Невеста берсерка-2. Сватовство берсерка

Красава после недолгой заминки так и сделала. Проследила, как рабыня стягивает концы лоскута, и сразу выхватила узел у неё из рук. Следом развернулась к белоголовому. Свободную руку в бок уперла, собираясь спросить, где ярл Харальд. Почему самолично не одаривает, а прислужника подсылает…
Но старик вдруг схватил Красаву за руку, подпиравшую бок. И потащил вон, не дав даже слова сказать. Сначала во двор, а потом к рабскому дому.
Ноги у Красавы не шли. Но старик тащил волоком, насильно. Руку ей зажал узловатыми пальцами — и стиснул, как клещами, до боли.
А когда Красава разок уперлась, старик зло рявкнул. Затем оглянулся через плечо, оскалив желтые зубы, крепкие и ровные, несмотря на возраст.
Такой убьет, не поморщится, испуганно решила Красава.
И, прижав к груди узелок с золотом, пошла уже покорно, то и дело переходя на трусцу.
В уме только одна мысль билась — не понравилась ярлу… не понравилась?! Или Забавка, гадина, опять дорогу перешла? Или кто другой из здешних баб?
Да ведь все они рядом с ней уродины!
Старик уже молча завел Красаву в рабский дом. Втолкнул её в одну из малых горниц, устроенных на задах, и ушел, каркнув что-то напоследок.
Красава в полутьме добралась до кровати. Опустилась на неё, оцепенело прижав к груди узелок с золотом. И сидела так, не шевелясь — пока не явился молодой чужанин, несший сундук с отрезами, пожалованными ярлом.
Тут уж Красава поднялась. Проворно пересчитала золотые украшения в узелке и спрятала его на дно сундука. Затем вышла, ступая быстро, упруго.
Время шло к обеду, так что дура Забавка должна быть на ногах. Или в рабском доме сидит с иглой, или бегает по поместью. Только и делов-то — найти да поговорить.
Но если Забавка-подлюка не сыщется, значит, уже сидит в опочивальне у ярла Харальда. Уже поджидает его там. А может, и милуется с ним, тварь этакая…
Однако в рабском доме Забавки не оказалось. Даже щенок её нигде не тявкал!
Черные мысли навалились, сводя с ума. Красава ринулась к главному дому. А там влетела в ярлову опочивальню.
Внутри какая-то рабыня застилала кровать свежими покрывалами. Влажно поблескивали каменные плиты пола. Тянуло запахом цветущих трав, щелоком, мокрой шерстью…
Словно покой мыли, да с пристрастием.
И Красава, сразу обессилев, медленно вышла с хозяйской половины. Пошла бродить по поместью, ещё надеясь наткнуться на гадину Забавку.
Чуть погодя за ней увязался какой-то чужанин. Совсем молоденький, но уже вытянувшийся в длину, долговязый. У бедра его висел короткий меч в обшарпанных деревянных ножнах, на тощих предплечьях, оголенных по обычаю чужан, красовался лишь один железный браслет — на правой руке.
Похоже, рабыня из опочивальни наговорила что-то белоголовому. А тот приставил охрану…
И сколько Красава не ходила по поместью, тощий чужанин таскался следом. В десятке шагов, ближе не подходил.
К вечеру она, не выдержав, снова ворвалась на хозяйскую половину. Сразу кинулась к опочивальне ярла.
За спиной у неё гремели частые шаги. Но Красава все-таки успела — и дверь в покой ярла распахнула прежде, чем молодой парнишка её настиг.
Внутри никого не оказалось. Даже светильники не горели.
Чужанин, грубо ухватив её поперек тела, потащил на двор.

***

Шторм стих только под утро. Когда Харальд проснулся, снаружи было тихо. Он, не открывая глаз, потянулся, двинув одной рукой. Прислушался.
Под боком едва слышно сопела Добава. Уткнулась головой в его плечо и пригрелась, закутавшись в покрывала.
А снаружи кто-то медленно печатал шаги по галечнику. Раз, другой, третий…
Харальд встал, пытаясь припомнить, куда он швырнул одежду с кинжалом, раздеваясь. Угли костра давно прогорели и потухли, в пещере было темно.
Только впереди на темноту накладывался сероватый лоскут — небо, затянутое тучами, успело посветлеть перед зарей.
Там, на берегу, кто-то подбросил камешек, звонко цокнувший по галечнику.
И Харальд, плюнув на все, двинулся к выходу из пещеры без одежды и без оружия. На ходу ощущая, как внутри что-то начинает звенеть и губы растягиваются в нехорошем оскале. Как наполняется тело ощущением злого, ярого веселья, туманящего голову предвкушением крови. Как оживает в нем берсерк…
Давно он не был в битве. Слишком давно. А оружие можно забрать и у врага, это не беда.
На берег Харальд вышел неслышным шагом. Обогнул лодку, замер на полоске галечника. Раздул ноздри, принюхиваясь к запахам, висевшим в неподвижном воздухе. Пахло солью, водорослями, морем…
И подгнившей человеческой плотью.
Харальд повернул голову в ту сторону, откуда наплывал сладковатый душок человечьей гнили.
В полумраке у одного из валунов затаился человек. Харальд разглядел мощную, слишком мощную шею, идущую покатым уклоном от висков к развороту плеч. Различил выступавшую далеко вперед нижнюю челюсть…
У поджидавшего, как и у него самого, не было ни одежды, ни оружия.
— Берсерк, — негромко, скрипуче сказал гость. — Из тебя получился хороший берсерк.
Харальд молча подошел поближе. Ответил, с шипеньем выдавив сквозь зубы имя, которое не больно-то и любил: