Оборотень в эклерах

Дом с мезонином, окруженный садиком, в котором росли грушевые деревья, как будто заявлял всем своим видом: «Здесь живут респектабельные консервативные люди. С такими просто не может ничего случиться».
Тем неожиданней было обнаружить еще в прихожей забрызганный кровью пол, истерзанные шелковые обои, клоками свисающие со стен… Люстра в стиле модерн из цветного стекла, разбитая лежала посреди просторного круглого холла, а уже из люстры торчал высокий женский сапог насыщенного изумрудного цвета.
Путь разрушения завершался в спальне. Растерзанная ширма, сорванные вместе с карнизом шторы, перевернутая деревянная вешалка-манекен, сломанный радиатор, из которого некоторое время била ржавая вода… Выпотрошенный платяной шкаф, разорванные наряды. Под ногой что-то хрустнуло. Лена опустила взгляд. По полу был рассыпан речной жемчуг изумительного оттенка пыльной розы… Разбитое зеркало, вывернутые из трюмо ящики, которыми швыряли в стену, изодранный матрас, и все припорошено перьями, как будто кто-то пытался добавить некоторой романтики в картину погрома.
Понятно, почему Хью предупредил, чтобы она не пугалась.
Погром устроил оборотень в приступе ярости. Никто иной не исполосовал бы когтями шелковые обои, пока крушил все вокруг, сорвав даже медные бра со стен и вышвырнув в окно утюг… Точнее, речь шла об оборотничихе, то есть, о госпоже Вир. Потому что ее супруг был человеком. Не удивительно, что он поступил в больницу в критическом состоянии.
Оборотней Лена не любила. Они с трудом контролируют себя в полнолуние и склонны к необдуманным решениям в любое другое время. Такие, как Лерой – собранные и спокойные – большая редкость. Потому, хоть они и физически сильны, их нечасто берут в полицию. Зато легко принимают в бандах… Мысли едва не направились в совсем уж неприятное русло. Рокс. Лена тряхнула головой и мысленно отмела все лишнее. Нужно сосредоточиться, а она, ни с того, ни с сего, вспомнила!..
Она остановилась посреди разгромленной комнаты, в самом эпицентре хаоса, держась подальше от кровавой лужи. Закрыв глаза, прислушалась к тишине. Если представить, что посреди дома установлены часы-ходики, старинные, с маятником из латунной пластины на длинной ножке… с тонкой гравировкой, изображающей волчью морду с раззявленной пастью… волк воет на луну, а луна закрыта тучами... Стрелка медленно движется к полуночи… все выше, выше… все медленнее, словно преодолевает препятствие. Тик-так, тик-так, тик… так…

И движение прекращается.
Воздух замирает.
Лена не дышит.
Лена не видит.
Лена больше не существует в «своей» реальности. Она перешла на другой слой «видения». Эти слои в учебниках имеют длинные названия, а студенты в академии емко обозначают «нормальность» и «не-реальность». Вот Лена сейчас как раз в «не-реальности».
Ничего нормального тут нет.
Вокруг – тишина, поблекшая, обветшавшая. Замерло в воздухе легчайшее перышко, застыл обрывок шторы, который ветер пытался скинуть с подоконника…
Лена начинает оборачиваться – и стоит на месте. Она двигается и не двигается одновременно. Она слепа и видит то, что не существует в реальности.
– Если здесь есть кто-нибудь…
Тишина. Лена открывает баночку с пюрешкой. Зачерпывает пальцем содержимое. Чертит вокруг себя – прямо в воздухе – защитный контур из перетертой моркови и банана. Выводит второй слой…
Низшие не могут устоять перед таким подношением. Да их тут уже должно быть полным-полно… учитывая кровь, которой залита спальня. Даже самые слабые, самые несмелые духи, не хищники – пылееды и клептоманы, ворующие у хозяек неосторожно оставленную на трюмо сережку или фантик от конфеты, упавший слишком близко к полосе тьмы под кроватью. Не заметишь – а маленькая призрачная ручонка уже протянулась – и цоп! Утащила. Потому в «не-реальности» всегда пыльно. И пепельно-серо. Рано или поздно здесь все истлевает, как на старой фотографии.
Из-под кровати вдруг вытягивается неимоверно длинная рука с узловатыми пальцами, вместо привычных трех – целых пять суставов и кривые загнутые черные когти. Они со скрежетом царапают деревянный пол. Скоро на этом месте в «нормальности» доски начнут гнить… или жучок какой подточит… ну или еще что случится. Из-под кровати появляется вторая рука, когти вонзаются в податливую древесину – вместо щепок медленно разлетается в стороны пепел. Руки напрягаются, вздуваются вены, по которым, кажется, текут чернила, и вот, приподнимая край покрывала, показывается голова, спутанные черные волосы метут по полу, закрывают лицо. Виден только один красный глаз, очень яркий на фоне общей серости. Подкроватный монстр, треща затекшими суставами, пытается распрямиться, разворачиваются узкие плечи (руки висят плетьми, все еще скоблят когтями доски), колени выгибаются сначала назад, а потом – вперед. Монстр возвышается над Леной, упирается в потолок затылком. Красный глаз смотрит прямо на Лену. Левая рука вытягивается вперед.
– Вкусня-а-ашка! – сипло тянет чудовище и трясет головой. Волосы смещаются, обнажая нижнюю половину лица, узкий подбородок, безгубый рот, выпирающие вперед острые, как иглы, рыбьи зубы – аж в три ряда.