В дверях появился Герберт.
— Ну, как? — жадно поинтересовался он.
— Как-как… — протянул Эдвин и, наконец, позволил себе сорваться: — Никак!
— Но…
— Знаю, — отмахнулся Эдвин, заранее предвидя, что скажет Герберт, то, что он всегда говорил после того, как короля постигало очередное разочарование в поисках сына. — Знаю, что нельзя терять надежду.
— Именно, — поддержал советник. — Мы найдем другого наемника.
Каким был по счету Херайя? Четырнадцатым? Пятнадцатым? От этой арифметики у Эдвина разболелась голова. Он устало потер виски.
— Он кое-кого посоветовал мне, — признался король. — Гэбриэл Хортон. Ты слышал это имя?
Герберт провел рукой по седой бороде, задумавшись.
— Хортон… Хортон… — пробормотал он. — Готов поклясться, что слышал это имя буквально сегодня утром, но не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах.
Эдвин заскрипел зубами.
— Мне нужен этот Хортон!
— Я понимаю, но… — начал было оправдываться Герберт.
Ветер усилился. Очередной порыв вышиб ставни. В комнату залетели звуки начавшегося дождя и стук молотков.
Старый советник бросился к окну, чтобы закрыть его, но так и замер, уставившись вниз.
— Что там? — не выдержал Эдвин и подошел ближе, не понимая, что такого увидел за окном старик.
На улице пошел дождь, но это не спугнуло собравшихся людей. Их было еще больше, чем несколько минут назад, когда Эдвин смотрел вниз. Виселица была почти полностью готова. Палач уже готовил веревку.
— Я вспомнил, — выдохнул Герберт. Король, все еще не понимая, смотрел на него. — Вспомнил, где слышал это имя. И вы слышали! Я же только сегодня приносил вам на подпись приказ о повешении некоего Гэбриэла Хортона. Это его виселица!
— Что-о?! — взвился Эдвин, не желая слушать дальше. — Может, он последняя надежда! О чем ты думаешь, Герберт?! Чего ждешь?! Немедленно остановить!
— Слушаюсь, ваше величество, — испуганно пролепетал Герберт и бросился за дверь.
Эдвин же, не сдержавшись, ударил кулаком по оконной раме.

***

Народа собралось много. В Алаиде редко происходило нечто интересное, а потому люди с радостью шли посмотреть на нечастые казни. В толпе шел недовольный ропот из-за того, что сегодня преступника должны были повесить, а не отрубить голову. Почему-то массы всегда любят кровь, причем, чем больше, тем лучше.
После четырех месяцев, проведенных в полутемной камере, уличный свет до невозможности слепил глаза. Цепи гремели от каждого шага.
— Парни, вам лень было цепи смазать? — поинтересовался Гэбриэл. Несмотря на ситуацию, настроение было хорошее, хотелось шутить. Но ему никто не ответил. Что ни говори, стражники в любой стране одинаковые: огромные и молчаливые, как столбы. Широченные и грозные. Гэбриэл подумал, что из одного стражника в ширину вышло бы два, а то и три таких, как он. А что? Толпе бы понравилось — три трупа на виселице вместо одного.
Вот, что его злило, так это одежда. Одели в настоящие лохмотья. Это, видите ли, тюремная одежда. На смертников они правила развели. А в камере грязь, как в конюшне, умывальник с зеленой водой… Гэбриэл чувствовал себя пещерным жителем, которого зачем-то извлекли на свет.
Волосы отросли и падали на глаза. Пришлось, несколько раз тряхнуть головой, чтобы откинуть их и осмотреться. Впереди была видна виселица.
— Парни, а может, на набережную сходим, море поглядим? — Гэбриэл замедлил шаг. — Ну что по такой жаре на площади делать?
— Иди! — стражник, идущий сзади, беспардонно ткнул его в спину латной перчаткой, не оценив шутку про жару. Капли мелкого дождя оседали на лице.
