"Нефелим" - фэнтези о перемещении в чужое тело и путешествиях во времени

Повисла тяжелая пауза. Василий раздраженно спросил:
- Ну а что ты предлагаешь? Меня же обвинят в краже казенного имущества! Полдеревни видело, как я на тебе промчался! Да и все равно тебя поймают… А будешь сопротивляться - так пристрелят!
Какое-то время Неф молчал, а потом все же ответил:
Ты прав. – и начал медленно и неохотно выходить из воды. Я возмутилась:
Но как же?! Они же его там опять бить будут! Опять губы раздирать и шпорами колоть!
Василий усмехнулся:
- А это уж от него зависит. Лошади за дело получают! Не будет разносить – не получит.
Неф презрительно фыркнул. Я спросила:
- Так что, вот так со всеми лошадьми обращаются? Постоянно, всю жизнь?
Неф ядовито ответил:
- Ну а ты как думала? Жеребенок рождается и уже готов положить жизнь на рабской службе человеку?
Василий грустно ответил:
- Да, трехлеток начинают готовить под седло...
В голове возникло яркое воспоминание:
…Мы юны и свободны – мой белый Факел и я бежим по траве, бежим просто так, навстречу рассветному солнцу. Сегодня жеребцу уже год – а я до сих пор помню, как мы с батей отпаивали его молоком, ведь Ленивка после Савельича долго отходила и прятала жеребенка, а когда конюх все же вытянул его на аркане – ударила, не убила, но кривым оставила. Из-за этого его даже на войну не взяли. А Ленивку пристрелили… Батя взялся жеребенка выхаживать – бригадир разрешил, ведь все знают, как батя с лошадьми ладит. Мы откармливали его молоком, а я выводил его вместе с нашей коровой.
И вот мы бежим наперегонки, но Факел меня обгоняет, потом возвращается и толкает головой в грудь. Я падаю на траву и притворяюсь мертвым, а он встревоженно щекочет мне ухо мягкими влажными губами. Я резко открываю глаза и с хохотом хватаю его за морду. Жеребец возмущенно ржет и вырывается. И вот мы бежим дальше, полные счастья и чистой, безудержной, детской радости. У калитки я вижу батю – он с улыбкой за нами наблюдает…
…Полтора года спустя… Факел еще с лета на конюшне. Батю забрали на фронт, а мне коня не доверили – мал еще. Я навещаю его каждый день, я изнываю от желания забрать его и вступиться, глядя, как с ним обращается Савельич. Я просил его обойтись хотя бы без шпор, но он грубо осадил меня – мол, яйца курицу не учат… Остальные-то все на фронте, а его не взяли – вот он и злится. Я ношу Факелу угощения – война войной, а яблоня плодоносит исправно. Да и овощей мы с мамкой собрали вдоволь. По дороге на конюшню я гадаю, успеем ли мы с Факелом попасть на войну – меня ведь еще целых пять лет туда не пустят! Навстречу мне тяжело идет Сивка и тащит сани. На них сидит Савельич в овечьем тулупе. За ним виднеется бесформенная, покрытая брезентом груда, и в какой-то момент я понимаю, что там лошадь. Неловко пряча взгляд единственного глаза, Савельич бормочет, потирая левое плечо:
- Под седло не встал, понес… На фронте отработанные лошади нужны. Дурная кровь!
И едет дальше. Я с ужасом замечаю торчащую из-под брезента заднюю ногу лошади – белая шелковистая шерсть, белые бабки, которые я так любил расчесывать, даже копыто белое, в налипшем снегу.
Я бессильно опускаю держащие подол телогрейки руки, морковь и яблоки падают на снег – они такие яркие, как капли крови на белой пелене… Я падаю на колени в снег и начинаю рыдать. Долго, до изнеможения. В какой-то момент я снимаю ушанку и утыкаясь в нее лицом, уже не вижу ничего вокруг. Через время меня находит мамка и отводит домой…

Мы так вникли в воспоминание Василия, что даже остановились. Под конец он уткнулся в смоляную гриву коня и отчаянно разрыдался. Я рыдала вместе с ним, так остро я почувствовала его боль. Я шепнула:
- Поплачь, Вася, поплачь…
Мне хотелось его утешить, погладить по вздрагивающему плечу, и от невозможности это сделать я расстроилась еще больше. Вдруг откуда-то снизу раздался неуверенный голос:
- Батя, ты чего?
Василий поднял голову, шумно высморкался в пальцы, куда-то стряхнул рукой и осмотрел сына – испуганные глазенки и треугольный чубчик. Потом ответил:
- Здравствуй, казак. Куда идешь-то?
- Да так… Я тебя увидел да и вышел узнать – ты же давно здесь стоишь… Батя, а кто это? Я таких у нас еще не видел.
Василий понимающе усмехнулся:
- Хороша коняга, да?
- Да! А можно… можно мне на нем проехать?
Василий хмыкнул:
- Ну давай.
Он ловко, почти прыжком с упряжью в руках соскользнул на землю. Потом аккуратно уложил седло с ремешками здесь же на обочине и подсадил мальчишку на спину коня. Не убирая ладони с лошадиной шеи, Василий мысленно произнес:
- Смотри, коняга, головой отвечаешь!
Неф промолчал. Упираясь босыми пятками, мальчишка уселся поудобнее и с сияющими глазенками спросил:
- А как его зовут?
Василий замешкался, а Неф подсказал:
- Факел.

***

Мы ехали по деревне – этой же дорогой, только в обратную сторону, я буквально вчера шла с Люсей. Окружающее неуловимо отличалось – то ли деревья помладше, то ли дома поновее… Василий шел шаг в шаг с конем и удерживал ладонь на его плече. Неф двигался очень плавно и аккуратно – ведь без седла на гладкой спине лошади нелегко удержаться.