Гордость и предубеждения (темное / романтическое фэнтези)

Натан спал; рана его на бедре затянулась бесследно – ни шрама, ни царапины – повязки на груди и животе перестали окрашиваться розовым.

- Исцелил! Ты исцелил его! – взвизгнув, всплеснула руками Ирида. – Ты… ты…

- Я уйду на рассвете, - пообещал заезжий лекарь. – И… ты прости меня, я к вам больше не вернусь. Понадобится чего – обращайтесь. Но… я не одобряю… вашего союза. И… и тебя – тоже. Прости.

Вампирша закусила губу, коротко кивнула. Затем уселась подле спящего мужа и не проронила ни слова до самого утра.

Эрик молчал тоже; с рассветом, когда смолкли последние звуки пугающей ночи, так же, не произнося ни звука, поклонился хозяйке и покинул их дом.

Натан очнулся ближе к обеду; измученная, не смыкавшая глаз Ирида, выпившая весь запас крови, но уже едва державшаяся на ногах от усталости, поведала ему и о лекаре, и о его дивном даре, и о том, что он сказал на прощание.

Бывший охотник на нечисть лишь усмехнулся. Теперь он понимал причину, по которой молодой, умный, образованный и на редкость способный столичный доктор приехал в глушь у самого Предела, из которого в мир лезла всяческая нечисть. Здесь его не сразу найдут. Но найдут, как понимал Натан, обязательно – гонения на колдунов, ведьм и знахарей по-прежнему не прекращались. Должно быть, неопытный и потому жалостливый до чужой беды Эрик попросту исцелил в своё время не того человека – кого-то, кто счёл своим долгом тотчас донести на целителя-колдуна власть имущим, отплатив молодому лекарю за его труд с лихвой. Об этом говорило и то, что, несмотря на богатую одежду, в деревню у Предела Эрик приехал без вещей и практически без денег. Натан бы пожалел его, если бы сам не прошёл тот же путь. И если бы новый сосед не имел таких предубеждений против их с Иридой союза.

Честным браком их отношения назвать было, конечно, нельзя – они с вампиршей по понятным причинам так и не обвенчались перед ликом Единого, – полноценной семьёй – тоже. Ирида не могла иметь детей, да и если бы могла, вряд ли бы решилась, опасаясь передать ребёнку свой отвратительный недуг.

Натан понимал соседа – бывший охотник на нечисть и сам не питал любви к прочей нечисти – но простить ему его предубеждений не мог. Лекарь отказался якшаться с ними – не велика потеря. Жили вдвоём, проживут и дальше. Меньше хлопот со смазливым соседом, на которого так заинтересованно поглядывала Ирида.

Сам Натан на Эрика не обижался: у всех свои тараканы, никто не без греха. Ему самому, например, совсем не нравился новый сосед; соседу не понравилась его жена; а малышке Ириде… ну, она, например, недолюбливала оборотней.

Впрочем, надеждам на прежнюю спокойную жизнь сбыться не довелось.

Лекарь худо-бедно обустроился на новом месте даже без его помощи: криво-косо отстроил забор, вставил окна, установил крепкие ставни, занялся крышей. Не раз и не два приходили к нему из деревни мужики – помогать со стройкой – и Натан сообразил, что новый жилец посельчанам пришёлся по вкусу. В переносном смысле, конечно же.

Очевидно, Эрик всё же не сумел скрыть свой дар от людей. Натан видел, как быстро приняли лекаря в деревне – кланялись едва ли не в пояс при встрече, подносили маленькие и не очень узелки, отзывали в сторону, жарко шептались – не иначе, приглашали какую болячку излечить – шушукались друг с дружкой, передавая новости про последнее виденное «чудо», сотворённое его воистину золотыми руками.

К чести лекаря, подобные знаки внимания его не трогали. Натану даже казалось, что соседу они доставляют хлопот больше, чем беснующаяся по ночам нечисть. Эрик был неизменно вежлив, внимателен; справлялся о здоровье излеченных им людей, не ленился заходить к идущим на поправку; однако доброй славой своей не обманывался: уже раз ею обжёгся. В столице-то его поначалу тоже небось на руках носили, слухи шёпотом передавали да улыбались при встрече. А потом с тою же улыбкой страже предали. Как Эрику удалось избежать пыток и костра, Натан не знал, но зато прекрасно понимал скованность соседа, его замкнутость да нелюдимость.

А вот чего не понимал, так это того, зачем вдруг молодой лекарь стал в лесу задерживаться да чахнуть всё больше день ото дня. Деревенские о частых походах Эрика «по лечебные травы» знали мало: надо – так надо. Натан оказался единственным, кто подметил перемену в Эрике, но предпочёл оставить всё, как есть: его, что ли, проблема? Бывший охотник на нечисть даже начал нарочно избегать и без того малообщительного соседа, хотя и видел, что тот не прочь вновь наладить контакт. Может, сожалел о сказанном в запале, может, и впрямь одиноко ему среди деревенских приходилось, а может, и ещё чего – вот только стал лекарь беспокойным, дёрганым, подавленным. Натан помогать ему не спешил, ответил гордостью на гордость. Пусть хоть сгноит себя на старой ферме – ему-то что?

Время для откровений Эрик выбрал, с присущим ему везением, самое неподходящее.

Натан закрылся на ночь рано: зима выдалась морозная да неприветливая, как и всегда в этих краях. Пасмурная погода стояла уж вторую седмицу, к вечеру посыпал первый пушистый снежок, и охотник решил скоротать остаток вечера в объятиях родной жены.