— Эй! — возмутился Гэбриэл. — Можно и поаккуратнее?
Стражники переглянулись, ухмыляясь. Все шестеро. Шестеро… Не многовато ли? Можно подумать, если бы он решил проложить себе дорогу по трупам, имело бы значение, шестеро его охраняют или шестьдесят.
— Да убери же ты руки, — он дернул плечом, скидывая со своего плеча лапищу стражника.
— Скоро тебя успокоят, — пробубнил тот.
У стражников был такой победоносный вид, словно они гуся выиграли на ярмарке: глаза блестят, так и жаждут крови. Но одно дело — не иметь возможности сбежать из хорошо охраняемой камеры, и совсем другое — удрать от шести стражей и палача. Главное: отойти подальше от тюрьмы, сверху до низу кишащей хорошо подготовленными стражниками.
В принципе, Гэбриэл мог сбежать в любой момент за эти долгие четыре месяца заключения. Но в Алаиде была действительно вышколенная стража, с усердием несущая караул. Провести их и унести ноги не получилось бы ни за что. Из тюрьмы можно было сбежать одним единственным способом — перебить всех, кто окажется на пути. Вся проблема в том, что Гэбриэл не хотел убивать.
Он с облегчением расправил плечи — теперь, на людной улице, ему не составит труда скрыться, никого не лишив жизни.
Что ж, во всем нужно искать плюсы: месяцы в алаидской тюрьме — это бесценный опыт.
Виселица была уже близко. Может, Алаида и сильное, развитое государство, но казнить здесь, определенно, не умели. Вешали его как-то в Беонтии, так там не виселица была, а произведение искусства — ровная, высокая, покрытая лаком, с национальными рисунками ручной работы…
— А чего не покрасили? — Гэбриэл не удержался и высказался по поводу виселицы. — Какая серая! Я отказываюсь вешаться на такой уродливой штуковине!
— Иди! — его снова толкнули, на этот раз в бок.
Иди. Легко сказать, вот их бы так вешали. Иди… Так бы он и шел, если бы действительно думал, что его вот-вот прикончат.
«Черт, а виселица, и вправду, уродливая…»
— Стой! — вдруг остановился впереди идущий стражник. — Обыскать его, чтобы ничего не выкинул, когда снимем цепи.
— Да что вы, — ухмыльнулся Гэбриэл, — вешайте в цепях.
— Не положено, — пробасил стражник.
— Какое благородство, — Гэбриэл скорчил гримасу. В Алаиде вообще милый народец. Ишь, как крови жаждут! Аж глаза горят… — Ой! — его опять чем-то ткнули. — Эй! Полегче!
— Ноги расставь! — прорычал стражник. Он был ужасно недоволен. Видимо, раньше ему попадались молчаливые жертвы.
Обыск был не долгим, но весьма плодотворным.
— Вот это да! — ахнул один из конвоя, глядя на предметы, которые выудили из одежды Гэбриэла. — Он же четыре месяца просидел в камере, а все вещи конфисковали. Где он это раздобыл?
— Если голова и руки работают вместе, это просто, — презрительно бросил пленник.
Конечно, Гэбриэл знал, что его обыщут и все отнимут, но просидеть столько дней и ночей в камере без дела он просто не мог. А потому из матраца была сделана веревка, ложка заточена на манер ножа, а еще было множество гвоздей, извлеченных из двери, превратившихся в крючки различной формы. Да и занимался Гэбриэл этим не только со скуки: вот нашли стражи кучу бесполезных вещей и решили, что раз у арестованного ничего не осталось, он и бежать не попытается. Все-таки слишком долгое чувство собственного всесилия действует отупляюще.
— Чист, — заключил начальник конвоя. — Пошли.
Стражи, действительно, нашли парочку вещей и успокоились.
Гэбриэл пожал плечами.
— Пошли так пошли.
