КОГДА ТАЮТ ЛЬДЫ: ПУТЬ ВЕЛЕНЫ. Часть 1 (эпическое фэнтези, романтическое фэнтези)

- Но как? – почти воскликнула колдунья, безрезультатно дёрнувшись из крепких старческих рук. – Ведь жало в плоть должно… касаться личного! Тела, разума, здоровья…
   Голубые глаза померкли, подёрнулись мутной пеленой – словно отец Кристофер ковырнул старую рану.
- В случае Мартина сработал закон зеркала: жало обратилось против тех, на кого он держал обиду. Из большой семьи кто умер, кто лишился ума… Мартин сразу понял, что и почему произошло: он питал не слишком приятные чувства к оставленной семье, и жало нашло эту слабину. Его можно понять по-человечески: пьяницы, дебоширы, невежды, среди которых такому мощному разуму, как у Мартина, было душно. Но по духовным законам оправданий внутренним злым умыслам нет. Стать причиной их гибели… одним росчерком оборвать сразу четыре судьбы – а также тех, кто от них зависел…
- Поэтому Мартин не берёт шестого круга, - внезапно догадалась Велена, и губы невольно дрогнули: будто насквозь пронзило чужой болью и раскаянием. – Боится…
- Что пострадает кто-то ещё, - грустно кивнул отец Кристофер. – Хотя как раз перед твоим появлением он говорил, что готов рискнуть. У него, кроме Рема, никого не осталось, а Кристару нужен очень сильный маг. Мартин готовился отдать всего себя, до остатка, ради защиты города. До тебя.
- Но нас теперь двое, - неуверенно возразила Велена. – Он может не так сильно беспокоиться. Я…
   Колдунья осеклась: пронзительные голубые глаза заглянули, казалось, в самую душу, а по морщинистому лицу духовника пробежала быстрая усмешка.
- А ты решила, дочка? Ты остаёшься? Время ещё есть: обратись к иммуну, и он что-то придумает, добьётся твоего перевода подальше отсюда. Разве есть смысл вкладывать силы в ненавистный северный город и грубых варваров? Они не изменятся, нет. И снега не станет меньше. Всё будет здесь так же отвратительно, постыло, непонятно, пока… не изменишься ты сама. Впрочем, даже в этом случае… Мартин не возьмёт шестого круга.
- Почему? – почти беспомощно спросила сикирийка.
   Духовник стиснул тонкие, безвольные запястья колдуньи в своих руках, нагнулся, чтобы лучше видеть блеклое после пережитых потрясений, бесцветное молодое лицо.
- Потому что появилась ты, - очень спокойно повторил он. – И ты очень сильно напоминаешь ту, кого он когда-то потерял. Стать возможной причиной ещё и твоей гибели… думаю, сама понимаешь, что наш Мартин на это не пойдёт.
   В груди похолодело. Велена дёрнулась – тщетно – вскинула вспыхнувшее лицо на духовника. В голове забились сумасшедшими птицами нестройные мысли, выпрыгнули из горла надрывным криком:
- Пусти! Я хочу к нему! Сказать! Мартин… должен знать! Я не… не хочу… жить – не хочу! Пусть… его мечта… Это его мечта! Он станет сильным, станет… лучшим, он… а я… мне ничего не нужно, ничего… Больше – ничего… Отпусти! Хватит! Отпусти… меня…
   И обмякла в крепких руках сломанной куклой, слушая, как заходится в рыданиях собственное, внезапно такое чужое, тело, чувствуя тёплые ладони, поддерживающие её под локти, чтобы ослабевшие ноги не подкосились, не уронили хозяйку на пол, не видя за белёсой пеленой хлынувших слёз ничего, кроме бесформенных оранжевых пятен на месте свеч и алтаря. И голос, шуршащий, будто листва, и спокойный, как северное море, произнёс:
- Глубокое раскаяние очищает самые страшные деяния… Великий Дух заповедал: «и даже если будут ваши грехи багряны, как кровь, убелю их, как снег». Дочь моя Велена! Недаром Великий Дух направил тебя именно сюда – нужно очень, очень много снега, чтобы убелить твоё сердце.


   «Я не хотела тебе писать. Это так глупо – обращаться к тому, кто ушёл навсегда. Ты сам говорил, что незачем скорбеть о мёртвых: ведь ничего не изменишь, и утраченного не вернёшь. Я промолчала, и ты подумал, будто я соглашаюсь. Брат мой, как часто ты заблуждался! Как редко я утруждала себя объяснениями! Не писать тебе нет смысла – ты не слышал тогда, не услышишь и сейчас. А я поговорю с тобой ещё один раз, попробую, хотя теперь уже и бесконечно поздно, достучаться до того Райко, которого помню. Любовь моя, ведь ты не прочтёшь это письмо так же, как не читал и все предыдущие. Я могу позволить себе откровенность.
Помнишь, как ты испугался, когда я убила первую жертву? Как сторонился, как избегал смотреть в глаза? Как не то с восторгом, не то с ужасом смотрел в мою сторону, когда думал, что я не вижу? А когда пытался, стыдясь, скрыть от меня дрожащие руки? Так и не сумел, хотя и по-честному старался, поднять мертвеца. Я стала свидетельницей твоего страха… и того, как ты преодолел его. Я наблюдала, как ты с каждым шагом расправлял плечи, бездумно погружаясь во тьму. Как постепенно, по капле, вытравливал из себя всё доброе и неиспорченное. А как ты был горд, когда нас приняли в Братство! Позабыл страх, стыд, позор… Райко, брат мой, ты и не заметил, как изменился. А я, хотя и шла в ногу с тобой, наблюдала каждую новую черту в твоём искажённом лице.
Это жестоко, но я спрошу. Скажи, ты доволен наградой?..
   К мерзости привыкаешь. Не сразу, не всегда, не всё пропускаешь через панцирь духовной брони – но смиряешься, если неизбежно; принимаешь, когда не можешь изменить. Страдаешь, кривишься и пьешь гнилую воду глоток за глотком…