ВЕДЕНЕЯ. РАЗВЛЕЧЕНИЕ ДЛЯ МАГОВ. ЧАСТЬ 1

Веденея, прежде чем ответить, как-то пугливо оглянулась. Тихо проговорила:
— Не знаю… может, в какой-нибудь трактир подавальщицей возьмут? Или полы мести. Главное, чтобы приютили. Квартиру мне снять не на что. И в гувернантки никто не возьмет. Даже в прислуги, без рекомендаций…
— Эх-ма, — вздохнула Луша. — Да какая из тебя прислуга, барышня? Или подавальщица? Вона, руки что прутики. И глазки больно ясные. Сама как горлица, только курлыкаешь… тебя кто хошь топчи! Такую первый же трактирщик испоганит. И под бесов всяких подкладывать начнет. Будешь днем пахать, ночью ублажать. А хозяин, поганец, ещё и хвастаться начнет — дескать, магову дочку мну! Ты лучше вот что, барышня…
Луша вдруг оглянулась, совсем как Веденея перед этим. Затем подалась к садовой решетке. Пробормотала чуть слышно:
— Хочешь отомстить поганцу? Тому, кто тебя сгубил-обездолил?
Месть, отупело подумала Веденея. Плеснуть на Георгия кислотой, как в дамских романах? Или кинуться на него с ножом? Наслать проклятье, заплатив жизнью? Но сил для этого уже нет. Он все забрал…
— Да не так, как у маговых дочек водится, — тут же предупредила Луша. — Я тебе путь подскажу. А там, глядишь, и приют дадут. Но плату попросят немалую. Только ты, если по миру пойдешь, того же самого хлебнешь. А может, и похуже чего. Так хочешь или нет?
Все лучше, чем наложить на себя руки, мелькнуло у Веденеи. Или скатиться на дно. Месть, по крайней мере, звучит благородно. Даже если самой придется умереть…
Она кивнула, потом выдавила:
— Да. Хочу, Луша.
— Вот и хорошо, — довольно уронила Луша.
Затем отловила что-то в кармане юбки и просунула руку меж прутьев решетки. На крепкой ладони блеснули два гривенника.
— Да ты что, Луша… — Веденея смутилась. — Ты же на приданое копишь!
— От такой малости не обеднею, — горделиво похвасталась Луша. И понизила голос до шепота: — А теперь, барышня, каждое слово мое запоминай. Пойдешь сейчас на рынок. Спросишь там мужиков из Темноречья. К вечеру, распродав товар, кто-нибудь завсегда в Темноречье вертается. Найденному мужику скажи, что тебя послала Лушка Окунева. Мол, идешь с поклоном к сродственнику её, Звеняшу Окуневу. Мужик тебя и отвезет. А уж дядька Звеняш поведет в храм Мары-Лады. Только ты, барышня, как войдешь во двор дядьки, поклонись ему в ноженьки. Не чинись. Звеняш тебя после такого в храм сразу переправит. Любит, когда к нему с уважением…
— Мары-Лады? — спросила Веденея.
Вроде этого имени в списке разрешенных малых богов нет, припомнила она. И в списке запрещенных тоже…
Луша кивнула.
— Её. Остальное тебе в храме расскажут. Там и приютят. Ну, беги, барышня! А то вечер близко, мужики скоро с рынка поедут. Только гривенники сперва возьми. Хоть пирожок себе купишь… да шляпку, шляпку надень!
Веденея торопливо нацепила шляпку — серую, с аметистовой брошкой, лучшую из всех, что у неё были. Приняла от Луши гривенники, сгорая от стыда. И сдавленно пообещала:
— Я верну.
— А то как же, — убежденно сказала Луша. — Ещё свидимся, барышня! Может, ты когда-нито ещё в услуженье меня возьмешь? Да кланяйся дядьке Звеняшу от меня! И никому, кроме него, про Мару-Ладу не болтай. Не любит она этого, темнореченская хозяюшка!
— Спасибо, Луша, — проговорила Веденея.
В уме у неё смущенно мелькнуло — одного слова для благодарности мало. Луша утащила из дома шляпку с накидкой, рискуя увольнением, поделилась монетками, подсказала, куда идти…
И Веденея, торопливо отступив от высокой крапивы, поклонилась. Корсет скрипнул, поклон вышел неловким, каким-то деревянным. Того размашистого поясного поклона, который Луша отвешивала её отцу, дольничему Арвинову, не получилось…
Луша, уже отступая от решетки, жарко зарумянилась.

ГЛАВА 2

Терраса храма Мары-Лады словно плыла по воде. Мелкие волны с чмоканьем облизывали сваи, расписанные полосками тины. Над прибрежным лесом вставало солнце, лучи его золотили клочья тумана, плывшие над гладью Темнореченского озера…
За единственным столиком в центре террасы сидела женщина. Перед ней на столешнице стояла доска с расставленными шашками, черными и белыми. А ещё там лежал лист чтец-газеты, придавленный с одного края чашкой кофе — чтобы ветер не унес лист в озеро.
Женщина читала. Нога была закинута на ногу, ладони небрежно сцеплены поверх колена.
«Государь Дмитрий Васильевич объявляет о своей помолвке с госпожой Одарией Кошкинской, дочерью дольничего Кошкинского»…
Одна из черных шашек на доске вдруг подпрыгнула — и опустилась на другую клетку. Потом над плечом женщины шелестнуло:
— Там опять собираются наступить на свои любимые грабли. Эту помолвку разыграли, как партию в шашки…
— Скорее, в шахматы, — возразила женщина. — С королем, ладьей и почти королевой. Жаль, ты не играешь в шахматы. Могла бы показать мне ходы Кошкинских.
Следом женщина расцепила ладони и подхватила чашку с кофе, оставив блюдце на газете.
Над её плечом вздохнули с притворной печалью.
— Я не могу. Чтобы различать форму фигур в вашем мире, мне нужно затратить слишком много сил. Шашки проще. Точки на клетчатом поле, черные и белые… ты что-то хотела сказать?