Толпа довольно загудела. Забавно, но во всех королевствах люди любят смотреть на смерть, причем на чужую.
Бежать момент был превосходный, еще немного и…
Он демонстративно потер шею.
— Знаете, у меня нежная кожа…
Но ему не дали сделать и шага в сторону.
— Стоять! — кто-то из конвоя положил руку толщиной со ствол дерева Гэбриэлу на плечо.
— Гэбриэл Хортон, — важно произнес вышедший вперед вельможа, — хотите ли вы сказать что-нибудь в последний раз?
— Угу, — брезгливо отозвался Гэбриэл. — Может, песенку еще спеть?
— В таком случае, приступим.
Ну вот, у этого тоже взгляд — требующий крови. Захотелось сплюнуть. Что они знают о настоящей крови?..
Его поставили под перекладиной, но решили сперва надеть петлю и связать руки, а лишь потом снять цепи. Какое великодушие. Выходит, он их напугал при аресте. Хорошо. Руки так и чесались разбить кому-нибудь нос.
Итак, Гэбриэл напрягся, пора. Пара трюков — и можно спокойно уходить, пока люди будут, поразевав рты, думать, каким это образом, он развязал руки. Сейчас…
— Стойте! — вдруг разнеслось над площадью. — Остановить казнь!
А вот на помощь со стороны он точно не рассчитывал. Гэбриэл удивленно вскинул голову, выискивая взглядом кричавшего.
Все тоже, как по мановению волшебной палочки, повернулись в ту сторону, откуда донесся крик.
— Герберт… — зашептали люди. — Главный советник короля…. Герберт…
Гэбриэл присмотрелся сквозь дождь. Главный советник оказался уже в летах, маленький сгорбленный старичок в серой мантии, длинные седые волосы одного цвета с бородой. А вот глаза Герберта ему понравились — в них светился ум, что в последнее время приходилось встречать нечасто.
— Освободить этого человека! — распорядился советник. — А потом привести к королю во дворец.
Стражники остолбенели. Толпа зароптала.
— Это приказ короля! — отчеканил Герберт для особо непонятливых. Затем развернулся и зашагал обратно во дворец.
Вот это удача. Гэбриэл расплылся в довольной улыбке. Не зря он оттянул побег до последней минуты. Беседы с королями бывают очень занимательными.
Все стояли, поразевав рты, смотря, кто вслед советнику короля, а кто на спасенного. Однако никто не делал ни малейшей попытки, чтобы освободить бывшего осужденного.
— Э-эй! — заторопил Гэбриэл. — Я здесь. Помните? Приказы короля нужно выполнять немедленно.
Стража зашевелилась. Петлю с шеи сняли. Один из стражников начал развязывать ему и руки и тут же в ужасе отшатнулся.
— Развязаны… — не понимая, прошептал он побелевшими губами.
Гэбриэл тоже сделал удивленные глаза.
— Понятия не имею, что с этой веревкой. Видимо, бракованная.
Теперь в глазах стража мелькнул откровенный испуг.

***

Эдвин устроился в тронном зале в ожидании, когда же к нему приведут Хортона. Надо сказать, вид у этого наемника был тот еще: грязный, оборванный, темные волосы спутаны, упали на глаза; лицо перепачкано, да так, что не поймешь даже, сколько Хортону лет. Видно только, что высокий и худой.
«И это лучший? Тот, кого рекомендовал сам Херайя? — с сомнением думал Эдвин. — Простолюдин, какой-то дешевый наемник. И почему же он тогда позволил себя арестовать, раз такой умный…»
— Они пришли, — сказал Герберт, появляясь в дверях. Дворецкого он отослал специально, чтобы самому быть в курсе всех событий. Вот старый хитрец!
Хортона по-прежнему окружала охрана, но, как он шел, королю понравилось — быстро и решительно. Что ж, хорошо. Его чуть не повесили, а он вполне спокоен. По крайней мере, умеет владеть собой, это уже плюс. Хотя, конечно, Эдвин был вынужден приписывать этому незнакомцу положительные черты, потому что он был последней его надеждой найти Ричарда.
А еще Хортон не собирался, как Херайя, опускать взгляд, изучая только плитки пола. Откинул волосы со лба и уставился прямо на короля ясными голубыми глазами.
— Я слышал, ты наемник, — без предисловий начал Эдвин.
Губы Хортона под отросшей бородой скривились.
— Наемник так наемник, — ответил он. — У моей профессии много названий. И, как я понимаю, у вас для меня заказ, иначе вы не стали бы вытаскивать меня из петли?
Заглавной «В» в обращении явно не прозвучало. Это Эдвину не понравилось, но он кивнул.
— Дело. И очень важное.
— Ванна, еда, ножницы, бритва, все мои вещи и нормальный сон, — вдруг выдал нахал, — а завтра побеседуем.
Король даже растерялся от такой наглости.
— Виселица еще стоит, — напомнил он.
— Как и ваше дело, — парировал Хортон. И Эдвин подумал, что у него какой-то уж слишком молодой голос. — Я для вас ничтожество, тем не менее вы отправили своего главного советника вниз на улицу, чтобы остановить мою казнь. Не надо быть пророком, чтобы понять: я вам нужен. Полагаю, вы уже нанимали не один десяток людей, только толку не было. А раз не побрезговали обратиться ко мне, когда я в том виде, в каком сейчас нахожусь, то я — ваша последняя надежда.
Да, соображает, этого Эдвин отрицать не мог. Только слишком быстро он соображает и не в ту сторону, в какую бы хотелось королю.
— Если ваше дело действительно важное, я сделаю все возможное, чтобы выполнить его, — серьезно пообещал Хортон. — Но не в том виде и состоянии, в каком я сейчас.
Король поморщился. В общем-то, тот был прав: много он поможет через минуту после того, как был на волосок от смерти?
— Вам предоставят все, о чем вы просили, — пообещал король, и позволил увести Хортона.

***

Дворец короля Алаиды ничем особым не отличался от многих других, в которых Гэбриэл бывал. Может, разве что, чуть богаче большинства. Все эти дворцы — на один манер, огромные, неуютные, холодные. «Упаси боже жить во дворце», — невольно подумалось ему. Он всегда искренне сочувствовал королевским отпрыскам. Ведь рождаются дети как дети, а их мучают этикетом и правилами до того, что потом из них вырастают неуравновешенные высокородные мерзавцы.
Гэбриэлу выделили просторную светлую комнату с большой ванной. Пока разыскивали его вещи, конфискованные при аресте, он изучал свои временные апартаменты, раздумывая над тем, какое же дело так важно для короля, что тот без возражений принял все условия. А условия, Гэбриэл и не отрицал, были весьма наглыми. По идее, он должен был ноги целовать тому, кто вытащил его из петли, а он тут требованиями рассыпается. Это ведь только Гэбриэл знает, что никакой опасности его жизни не угрожало. Ну, ничего, с королями по-другому нельзя — а то на шею сядут. А раз король согласился, то это означает, что дело крайне для него важно. Во взгляде правителя читалось нетерпение, значит, речь идет о чем-то личном.
Гэбриэл увидел зеркало на стене и немедленно подошел к нему.
— Парень, — пробормотал своему отражению, — да ты выглядишь хуже бродяги.
Видно, он позарез понадобился Эдвину Первому, раз тот вообще решил иметь дело с человеком, который выглядит так.
Наконец, раздобыли его вещи. Ну надо же, не потеряли. Гэбриэл мысленно поставил еще один плюс стражникам Алаиды — как и положено, они хранили вещи осужденного до момента свершения правосудия.
«Что ж, — подумал Гэбриэл, вешая на шею цепочку с кулоном, с которым никогда не расставался, и который чудом никто не стащил из его вещей, — покажем королю, как выглядят безродные, но настоящие профессионалы своего дела».

