Лесной глуши неведомые тропы

Просить Ланвэ поставить одну для меня? Да он со смеху лопнет: никогда сироте не расплатиться за такую работу.
Хоть в подельницы к Мире подавайся.
Вокруг сердца от тревоги словно сжималось железное кольцо, я искала выход и не находила его. Но прошел час, за ним и другой. Репки давным-давно сварились, парочка из них наполнила сытостью мой желудок, и меня стало клонить в сон.
Никто так и не явился.
Утомившийся сонный рассудок решил, что нежданный хозяин дома уже не покажется. Что, может быть, его уже вытолкали взашей из деревни, приправив проводы тумаками, да так, что он позабыл о своих вещах.
Прямо в тяжелом суконном платье, подобрав под себя ноги в теплых шерстяных чулках, я накрылась одеялом и уснула мертвым сном.

***

Жуткий грохот заставил меня подскочить на постели с бешено бьющимся сердцем.
— Дерьмо Создателя! — сотряс темноту рокочущий мужской голос. — Понаставили тут…
Меня будто ветром сдуло с лежанки. Трясущимися от ужаса руками нащупала заслонку печи — внутри еще теплились угли, — впопыхах зажгла лучину и, не бросая заслонку, а держа ее перед собой вроде щита, развернулась лицом к неприятелю.
— Чего вытаращилась?! — заорало чудище, растянувшееся грудой железа на полу и безуспешно пытавшееся подняться. — Помоги встать, глупая баба!
«Да он пьян», — мелькнуло понимание. Ну конечно! Вот почему его не было так долго! Небось, волка-то освежевал и закопал, как велел трактирщик, плату свою получил, да тут же, в харчевне, ее и спустил на то, чтобы упиться дрянным местным пойлом!
— Уходи, — писклявый от страха голос казался чужим, — тебе тут не место.
— Поговори еще, дура! — язык захватчика заплетался, он все еще силился встать, но его качало из стороны в сторону от хмеля и тяжести доспехов. — Здесь мне самое место, это мой дом!
После долгих натужных усилий ему все-таки удалось подняться и сесть на полу, прислонившись спиной к пустой лежанке, на которой прежде спала Ульва.
«Его мать», — поправила я себя, и сердце вновь болезненно сжалось.
Тур икнул и попытался убрать волосы со лба. У него не получилось. Громко выругавшись, он с трудом стащил обе латные перчатки. Непослушными пальцами потянулся к застежкам доспехов, снова выругался и бессильно уронил руки на пол.
Я не выдержала. Вздохнув, отложила в сторону заслонку, приладила лучину в светец и подошла к нарушителю моего покоя. Он злобно зыркнул на меня темными глазами с пляшущими в них искрами — отражением лучины, — но ничего не сказал, лишь в глубине его груди все еще клокотало приглушенное рычание. Меня обдало хмельным зловонием — духи милосердные, сколько же он выдул этого пойла? — но я пересилила отвращение и попыталась расстегнуть застежки брони на широких плечах.
Это оказалось непросто — снимать с мужчины доспехи. Однако я справилась, и в конце концов он остался лишь в рваном кожаном подлатнике поверх несвежей рубахи да в штопаных кожаных штанах, заправленных в высокие изрядно поношенные сапоги. Запах хмеля теперь смешался с крепким запахом пота — мужского и лошадиного. Превозмогая дурноту, я помогла ему подняться и сесть на лежанку матери.
— Ты кто? — он таращился на меня, словно видел впервые в жизни.
Будто не я только что помогала ему избавиться от груды железа.
— Илва.
— Илва, — повторил он и снова икнул. — Почему ты в моем доме?
— Теперь это мой дом, — возразила я и на всякий случай отступила назад.
— Врешь, бабья твоя душа! — рявкнул Тур и саданул по лежанке кулачищем. — Это мой дом! И всегда был мой! Где моя мать? Говори!
— Умерла.
Мгновение он сидел, потрясенный, а потом уронил лохматую голову на руки и затрясся в рыданиях. Духи лесные, ведь он уже спрашивал об этом Ираха, неужто спьяну все забыл?
— Прошу тебя, — тихо повторила я, дождавшись, пока его рыдания превратятся в редкие всхлипы, — уходи отсюда.
— Убирайся вон! — заорал он, вновь поднимая перекошенное от злости мокрое лицо и глядя на меня дикими глазами. — Вон, воровка!
В страхе я отпрянула к изножью своей лежанки, но изба Ульвы была не столь уж просторной — между нами все еще оставалось совсем небольшое расстояние. Тур вовсе обезумел: стащив с ноги грязный сапог, запустил им в меня. Я увернулась, сапог ударился о стену, где сушились травы, и плюхнулся прямо в бочку с водой, обрызгав мне платье.
— Тряси твою душу! — пьяный Тур не унимался и, громко рыча, уже стаскивал с себя второй сапог. — Проваливай из моего дома, ведьма!
Я не стала дожидаться грядущей расправы, метнулась к выходу, подхватила висящую у порога овчинку вместе с платком, сунула ноги в валенки и юркнула во двор.
Второй сапог ударился в уже затворенную дверь.
Всхлипнув, я растерянно оглядела двор. В крытом стойле, где раньше у нас жила корова, бил хвостом стреноженный конь. Завидев меня, он злобно фыркнул — да уж, зверюга под стать хозяину… Чтобы не видеть ни единого напоминания о своей горькой участи, я подняла лицо вверх.