Лесной глуши неведомые тропы

— Шкуру вот… продать хотел.
— Шкуру, — эхом повторил за ним Ирах.
— А то.
— Шкуры я тут не вижу, только падаль.
— Сам ты падаль! — злобно крикнул чужак, снова дернувшись. — Я убил его своими руками! Еще солнце не село в ту пору, когда он почти перегрыз мне горло!
— Илва, отойди, — бросил мне Ирах, словно не слыша последних слов пришельца.
Я еще раз провела рукой по жесткой шерсти, безмолвно прощаясь со зверем, и послушно отступила назад.
— Шкуру-то сильно попортил? — заинтересованно посмотрел на добычу трактирщик.
— Целехонька, — буркнул здоровяк.
Ирах опустился на корточки рядом с мертвым зверем.
— Ладно. Сколько хочешь за него?
— Сколько дашь. Я не гордый.
— Тогда вот что. Сейчас ты выйдешь отсюда, да подальше, сам снимешь с него шкуру, а тушу закопаешь. И лишь после заходи за платой. И смотри без глупостей! Видишь сам, тебе тут не рады.
— Зато я помираю от счастья видеть ваши поганые рожи, — пробурчал чужак, продолжая вырываться и громыхать доспехами. — Да отцепитесь вы!
Ирах поднялся, кивнул односельчанам, и пленника нехотя отпустили.
— Где моя мать? — глухо прорычал тот, обращаясь к трактирщику. — Я был дома — там никого.
— Ее больше нет, — Ирах отвел глаза. — И дома у тебя тоже нет, Тур. Уяснил?
— Что?! — взревел чужак, которого назвали Туром. От его рева у меня мурашки побежали по коже, и я отступила еще на шаг назад.
Но Ирах не убоялся.
— А то. Не твой это дом больше. Заберешь деньги за шкуру и проваливай отсель.
Хакон смерил посрамленного соперника победным взглядом. Тот едва не исходил дымом от ярости, однако обвел налитыми кровью глазами харчевню и сдержался.
— Это мы еще посмотрим, — сказал он напоследок. Утер окровавленный рот латной перчаткой, взвалил на спину тушу волка и вышел вон.
Я услышала жалкий всхлип и не сразу поняла, что издала его сама.
— Не бойся, Илва, — Ирах положил ладонь на мое плечо, — мы тебя в обиду не дадим.
Мне было невдомек, о чем это он толкует. Ведь чужак, устроивший в харчевне драку, не сделал мне ничего худого, даже не глянул в мою сторону. Но я благоразумно кивнула и покосилась на свое добро, все еще разложенное на прилавке.
— Ах да, — перехватив мой взгляд, засуетился Ирах. — Руна! Принеси-ка молоко, голубушка.
Руна смерила меня убийственным взглядом и скрылась за дверью кухни. Ирах пошарил в кармане засаленного передника и не глядя отсыпал мне целую горсть медяков. Мои брови взметнулись вверх: не надо было пересчитывать, чтобы понять, что здесь гораздо больше, чем стоил принесенный мною скарб. Но спорить не стала: какой же глупец примется сетовать на то, что ему переплатили?
— Да благословят вас милосердные духи.
Ирах едва ли обратил на меня внимание: он уже приветливо улыбался солдату из охраны нашего лорда, спускавшемуся по лестнице со второго этажа. Там, наверху, у Ираха сдавались комнаты постояльцам трактира. И не только приезжим, но и своим — если те хотят чуток поразвлечься с продажной женщиной. После того, как пышнотелая и немолодая уже Финни минувшей весной была найдена в собственной постели задушенной особо ретивым любовником, продажная женщина в нашей деревне осталась всего одна: молодая хохотушка Мира. Девчонка всегда была мне по душе: осиротев в раннем детстве, она не утратила озорного, веселого нрава, скучать рядом с нею точно не приходилось.
Легка на помине, Мира спускалась теперь в харчевню вслед за любовником. Завидев меня, она просияла.
— Хвала духам, ты здесь. Принесла? — шепнула она мне на ухо, приобняв за талию.
Я кивнула.
— Тогда идем ко мне, — она схватила меня за руку и потащила обратно к лестнице.
Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.
В ее комнатушке царил сущий бедлам — впрочем, Мира никогда не отличалась аккуратностью и любовью к порядку — и все еще витал тошнотворный запах немытых разгоряченных тел и недавнего соития. Я с трудом удержалась от того, чтобы не поморщиться, лишь незаметно потерла нос.
— Ну давай же! — Мира нетерпеливо дернула меня за рукав.
Я пошарила в кармане передника и достала пучок сушеной травы.
— Ты помнишь, что заваривать надо всегда свежее и не пить то, что простояло дольше дня?
— Да помню я, помню, — отмахнулась она, выхватывая у меня зелье.
— Трижды в день…
— Ой, Илва, ну что ты такая скучная?
— Я уже за сегодня так набегалась — с ног валюсь. А ты отчего такая веселая?
Мира рассмеялась:
— Так мы же с тобой по-разному живем. Ты — днем, а я — ночью. Я-то уже выспалась. Корин был моим первым за сегодня. А его никогда надолго не хватает, так что мне не пришлось слишком усердствовать.
Она хитро подмигнула, а я ощутила жар на щеках и отвела глаза. С Мирой мы знались уже давно, но я никак не могла привыкнуть к распутству ее речей, хотя распутство ее нрава меня уже давно не задевало. Тем чудней, что она стала моей единственной подругой.