***

Эдвин не находил себе места. Он сидел в своем кабинете и то брался за брошенную вчера книгу, то снова откладывал ее.
Утро следующего дня было в разгаре. И ему дико не терпелось поговорить с Хортоном. Возьмется ли тот за это дело? Герберт сказал, что навел о нем справки и узнал, что Хортон никогда не соглашается на работу, в успехе которой не уверен.
А если откажется? Что тогда?
«Повешу эту безродную собаку», — зло решил король.
— Герберт! — вскричал Эдвин, когда старый советник показался в дверях. — Где этот наемник?! Что он о себе воображает?!
— Я только что от него, — доложил Герберт. — Сейчас будет.
Эдвин хмыкнул. Это он должен ждать короля, а не наоборот
— Ну, и как он тебе?
— Даже не знаю, — признался советник, пожимая плечами. — Он ведет себя так, будто побывал уже в тысячах дворцов.
— Я заметил, — пробормотал Эдвин. — Он ведет себя слишком уверенно. Это плохо. Кстати, раз уж он такой известный, какого беса его не привели ко мне, едва он появился в Алаиде, а чуть не повесили?
Герберт потупился.
— Он известен за пределами Алаиды. К тому же я не думал, что человек без должного образования и воспитания может вас заинтересовать.
Эдвин выругался.
— Я готов заплатить самому черту, лишь бы он вернул мне Ричарда.
— Кроме того, о нем ходят слишком противоречивые слухи. Я не знаю, чему верить.
— Так за что его взяли и каким образом? Кто он? Вор? Убийца? Дезертир?
— Как я успел узнать, его нанял господин Ковдар, — пояснил Герберт. – Хортон выполнил его заказ, а потом Ковдар отказался платить.
— Подло, — прокомментировал Эдвин.
— Да, ваше величество, подло. Кроме того, он попытался применить силу, чтобы выставить Хортона вон. Хортон ответил…
Ну, ясно. Простолюдин, поднявший руку на представителя высшего общества, приговаривается к смертной казни любым, даже самым демократичным судом.
— А дальше?
— Дальше завязалась драка с охраной господина Ковдара. Говорят, Хортон почти ушел, но при этом только ранил нескольких противников, но никого не убил. А тут догадливая служанка, оказавшаяся поблизости, уронила ему на голову цветочный горшок с балкона.
Эдвин почему-то улыбнулся.
— Глупо.
— Вот именно, что глупо, — внезапно раздался голос от дверей. — Но иногда чертовски не везет.
Эдвин стремительно повернулся и широко распахнул глаза, увидев стоящего на пороге молодого человека. «Кто пропустил его во дворец без позволения?» — недовольно подумал король.
Вошедший был молод. Высокий, стройный, темные слегка вьющиеся волосы, голубые глаза, белозубая улыбка. Одежда на молодом человеке была хорошего качества, что наметанный глаз Эдвина определил сразу; скорее всего, даже сшитая на заказ, но далеко не новая. Однако, несмотря на поношенные вещи, благодаря великолепной осанке и гордо поднятой голове, молодой человек смотрелся отпрыском знатного семейства.
Тут незваный гость похлопал себя по правому бедру.
— Вот только мой меч ваша стража не вернула, — произнес он уже знакомым голосом.
И только тут до Эдвина дошло, кто перед ним. Отпрыск знатного семейства — как бы не так! Хортон. А как держится! Где его учили манерам? Для оборванца — просто потрясающе.
— Да, Хортон, вы преобразились, — признал король.
— Я старался, — улыбнулся нахал и повернул голову так, чтобы король увидел его затылок: — Как волосы получились? Ровно? А то сам стригся, понимаете ли….
В глазах Герберта мелькнула паника. Еще бы, так себя вести перед королем!
Но почему-то Эдвина это не разозлило, а, наоборот, рассмешило. Он так привык, что его боятся, что поведение Хортона словно дало ему глоток свежего воздуха.
