Дорога домой (рассказ)

   Новый Сорпигал встретил привычной суетой, праздничными приготовлениями, лихорадочной уборкой улиц и радостным девичьим смехом: провинциальный рыбачий городок оживал только по большим дням. Сегодня ожидание Утренней Звезды совпало с визитом торгового каравана и ярмаркой, так что задеревеневший после затяжной зимы народец повылазил на улицы, радостно щурясь на обманчивое солнце.

   Сильва улыбалась. Для редких вылазок в город она прихорашивалась, как могла: надевала одно из лучших платьев, приводила в порядок лицо, руки и волосы. Патрик мог ею гордиться. Впрочем, он всегда гордился.

- Вам как обычно? – участливо поинтересовалась молочница, принимая из рук смотрительницы плотно закупоренный кувшин.

- Нет, – светясь от счастья, отвечала Сильва, доставая из корзинки второй. – Я жду мужа, госпожа Дора: наливайте полные. Оба.

   Обойдя булочника, мясника и местные лавочки с овощами, Сильва осталась довольна: Эрика не солгала, все торговцы сбросили цены из-за заезжих менял. Ах, ещё бы новое платье! Встречать Патрика в старье – как печально! Впрочем, хотя бы ленту для волос она могла себе позволить. Даже две – вторую пришить на пояс того наряда, что в горошек, и уже совсем другой вид!

- Снова мужа ждёт, представляете? – донёсся шёпоток за спиной.

- Это который год?

- Да уж седьмой…

   Сильва улыбалась. У старого лавочника она за хорошую цену сторговала две алые ленты – одну тонкую, для волос, вторую потолще, на пояс. Замечательные люди эти торговцы! Ещё ни один ни разу не накричал с тех пор, как Патрик уехал, даже когда она задерживала плату. А муж всё переживал, чтобы никто из местных не обидел в его отсутствие…

- Ух, красотка! Кто такая?

- Наша смотрительница, у маяка живёт. Да не заглядывайся: у неё того… с головой не всё в порядке. Вот с тех пор, как муж её в море пропал…

   На ярмарке было весело: играли музыканты, пели менестрели, зычно горланили зазывалы, сновали дети с сахарными чайками на палочках, танцевали до упаду взрослые и пили вино прямо на улицах. На очередного глашатая поначалу внимания не обратили; одна только Сильва, сидевшая на ступенях трактира с корзинкой, первой увидела капитана городской стражи, тщетно взывавшего к подвыпившей толпе. Внушительности добавил священник, молча прорезавший веселящиеся парочки – те рассыпались перед ним, будто кегли – так что в конце концов капитан добился всеобщего внимания.

- Довожу до вашего сведения, - как всегда, без приветствий, начал он, - что в нашей бухте разбился пиратский корабль. Нам удалось задержать нескольких выживших; все они отправлены в тюрьму. Если кто-либо из вас повстречает одного из этих мерзавцев, тотчас сообщайте мне или любому из наших воинов! Они крайне опасны, так что будьте осторожны, - напутствовал капитан, махнув рукой музыкантам.

   Священник глянул на празднества с неодобрением, но прерывать не стал: поздно. Половина из тех, кто сейчас веселился на ярмарке, сами прибегут наутро в храм, каяться в нарушении поста перед великим праздником.

   Сильва поднялась с лестницы, тепло распрощалась за наблюдавшими за танцами стариками, и медленно, накренившись из-за веса тяжёлой корзины, пошла прочь из города.

   Ночью не спалось. Проворочавшись в постели до утра, Сильва встала уставшая, но задерживаться в доме не стала: дел перед праздником невпроворот. Одевшись потеплее, она вышла в морозные сумерки, вдыхая прохладный морской воздух всей грудью. И замерла.

   Холодный туманный рассвет покрывал мокрого, трясущегося от пробирающего бриза человека, который был одет явно не по сезону: без сапог, в мокрых кожаных штанах. Он сидел на камнях у самой воды, выкручивая рваную безрукавку; справившись, мужчина напялил её на себя, невнятно ругнулся сквозь зубы и поднялся на дрожащих ногах. Не поднимая головы, он неверной походкой направился по обледеневшим камням наверх, от берега к широкой тропе, ведущей к маяку.

   Пока человек поднимался, Сильва куталась в шаль, не делая попыток скрыться в доме. Что-то в его движениях приковало её взор; приглядевшись, смотрительница заметила свежую рану на оголённой груди. Больше у него ничего примечательного не было: ни оружия, ни кошеля за поясом – да и пояса как такового тоже – и вообще ничего, что могло бы представлять собой хоть какую-нибудь ценность. На плече синела татуировка, глаз покрывала чёрная повязка, а выражение помятого, небритого, но ещё молодого лица выдавало крайнюю степень решимости. Человек собирался побороться за свою жизнь – и побороться ещё долго.

- Эй, - хрипло позвал он, впервые заметив тихую смотрительницу. – Эй, женщина.

   Больше он ничего не прибавил, обводя мутным взглядом единственного глаза окрестности маяка, но Сильва не ждала ни просьб, ни приказов.

- Заходи скорее, - сказала она. – Если тебя заметят с дороги, сдадут страже. В городе сказали, что нескольких пиратов они уже поймали. Провести такой праздник в тюрьме – просто грех, я считаю.

   При этих словах мужчина вздрогнул, оглянулся через плечо и, придерживая рану рукой, как мог торопливо поднялся по каменным ступеням к дому.