— Ты хорошо держишься, — признал король.
Глаза Хортона блеснули.
— И работаю я тоже хорошо. И, как и обещал, я перед вами и готов заняться вашими делами.
Эдвин кивнул, а сам все еще с интересом разглядывал наглеца. Вчера он подумал, что Хортону около сорока, но стоило ему подстричь волосы и побриться, он оказался совсем мальчишкой. Ему и двадцати пяти наверняка нет. «И он моя последняя надежда?» — ужаснулся Эдвин.
Но у него действительно не было выбора.
— Герберт, оставь нас, — попросил король и указал наемнику на стул напротив.

***

Кабинет короля Алаиды представлял собой большую светлую комнату, по всем стенам — книжные стеллажи, в центре — стол с письменными принадлежностями. Посреди стола лежала книга с закладкой. Видимо, Эдвин Первый как раз читал ее, когда к нему пришли.
Гэбриэл присмотрелся к обложке: «Путешествия Эдхара». Что ж, король мог бы выбрать себе что-нибудь подостойнее. Гэбриэл был знаком с этой книгой. Дешевое нереалистичное чтиво — вот как он мог охарактеризовать ее в трех словах.
Король перехватил его взгляд.
— Читал? — с усмешкой спросил он.
— Историю о том, как неопытный крестьянин сразился с целым кораблем пиратов, вооруженный только своей честью? — Гэбриэл скривился. — О да, листал.
Во взгляде короля появилось удивление.
— Значит, ты умеешь читать?
Удивление Эдвина было понятным: простолюдины, как правило, не владели грамотой. Это считалось привилегией знати, а на отпрыска знатного семейства Гэбриэл явно не походил.
— И писать, если вам это интересно, на четырех языках, — усмехнулся Гэбриэл. — Но мне кажется, вы пригласили меня не за этим.
Король нахмурился и смерил его взглядом из-под нахмуренных бровей.
Гэбриэл вел себя дерзко и прекрасно отдавал себе в этом отчет. Но то, что король позволял ему так себя вести, говорило только о том, что Эдвин в отчаянии, и его дело значит для него очень много.
Король нервничал, Гэбриэл чувствовал и это. Нет, на лице Эдвина не дрогнул ни один мускул, он не теребил руками мантию, не бегал глазами по помещению, даже зрачки не увеличились — потрясающее самообладание. Но атмосфера волнения прямо-таки витала в комнате.
— Мое дело достаточно важное, — начал король, — и я жду того, что вы сохраните в секрете тот факт, что я когда-либо обращался к вам.
— Естественно, — кивнул Гэбриэл. Уж кого-кого, но его болтливым назвать было нельзя. — В этом можете не сомневаться. Не выдам даже под пыткой.
Эдвин нахмурился еще больше.
— Это шутка?
— Нет, — Гэбриэл улыбнулся, предлагая королю самому домыслить все детали. Да, у палача в Беонтии улыбаться не хотелось… Он чуть было не поежился при воспоминании об этом, но Гэбриэл следил за своим поведением не хуже короля. Что толку вспоминать былое? Новое дело обещало стать гораздо интереснее.
— Как ни странно, я вам верю, — произнес Эдвин, не спуская с собеседника глаз. — Дело вот в чем. На меня было произведено покушение. Я был на волосок от смерти. Один из стражников спас меня ценою своей жизни. Позже его брат поведал мне, что у него был сын, от которого тот когда-то отказался, а теперь пытался найти, но не успел. И я пообещал найти сына своего спасителя и обеспечить его всем…
Король говорил и говорил. О доблести, о чести, о благородстве, о том, что отыскать несчастного мальчика — его долг. Только Гэбриэл ясно видел, что вся эта история — ложь. Ну, не вся, конечно, сын действительно пропал, но вот только чей?
История звучала вполне правдоподобно, да не совсем. Честь честью и долг долгом, но никогда бы король не бросился вытаскивать из петли осужденного ради сына своего охранника. Никогда.
— Вы правда хотите, чтобы я взялся за это дело? — впервые по-настоящему серьезно спросил Гэбриэл.
— Конечно, — кивнул Эдвин. А вот кивок получился уже не таким спокойным — нервы короля не выдерживали.
— Тогда не лгите, — прямо сказал Гэбриэл. — Охранник, его брат, сын… Слишком много выдуманных лиц. Я никогда не возьмусь за дело, если от меня утаивается информация.
— Да как ты смеешь? — прошипел король. Глаза потемнели, кулаки сжались.
— Смею, — отрезал Гэбриэл, внимательно следя за реакцией Эдвина. Если король стерпит и это, то никаких сомнений не останется, и тогда можно без колебаний заключить, кто в этой истории чей сын.
— Да я тебя на виселицу… — вот только реальной угрозы в голосе короля не было, что подтвердило все подозрения Гэбриэла.
— Можете, — спокойно отозвался он. — Только не станете. Вам больше не к кому обратиться, это очевидно. И то, что вы нервничаете и заинтересованы лично, также видно невооруженным взглядом. Я хочу вам помочь, но работать с ложью не умею и не стану, — Эдвин молчал, загнанный в ловушку. — Это ведь ваш сын? Незаконнорожденный, разумеется.
— Где у меня гарантии, что это не станет достоянием общественности? — сдался король.
— Мое слово, — просто ответил Гэбриэл. Жаль, что он не может привести пример из Беонтии. Тогда беонтийский король разыскивал свою юношескую любовь, а в стране начинался переворот, и Гэбриэл попал к противникам короля, которые уж очень хотели узнать дворцовые тайны. Но слово есть слово. Сломанная в двух местах рука заживала дольше обычного, но Гэбриэл так и не раскрыл то, что обещал сохранить в секрете. Увы, рассказать об этом Эдвину он тоже не мог. — У вас есть только мое слово, но оно стоит немало. Для меня. Я могу раскрыть правду тем, кто будет мне нужен во время поиска, но, уверяю, ненадежные люди ничего не узнают.
— Значит, без гарантий, — задумчиво произнес король.
— Вам придется либо довериться полностью, либо смириться, что ваш сын где-то далеко. Это ваша проблема и ваш выбор.
Эдвин фыркнул. В его взгляде появилось раздражение.
— Мальчик, — скептически поинтересовался он, — тебе лет-то сколько, что ты так в себе уверен?
К этому вопросу Гэбриэл был готов. Его всегда спрашивали о возрасте, будто от этого зависят умственные способности или умения.
И ответил он привычно:
— Тридцать, — король Алаиды казался человеком наблюдательным, и лет тридцать пять уже бы не прошли.
Однако не прошли и эти.
— Я согласен на доверие, — заявил Эдвин, — но на обоюдное. Я же не слепой. Ты гораздо младше.
Что ж, король умен и внимателен. В принципе, Гэбриэлу было безразлично, сколько ему лет. Он — это он. Но нанимателей почему-то всегда нравилась цифра побольше. Но, если Эдвину страшно рассказать о себе правду, не получив ничего в ответ, то почему бы и нет?
— Мне двадцать три года, насколько мне известно, — честно ответил Гэбриэл. — Моя мать умерла, когда я был слишком мал, поэтому я не знаю свой точный возраст. Но разве это имеет значение?
Король покачал головой.
— Никакого. Но я хочу знать хоть что-то о человеке, которому собираюсь доверить тайну всей своей жизни.
Слово «собираюсь» звучало обнадеживающе, вот только о своем прошлом Гэбриэл откровенничать не собирался. Не было в нем ничего хорошего, и нечего в него посвящать посторонних, когда сам не много знаешь, а то, что знаешь, хочется забыть.
— Где ты учился? — и все же, узнав возраст, королевское «вы» окончательно перешло в «ты». Как всегда.
— Везде, — невозмутимо ответил Гэбриэл. Это была ложь, но на данный вопрос он не мог сказать правду. — На улицах. Если вы об учебных заведениях, то ни в каких.
Король недоверчиво хмыкнул.
— А откуда тогда такие манеры, правильная речь?
— По-вашему, по улицам проходит и проезжает мало богачей? Если хочешь чему-то научиться: смотри в оба и повторяй. Для этого нужны лишь цель и упрямство.
— Которого, как я вижу, тебе не занимать.
Гэбриэл кивнул, отмечая, что король поверил.
— Правильно видите. Но, мне казалось, мы начали говорить о вашем сыне.
Король задумчиво пожевал губу, уже не стесняясь показывать свое волнение, и начал:
— Это произошло больше двадцати лет назад…
История оказалась недлинной. И Гэбриэл пытался впитать в себя каждое слово. Однако не было во всем этом чего-то необычного. Таких историй он слышал уже не один десяток. И вечно-то люди типа Эдвина списывают свою трусость на то, что тогда они были слишком молоды и обстоятельства были против них. Вот и все, что случилось с сыном короля, не было необычным. Гэбриэл не собирался ни стыдить Эдвина за малодушие, ни хвалить за то, что он, наконец, решил отыскать Ричарда. Это дело на совести Эдвина, и прощать или осуждать его — личное дело его сына.
— Я проклинал себя всю свою жизнь, — заканчивал король. — Когда-то я боялся общественного мнения, но только с годами сумел понять, что нет ничего важнее Ричарда. И не только потому, что он должен по праву получить трон Алаиды, а потому, что он мой сын. Не знаю, простит ли он меня, я приложу к этому все силы, но сперва Ричарда нужно найти. А, — Эдвин дернул уголком рта, — а, если он мертв, я должен это знать, — он, наконец, поднял глаза на Гэбриэла. — Так ты возьмешься за это дело?
Несмотря на то, что история не была необычной, фактов было уж слишком мало.
— Ричард — сын ведьмы? — уточнил Гэбриэл. — Должны ли были ему передаться по наследству магические способности его матери?
— Не знаю, — признался Эдвин, — Милина говорила, что магическое умение необходимо долго воспитывать. Так что Ричард может быть как обученным магом, так и ничего не подозревать о своих способностях.
Все еще сквернее. Мага найти проще, их не так много. А так... А ведь столькие уже искали Ричарда, но результат по-прежнему один…
— Скольких вы нанимали до меня? — поинтересовался Гэбриэл. Король неодобрительно нахмурился. Видимо, он решил, что этот вопрос к делу не относится. Но все же ответил:
— Двенадцать? Пятнадцать? — пожал плечами Эдвин. — Я уже и не помню.
— И что они выяснили?
— То, что Энн была в Иканоре, а уходя оттуда, изменила имя. Это все. Они даже не уверены, ушла ли она оттуда с Ричардом или оставила его там.
— Не густо, — протянул Гэбриэл. Но ужасно интересно. Непростое дело — это всегда подарок.
— Так берешься?
Гэбриэла подмывало согласиться, не глядя, но сказать «да» — значит, поручиться за это. А если найти Ричарда не удастся? Что тогда? Стать очередным неудачником?
В равнодушном и холодном до этого взгляде короля теперь светилась мольба, не явная, не фальшивая, чтобы разжалобить и склонить на свою сторону, а настоящая. Его можно понять — ведь ни один из нанятых им профессионалов ничего не добился.
— Берешься или нет? — от отчаяния Эдвин начал злиться.
Гэбриэл представил себя на месте короля. Далеко ходить не пришлось. Он не знал своих родителей и отдал бы многое, чтобы кто-нибудь помог бы ему их найти. Сам он не сумел…
— Берусь, — кивнул Гэбриэл.
Плечи короля расслабились.